раздавленной зернистой икрой...»[70]
Приведенный отрывок наглядно показывает, насколько автор этой книги далек от непосредственной работы исследователя-текстолога: ни одного вопроса к тексту, его содержанию, обработке мы не встречаем. Не поставлена проблема исторической достоверности вносимых Шолоховым исправлений. Спрашивается, на основании каких сведений, источников он взялся исправлять и дополнять свидетельства одного из главных действующих лиц исторической драмы на Дону? Один лишь этот вопрос вполне достоин специального исследования. Впрочем, в том и только в том, случае, если исследователя интересует поиск и обнаружение истины. А этого-то и не находим мы в книге, посвященной творческой биографии «Тихого Дона». Фактически В.В.Гура взял на себя задачу лишь «благоприятного» комментирования шолоховского текста, не поднимая и не рассматривая ни одной проблемы по существу.
О комичности ситуации осенью 1918 года на Дону, да и во всей России никаких оснований говорить нет. Развал и разгром родины, кровь и слезы тысяч и тысяч русских людей, надвигающиеся новые страдания и жертвы — что может быть во всем этом комичного?
Один из выдающихся русских писателей, современник этих событий Михаил Афанасьевич Булгаков для того же самого «комического» времени нашел в начале 20-й главы «Белой гвардии» иные слова:
«Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, но 1919 был его страшней».
Отношение Шолохова в этом эпизоде к освободительной борьбе казачества, да и остальной России, борьбе смертельной и кровавой, его равнодушие к ней рождает сомнения в его авторстве. Читая страницы, выдающиеся по силе эмоционального воздействия, по глубине переживания автора за своих героев, за их судьбы, за судьбу всей родной для него земли, просто по-человечески невозможно представить, чтобы эти страницы и «комические» вставки были написаны одной рукой.
Что же касается ученых, выполняющих определенный социальный заказ и в той или иной мере лакирующих и подновляющих фасад «советской литературы», то представляется бесцельным вести диалог и обсуждение с ними проблемы по существу. Слишком отличаются наши представления о том, что есть истина на Земле и каковы могут быть к ней пути. Для тех, кому гражданская война не «комический эпизод», а трагическая эпоха в жизни нашего народа, поиск истины важнее бесплодных попыток с помощью подтасовок и замалчиваний, извращения логики и нарушения здравого смысла подменить исследовательскую работу пустыми словесными упражнениями.
Два авторских начала в «Тихом Доне»
Выявление заимствований в романе, сравнение исходных и конечных текстов дает в руки исследователей уникальную информацию о знании Шолоховым истории и географии Донского края, о творческом методе писателя в условиях, когда иных надежных сведений о его работе над «Тихим Доном» крайне мало. Анализ сделанных им вставок позволил выделить множество изменений, которые Шолохов, сознательно или нет, внес в эти тексты.
Именно во «вставных» главах сосредоточено большинство грубых фактологических и хронологических ошибок. Ошибки эти помогают определить уровень представлений автора «вставных» фрагментов. Уровень этот невысок. Именно здесь мы встретили Шолохова — автора «Донских рассказов» с его равнодушием к освободительной борьбе казачества, с политической тенденциозностью, грубостью языка.
Особое внимание привлекли ошибки в датировке некоторых событий в пятой и седьмой частях романа. Трижды соединение заимствований с основным текстом приводит к грубым анахронизмам: когда то или иное событие в тексте датируется по-разному в зависимости от того, к какому слою относится.
Путаница в хронологии усугубляется при обращении к композиции «Тихого Дона». Включение заимствованных фрагментов в текст зачастую делается столь неумело, что в результате возникают нарушения в последовательности описания событий, нарушения принципов композиции, неукоснительно соблюдавшихся в первых частях романа, где заимствований не было. Либо читатель сталкивается со случаями анахронизмов, логических и иных несоответствий. При этом попытки Шолохова в поздних изданиях скрыть или замаскировать указанные несоответствия заменой дат или переводом их на другой стиль внесли дополнительную путаницу.
Все это вместе взятое — как сами нарушения, так и попытки их последующего исправления — с большой долей вероятности свидетельствуют о плохом понимании Шолоховым скрытых, внутренних смысловых и логических взаимосвязей романа при внедрении в него заимствованных фрагментов. Проделанный нами системный анализ этих ошибок позволяет предположить, что в создании «Тихого Дона» участвовало по крайней мере два человека. При этом их роли были неравнозначны. Роль одного из них, составителя, могла быть лишь чисто внешней, механической — ролью компилятора и редактора, но никак не создателя, не автора неповторимого художественного мира эпопеи.
Для хронологии основного текста характерна внутренняя, относительная датировка событий с использованием православного календаря:
«на третий день», «через неделю», «на рождество», «после покрова», «в страстную субботу».
Даты даны по старому стилю и составляют единый, исторически достоверный, хронологический ряд, когда события развиваются поступательно, не совершая скачков во времени при переходе от одного персонажа к другому, создавая цельную картину жизни как отдельных судеб, так и всего казачьего мира в целом.
Хронология «вставных» глав принципиально иная. Датировка «вставных» фрагментов целиком и без изменений взята из источников заимствований и дана по тому стилю, который имеется в источниках. При этом Шолохов нигде специально не делает каких-либо оговорок или пояснений насчет старого или нового стиля. Механически переписывая «вставки» из мемуарных источников, Шолохов не замечает подчас, что в основном тексте это событие уже присутствует и датировано иначе. Введение в роман «вставных» фрагментов сопровождается многочисленными разрывами и скачками во времени. Они нарушают — особенно отчетливо это видно в пятой части романа — единую композицию, разрывая единое повествование на отдельные фрагменты, плохо скоординированные друг с другом.
Казачьи главы «Тихого Дона» написаны талантливо: не прерываясь и не разрывая единой системы образов, тянется художественная нить романа, захватывая читателя с первых строк повествования. Благодаря силе эмоционального воздействия и наполненности содержанием глава подчас становится самостоятельной повестью. Отдельный ее эпизод — законченным рассказом. Логическая завершенность этих элементов романа, которые могут вполне существовать как самостоятельные произведения, сила создаваемых образов основываются на глубоких наблюдениях автора, хорошо знающего жизнь и людей. А возникающая в повествовании из судеб героев различных поколений и социальных групп единая картина жизни свидетельствует о том, что автор давно определил свое место в ней. И его мудрое и твердое отношение к людям, личный внутренний духовный опыт осмысления происходящего сплавливают в неразрывное целое отдельные эпизоды и главы, создавая неповторимую картину самой эпохи.
Все это не имеет ничего общего с представлениями и знаниями начинающего литератора, пробующего свои силы на литературном поприще, причем неудачно и неумело, что проявилось хотя бы в его неспособности совместить разнородные части текста без многочисленных ошибок и несообразностей.
