раз снимал Мицуру, сомнительно, чтобы он не имел к ней никакого отношения.
– С чего ты взяла, что снимал он?
Уголки глаз невестки задрожали. Плотно сжатые тонкие губы приоткрылись кривым овалом:
– Женская интуиция.
– Может быть, снимал кто-то другой и потом дал брату.
– Это еще надо доказать.
– Положим, что так. Но скорее всего, она работает в ночном клубе. Возможно, его затащил туда какой- нибудь беспутный приятель. Лично я не могу вообразить, чтобы брат якшался с подобной женщиной. Ведь он довольно-таки труслив. Из тех, кто не только досконально простукает мост, прежде чем на него ступить, но и будет стучать до тех пор, пока мост не обрушится. Куда ему совладать с женщиной, позирующей голой, да еще с таким убийственным взглядом! Сразу бросится наутек.
Наверно, тон его показался Мисудзу слишком легкомысленным; она вновь плотно сжала губы – на них едва приметно играла ирония. Выпрямившись, она повернулась лицом к письменному столу, и когда скашивала глаза на стоящего по левую руку Итару, поднималась ее правая бровь, когда же глядела направо, взметалась левая. Брови ее словно бы пытались сдержать друг друга.
– Откуда у тебя такая уверенность? Впрочем, ты так усердно рассматривал фотографию… Разве можно судить о женщине только по снимку?
– Нет, конечно. Но…
– Ты сказал, такие лица у узбечек? Значит, Мицуру соблазнила узбечка? Но ведь из твоих слов получается – он должен был броситься от нее наутек?
Итару опустил глаза и почесал затылок.
– Даже если мужчина хочет убежать, женщина ему не позволит, – продолжала она. – Разве не на этом зиждется брак? Вот, попытался от меня улизнуть, да не тут-то было! Теперь он как преступник, объявленный в розыск. А эти черные сетчатые колготы, они-то как здесь оказались?
– Сдаюсь, – пробормотал Итару, краем глаза наблюдая за невесткой.
Она подцепила кончиком шариковой ручки колготы и швырнула их на пол.
– Мерзко воняют. Наверняка она их напяливала.
Итару и сам знал, что у невестки подобных вещиц не водится. Она любила черное, но всегда надевала брюки или длинные юбки. Ей претили платья, открывающие грудь на всеобщее обозрение. В выборе одежды она бессознательно стремилась подчеркнуть свой интеллект. Худощавое тело, запахнутое в черное, наводит на мысль об аскетизме. Женщина на фотографии – образ. прямо противоположный. Невестка это заметила. В ее душе вскипал едкий отвар, настоянный на ревности и отвращении, комплексе неполноценности и чувстве превосходства.
Разумная монахиня против таинственной дикарки.
Итару подобрал с полу колготки, которые, по-видимому, надевала таинственная дикарка.
– Надо же додуматься! – сказал он, чтобы прервать тягостную паузу, и развернул колготы.
В нос ударило смешанным ароматом духов и запаха тела. В этом запахе еще сохранялась влажная теплота. Вдобавок ко всему на колготках, ровно посередине, зияла дыра размером с кулак.
– О чем только думает женщина, напяливая на себя колготы с дыркой?
На его глупый вопрос невестка только пожала плечами, выскочила из комнаты и побежала в ванную. Поняв, что шутка не получилась, Итару растерялся. Он надеялся подстегнуть в ней самолюбие, но, напротив, только ее расстроил. В любом случае надо просить прощения. Он направился вслед за ней.
Мисудзу с покрасневшими глазами гневно смотрела в зеркало на Итару, который застыл у нее за спиной, точно подобострастный слуга, ожидающий приказаний. Вероятно, она ополоснула лицо, чтобы он не увидел ее заплаканной. Щеки, по которым еще текла вода, были мертвенно-бледными. Итару, заметив, что все еще сжимает в руке колготки, торопливо затолкал их в карман.
– Я их выброшу. Для занятий философией они, кажется, ни к чему.
– Итару!.. – сказала Мисудзу сдавленным голосом, заглядывая ему в глаза. – У меня к тебе просьба.
– Какая?
Он во что бы то ни стало хотел продемонстрировать ей свою преданность. В душе он был согласен на все.
– Поедешь со мной в Осаку?
– Хочешь найти моего брата?
– Разумеется. Но не только.
– У тебя там есть еще какое-то дело?
– Если поедешь со мной, узнаешь.
– Что это может быть?
Прозрачно-бледные щеки Мисудзу покрылись легким румянцем. Ее скорбный, потускневший, косящий взгляд точно поглаживал Итару но небритым щекам.
– Пожалуйста, сейчас не спрашивай.
– Как скажешь. Так когда в Осаку?
– Может, завтра?
– Так скоро?
– Нет сил больше ждать. Я уже на пределе. Извини, что я такая взбалмошная. Ну, иди сюда, выпей пива. Ты голоден?
Итару вновь опустился на диван и залпом осушил наполненный стакан. Она вынула из холодильника и нарезала сыр, сварила сосиски, достала с полки соленые орешки. Мисудзу, суетясь, видимо, пыталась скрыть свое смятение. Когда Итару спросил:
– У тебя есть какая-нибудь зацепка для поисков? – ее смятение усилилось, она уже не могла спокойно сидеть и разговаривать. Как оказалось, зацепка есть.
– В Киото живет студенческий друг Мицуру, вчера они случайно столкнулись и перекинулись парой слов. Расстались, договорились вместе поужинать в Осаке через два дня. По словам приятеля, вид у Мицуру был какой-то странный.
– У него всегда странный вид. Куда уж больше?
– Во всяком случае, его друг встревожился и позвонил мне.
– Давай нагрянем завтра вдвоем на место их встречи.
– Но приятель Мицуру сообщил мне об этом по секрету, мы подведем его, надо как-то иначе…
– Не беспокойся. Все будет нормально. Я уж постараюсь. Могу проследить за ним и выяснить, чем он так увлечен.
– Нельзя ли обойтись без этих шпионских штучек?
– При чем здесь шпионы, я же ему родня! Мой братец должен искупить свою вину. А ты заинтересованная сторона, ты вправе наказать его. Хватит малодушничать.
Невестка прикусила нижнюю губу и, нахмурившись, задумалась. Видимо, изо всех сил пыталась решить сложное уравнение, что дало бы единственно верный ответ на ее повисшие в воздухе вопросы.
– Совсем не факт, что он живет с той женщиной. Завтра узнаем. Ты его жена, тебе нечего стесняться.
Она одним глотком допила ранее только пригубленное пиво и протяжно вздохнула. Слеза сбежала по щеке и окунулась в уголок губ. Она смахнула ее мизинцем и, словно приняв окончательное решение, сказала, глядя Итару в глаза:
– Хорошо, будь по-твоему.
Итару подумал, что на этом разговор исчерпался, сделал глубокий вдох, будто вставляя для крепости в спину воздушный столб, и хлопнул ладонями по коленям:
– Ну, тогда я пошел.
– Что ж, иди. Я думала, ты со мной поужинаешь…
Такой тяжелый разговор отбивает всякое желание поужинать один на один, тем более с женой брата. Каким бы ни был Итару толстокожим, он отказался от ее предложения. Любопытно, с какими чувствами замужняя женщина делает для постороннего мужчины то, что входит в ее обычные супружеские обязанности?
Например, всякая ли станет, как давеча Мисудзу, поминутно напоминая себе: «Он младший брат моего
