вынося по этим делам смертные приговоры советским гражданам. Так что ЧК с первых месяцев своего существования доказала, что, на словах открещиваясь от практики провокаций царской охранки, охотно перенимала многие ее методы и технические приемы работы. Недаром даже оперативный отдел по работе с тайной агентурой в ЧК первоначально по простоте душевной собирались назвать «провокационным отделом», и даже в чекистские документы этот термин в 1917 году попал, оставшись уликой-оговоркой в архивах, и только в начале 1918 года дали ему более нейтральное имя «Секретно-оперативный отдел».
Иллюзии первых романтиков на чекистской службе о том, что новая система советской госбезопасности обойдется без тайной агентуры, картотеки сексотов, оперативных игр и провокаций, быстро разбились о реальность и необходимость наладить в полном объеме оперативную работу. У писателя Эдуарда Хруцкого в детективе «Полицейский» о последних днях Российской империи и первых днях молодой ЧК на вопрос молодого и наивного чекиста: «Так что, и у нас будут тайные стукачи?» – его более умудренный опытом товарищ отвечает: «Это у царской охранки были тайные агенты, а у нас будут наши товарищи, помогающие нам в нашей борьбе тайно». Разницу почувствовать непросто, разве что чекист-оптимист имел в виду отсутствие оплаты тайным сотрудникам новой ЧК и их работу сексотами исключительно на идейной основе. Но жизнь и здесь его быстро поправила.
Собственно уже в начале 1918 года можно заметить в работе ЧК самые типовые провокации с использованием тайной агентуры, полностью идентичные методам бывшей охранки при Романовых. Так еще зимой 1918 года за счет подставных агентов-провокаторов ЧК, просивших под легендой бывших офицеров переправить их к белым на Дон различных лиц, удалось по цепочке выйти на тайную группу «Организации отправки войск Каледину». Эту группу для спасения от самосуда офицеров и переправки их на юг России (не только в ряды молодой белой армии, многие рассчитывали просто избежать суда толпы и пересидеть в провинции смутное время) создали сами царские офицеры во главе с Ланским и Орловым. Доверившись тайным агентам ЧК из таких же в прошлом офицеров, решив им помочь, эти люди были арестованы чекистами на тайной сходке своей группы в кафе на Невском в Петрограде 23 января 1918 года и сами погибли.
А затем пошла целая череда провокаций против иностранцев или российских граждан. Чекистский агент-провокатор под легендой бразильского дипломата Альберто Пирро в Киеве из недовольных советской властью «слепил» ложный заговор, выдав его участников Украинской ЧК для расстрелов. Провокатором оказалась и «баронесса Штерн», в Одессе втиравшаяся в доверие к недовольным Советами и выдавая их, она и германской разведке предлагала свои услуги якобы для вывоза из Советской России германских граждан. С засылки агента-провокатора весной 1918 года началось и известное «Дело Бари», когда ВЧК арестовала группу лиц во главе с американским гражданином Бари, царским офицером Громовым и доцентом Московского университета Ильиным.
Аресты иностранных граждан, как в случае с американцем Бари, ВЧК тогда нисколько не смущали, она очень легко при необходимости шла на них, не затрудняясь дипломатическими формальностями. Как только в Румынии тайная полиция арестовала агитаторов большевиков, работавших на развал румынской армии, в Петрограде в начале 1918 года ЧК немедленно арестован как заложник и отправлен в камеру Петропавловской крепости румынский посол князь Диаманди.
Известно дело с провокацией чекистского тайного агента Бориса Гольдингера в Петрограде, который тоже выдавал местной ЧК недовольных большевистской властью, а втершись как двойной агент в доверие к английским разведчикам, сдал в 1918 году Петроградской ЧК конспиративную квартиру британского разведчика Гиллеспи в Питере. После раскрытия провокаторской роли Гольдингера по личному приказу тогдашнего начальника Петроградской ЧК Варвары Яковлевой осенью 1918 года бывшего агента официально берут в ЧК на работу. Хотя с Гольдингером история не такая простая, уже через год он утратил доверие начальства по ЧК, и его обвинили в двойной работе. Он вроде бы и чекистов обманывал в стиле дореволюционного агента-двойника Азефа, опять тайно вступив в контакт с британской Интеллидженс сервис и снабжая ее информацией из Петроградской ЧК, вел какую-то свою сложную игру со всеми. Если с Азефом после его провала долго разбирались и обманутые им деятели царской охранки, и партийный суд партии эсеров, то с Гольдингером в бурном 1919 году в ЧК решили вопрос быстро: за измену бывший тайный агент и сотрудник ЧК Гольдингер был своими же расстрелян.
В Москве по приказу ЧК агент-провокатор Штейнер входил в доверие к анархистам, предлагая организовать против Советов теракты и экспроприации, а также печатать для пополнения анархистской кассы фальшивые рубли. По этому делу арестованы поддавшиеся на его уговоры многие известные анархисты во главе с Львом Черным, расстрелянным ЧК как уголовный преступник в 1921 году. Перечисляя откровенные провокации ВЧК, Сергей Мельгунов упоминает и предавшего группу профессора Таганцева в Петрограде матроса Панькова, и провокацию якобы «Польского заговора» ЧК в Смоленске, и выдуманный ЧК «Евстафьевский заговор» в Одессе. Упомянут им в книге «Красный террор в России» и бывший белый офицер Сергей Гевлич, перебежавший к красным и ставший в ЧК профессиональным агентом-провокатором. Он «лепил» белогвардейские заговоры в Пензе, Симбирске, Саратове, выдавая найденных им желавших уехать к белым людей на казнь ЧК. Уже в 30-х годах разведка НКВД использовала Гевлича как агента среди белой эмиграции в Париже и Брюсселе, где он под видом эмигранта содержал торговую лавку, пока его не разоблачили.
Последние иллюзии романтиков среди чекистов в этом вопросе пришлось развеивать директивами с самых верхов ВЧК. С 1921 года в ЧК появляются установленные планы по количеству осведомителей в рядах последних оппозиционных групп и партий. План строить работу ВЧК на совершенно новых принципах просуществовал очень недолго. Еще в июне 1918 года на конференции чекистов в Москве член коллегии ВЧК Евсеев предложил активно начать изучать оперативный опыт царских Департамента полиции и охранки, проштудировать их служебные инструкции и взять на вооружение их методы только в техническом плане. Тогда на Евсеева еще ополчились многие революционно-романтичные чекисты разного уровня: «Мы превратимся в охранку, от нас отвернется народ, к нам не пойдут прошедшие царские застенки большевики и рабочие и так далее». Но жизненная проза оказалась на стороне прагматичного чекиста Евсеева, в 1921 году директива на количество завербованных агентов уже мало кого возмущала в повзрослевшей и закаленной в крови ВЧК.
К тем же временам относится и знаменитая директива всем губернским ЧК из Москвы за подписью главы Особого отдела ВЧК Менжинского и начальника Секретно-оперативного отдела этой спецслужбы Самсонова о том, как важно опираться именно на секретных осведомителей, отбросив последние революционные сомнения в моральности такой работы или схожести ее с методами царской охранки. Менжинский с Самсоновым в этом циркуляре от подчиненных чекистов на местах требовали прекратить заниматься «мелочной оперативной работой, случайными ликвидациями контрреволюционеров», а сосредоточиться именно на внедрении секретной агентуры, важности которой в некоторых губернских ЧК все еще не понимают. Местным ЧК было приказано сосредоточиться на вербовке и внедрении тайной агентуры, на качестве осведомления, и все руководители губернских ЧК были обязаны в три дня составить план секретно-осведомительной работы в своей области. Гражданская война шла к концу, и на смену энтузиазму любителей щеголять в кожанке и расстреливать заложников должна была прийти сильная и профессиональная спецслужба, немыслимая без той же тайной агентуры и тонких оперативных комбинаций.
Глава 4
ЧК на фронте и в чужом тылу
Уж на что я шутник, но и мне не до шуток,
Жутко в Питере, воздух в нем жуток.
Напряженность глухая на каждом шагу,
Всем нутром своим чувствуешь близость к врагу.
На фронте в остановке особого накала борьбы этого гражданского катаклизма, где, по словам их кумира Демьяна Бедного, большевики «всем нутром чувствовали близость врага», у ЧК часто были развязаны руки для действий любыми методами. Действуя так в своем тылу на подконтрольной советской власти территориях, ЧК не смущалась в средствах и на непосредственном фронте борьбы с белыми или иными антисоветскими формированиями. Здесь «красный террор», особенно в самую активную фазу Гражданской войны в 1918–1920 годах, свирепствовал вовсю.
