Все участники крестьянских восстаний были объявлены «кулаками» и «контрой», при этом ЧК действовала против них так же безжалостно, как ранее против участников Белого движения, руководствуясь известной инструкцией Троцкого «пройтись по спине кулачества горячим утюгом». Этот проход утюгом в сочетании с газами и бомбардировками тамбовских повстанцев с воздуха Красной армией для ЧК выливается в адресную охоту по селам за активистами антоновского движения и массовые карательные акции. Все члены семей ушедших в лес крестьян арестовываются по спискам ЧК и содержатся в жутких условиях в специальных фильтрационных лагерях как заложники, и если их родственник за две недели после этого не выходит из леса для сдачи – вся семья отправляется в северные лагеря без особой надежды вернуться назад живыми. По всей Тамбовской губернии открыто более 15 таких крупных концлагерей для плененных и сдавшихся повстанцев, а также взятых в заложники членов их семей. Занимались этой «фильтрацией» в основном войска ВЧК, группировкой которых при подавлении антоновского восстания командовал чекист Юрий Аплок.
В принципе ленинская власть повторила опыт Французской революции, когда якобинцы Робеспьера такими же зверскими методами давили выступление против них крестьян провинции Вандея. Тогда тоже якобинский Конвент всех восставших вандейцев назвал врагами Республики и революции, разом приговорив их к физическому уничтожению, и на вандейские села пошли «адские колонны» революционного полководца Тюро, вырезая в них полностью население, вплоть до младенцев. Недаром Солженицын затем одним из первых назовет Тамбовское восстание 1920–1921 годов нашей «русской Вандеей». По современным подсчетам, если Красная армия и отряды ВЧК в боях 1921–1922 годов на Тамбовщине потеряли около 10 тысяч человек, то потери местного населения оцениваются примерно в 150 тысяч человек – это участники повстанческого движения, их родня и просто местные крестьяне, просто шокирующая цифра.
При этом часть таких восстаний в начале 20-х годов, часто называемых «малой фазой Гражданской войны», в своей основе наряду с сопротивлением продразверстке и ограблению села начиналась и с мотивом возмущения жестокостью чекистов в данной местности. Началось это постепенно с 1918 года, с началом «продовольственной диктатуры» и похода большевиков с оружием на «несознательное» село, чтобы в русле ленинской политики силой рабочих продотрядов и чекистского маузера взять хлеб для городов и снабжения Красной армии. Уже тогда ЧК было поручено по мере сил участвовать в проведении в жизнь этой политики «продовольственной диктатуры», особенно в плане подавления сопротивления в селе продотрядам и в пресечении на корню попыток крестьянских восстаний в провинции.
Так было еще в 1919 году в случае с первым таким крупным восстанием против продотрядов в Самарской и Саратовской губерниях – «Чапанной войной». Руководитель восставших крестьян Долинин в своих воззваниях по селам писал: «Мы не против Советов, мы за Конституцию РСФСР, но мы против диктатуры и чекистов, которые есть тираны и грабители!» Так было в 1920 году у восставших кубанских и терских казаков, когда созданная ими повстанческая «Армия возрождения России» генерала Фостикова излагала: «Все в наши ряды, кому ужасно новое крепостное право, кому ужасны «субботники» – работа на коммунистов, кому страшна голодная смерть». Это десятилетия спустя советские люди уже не видели ничего особо ужасного для себя в субботниках; как видим, в 1920 году незакабаленным людям еще была ужасна сама мысль работать бесплатно и по принуждению на власть.
И пусть кубанско-ставропольское восстание белого генерала Фостикова в 1920 году в тылу Советов не все считают чисто крестьянским выступлением, полагая его скорее действиями связанных с Врангелем белых партизан-казаков, но у повстанцев Фостикова не все идейные «белые». Многие из этих казаков поначалу с уходом белых сложили оружие и разошлись по домам, вновь восстав против новой продразверстки и расказачивания по станицам. И само восстание лета 1920 года на Кубани и Ставрополье возглавлял не только настоящий деникинский генерал Фостиков, оставшийся в окружении при уходе белых из Новороссийска, но и ставший политическим центром восстания «Комитет спасения Кубани» во главе с Тимошенко, почти весь состоявший из эсеров и казачьих сепаратистов, не желавших сотрудничать с Врангелем и грезивших идеей независимого казачьего государства. Фостиков был ими назначен только непосредственным командиром повстанческой армии, хотя ядро вокруг него составляли действительно «белые» казаки, решительно нашивавшие на плечи самодельные погоны, что гарантировало тогда обязательный расстрел при попадании в плен к красным, но и масса других повстанцев здесь была. И боролись с этим Кубано-Черноморским восстанием красные теми же точно методами, что в Тамбовской или Воронежской губернии, бросая против мятежных станиц самые идейные части красных курсантов, интернационалистов, матросов, латышей, а также массово забирая в ЧК заложников из семей повстанцев. Семья самого генерала Фостикова на Кубани опознана чекистами и взята в заложники, после отказа Фостикова сдаться в обмен на их жизнь его отец, сестра и шестеро детей сестры все расстреляны ЧК в Екатеринодаре.
Одновременно с восстаниями в Тамбовской губернии и на Кубани в 1920 году бушевало несколько крупных восстаний в только что отбитых у белых Красной армией восточных областях Сибири и Туркестана. Все лето 1920 года на большой территории Южной Сибири и казахских степей полыхало пламя крупного Бухтарминского восстания, перебрасывавшегося периодически на Алтай, в семиреченские и иртышские казачьи станицы. И здесь созданная повстанцами-крестьянами «Народная армия» шла под красными знаменами и под лозунгами «Да здравствует советская власть, долой коммунистов, долой зверства ЧК!». Когда красные ликвидировали штаб этой повстанческой «Народной армии» на захваченном ею ранее пароходе «Витязь» на реке Иртыш, захватив и расстреляв находившихся здесь во главе с начальником штаба «народников» бывшим офицером белых Захаровым, здесь им в руки попало самодельное знамя «Народной армии», где на красном поле было вышито: «Долой коммуну, долой всякое насилие, вся власть Советам трудящихся!»
И давили красные Бухтарминское восстание теми же методами, что на юге России и Тамбовщине: карательные рейды войск ВЧК и созданных губкомами отрядов ЧОН, элитных частей красных курсантов и латышских стрелков. Поголовные расстрелы в некоторых селах и концлагеря с заложниками из родни восставших. Хотя в Бухтарминском восстании, как и на Кубани в повстанческой армии Фостикова, в руководстве восставшими был заметен элемент бывших белых офицеров и казаков, уцелевших после разгрома Колчака и сразу вновь поднявшихся на борьбу с откровенными лозунгами идейного белого лагеря. Здесь сразу соединились в рядах повстанцев уцелевшие белые офицеры и вчерашние красные партизаны из крестьян, бившиеся за приход советской власти в Сибирь, но к началу 1920 года уже шокированные назначенной им продразверсткой и массовой мобилизацией молодежи в РККА для отправки против Врангеля и Польши. Один из командиров здешней «Народной армии» казачий есаул Бычков, повоевавший ранее у белых, сразу установил связь с находившимися за границей в китайско-монгольских степях белыми войсками в эмиграции, а после разгрома восстания с несколькими сотнями самых непримиримых повстанцев с боями прошел тяжелый путь, пробившись в Монголию на соединение с белыми.
В 1920 году по Сибири прокатилась волна подобных выступлений крестьян, кульминацией которых затем стало самое известное Западно-Сибирское восстание, длившееся практически весь 1921 год и сопровождавшееся зверской жестокостью с обеих сторон противостояния. Повстанцы захватывали на время в начале 1921 года даже некоторые крупные города (Петропавловск, Кокчетав и др.) на некоторое время, сразу расправляясь здесь с большевистской верхушкой и сотрудниками ЧК. Советы отвечали такой же жестокостью, при подавлении Сибирского восстания за 1921 год погибли десятки тысяч местных жителей, это немногим уступает по размаху тамбовским событиям; и иногда восстание 1921 года именуют «сибирской Вандеей». Уходя под напором даже плохо вооруженных толп восставших крестьян из Кокчетава в феврале 1921 года, местная ЧК увела с собой арестованных ранее и специально захваченных в облаве заложников из местных жителей, которых позднее расстреляли за городом в качестве мести за убийство повстанцами главного уездного комиссара Абрамова.
Размах репрессий и резни в покоренных сибирских селах встревожил даже некоторых чекистов. Так один из руководителей Омской губернской ЧК Бутин, не оспаривая правильности массовых казней, все же был встревожен этой политикой повальной конфискации, окончательно разорявшей сибирские деревни, он писал в центр: «На будущее не следует допускать таких явлений, как конфискация, ибо никого это не спасает, а только разоряет хозяйство, лучше совсем сжечь несколько бандитских сел, чем дискредитировать советскую власть такими конфискациями».
И началось все это Западно-Сибирское восстание с того же, с начала «красного террора» ЧК здесь после ухода белой армии и с начала массовой продразверстки вкупе с призывом в Красную армию даже
