Она недовольна тем, что наша внучка приходила ко мне. Она воспитала Натали и считает, что это
— Пойду посмотрю, вернулась ли она… Она только что выходила, но потом кто-то, кажется, открывал дверь… — Ее шаги удаляются, слышно, как она зовет: — Натали… Натали… С тобой хочет поговорить дедушка… — Потом снова берет трубку. — Надеюсь, то, что ты хочешь сказать, ее не расстроит?
— Напротив…
— Мне не нравятся эти секреты… Вопрос настолько важный, что мы должны поговорить серьезно…
— Поговорим немного позже…
— Я тебя не узнаю…
— Алло, Бай… — Теперь говорит Натали. — Ты виделся со своим врачом?
— Он только что ушел от меня. Он полагает, что возраст не имеет значения…
— Я же говорила…
— Он знал тринадцатилетних девочек, которые родили совершенно нормальных детей…
Она, должно быть, повернулась к своей бабушке, и я слышу, как она почти слово в слово повторяет то, что я сказал.
— Все дело в том, какое у тебя здоровье…
— А знаешь, сколько сигарет я выкурила сегодня?.. Четыре… Завтра выкурю только две… Я заставила себя съесть вдвое больше, чем обычно… Хочу привести себя в порядок, понимаешь…
— Понимаю… У тебя есть карандаш и бумага?..
— Минутку…
Я даю ей адрес Жориссана.
— Это приятель Кандиля, моего врача, один из лучших акушеров в Париже, и ты можешь полностью ему доверять… Он ждет тебя завтра в двенадцать…
— Зачем, раз я уже была у врача?
— Так уж полагается, маленькая… Он посмотрит тебя, задаст несколько вопросов…
— А он не…
— Он даже не имеет права предлагать тебе это…
— Я все-таки боюсь…
— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
Еще две недели тому назад я и подумать не мог ни о чем подобном. Они меня как бы изолировали. Я был один в своей башне, в этой квартире, где старался наслаждаться тем, что у меня осталось. Они едва помнили о моем существовании. И вот теперь…
— Когда мы получим ответ?
— Какой ответ?
— Когда мы узнаем, все ли в порядке…
— Я полагаю, он тебе скажет… Потом он позвонит Кандилю, и тот сообщит мне подробности.
— А ты позвонишь мне?
— Да…
— Обещаешь?
— Обещаю…
— Подожди… Жанна делает мне знаки, хочет говорить с тобой… Доброй ночи, Бай… Спасибо… Я тебя крепко целую… Не бойся… Клянусь тебе, я растолстею…
— Алло… — Это голос Жанны. — Я полагаю, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?
— Конечно…
— Ты подумал о том, что взвинчиваешь ее и что отступить уже будет невозможно?
— Если только нет серьезных медицинских причин…
— Существуют другие причины, кроме медицинских…
— Разве ты ведешь колонку сердечных тайн в твоем журнале?
Я обидел ее. Но сделал это не нарочно. Я принимаю это дело настолько близко к сердцу, что волнуюсь почти так же, как Натали.
— Хотела бы я, чтобы ты не пожалел о своем поведении,— вздыхает Жанна прежде, чем положить трубку.
— Доброй ночи…
Я никогда не понимал так хорошо выражения «цепная реакция». Все началось с письма, написанного на больничной койке и вернувшего меня в далекое прошлое.
А потом женитьба Жака, эта чудесная девушка, которая пришла ко мне, будто хотела одна явиться к предводителю племени…
Мое существование стало приобретать реальность. Потом у меня в квартире появляется Натали, чтобы сделать мне признание и позвать меня на помощь.
Все это произошло почти одновременно. Я не удивлюсь, если в мою дверь постучится Жан-Люк, хотя это и случается не чаше одного раза в год.
А в спальне меня ждет новый сюрприз. Я знаю, что увижу там мадам Даван. Но меня поражает ее лицо, более холодное, более застывшее, чем обычно. Я сразу же подумал: сейчас она объявит, что уходит от меня.
Почему, не знаю. Но она, несомненно, приняла какое-то решение, нелегкое для нее.
— Получили неприятное известие от родных?
— У меня давно никого нет…
— Беспокоит здоровье?
— Нет… Лучше я сама скажу…
— Скажите мне сначала, счастливы ли вы здесь…
— Может быть, даже слишком… — Она как будто просит за это прощения с легкой улыбкой, которая ее молодит. — Я так привыкла...
— Я тоже…
— Вы другое дело… Вы у себя дома…
— Вы тоже у себя… Не знаю, что бы я делал, если бы вы не ухаживали за мной… Я становлюсь таким ленивым, теперь даже не раздеваюсь без вашей помощи.
Она не смотрит на меня. Уставилась на ковер. Мы оба стоим, и, должно быть, со стороны наша неловкость кажется смешной.
— Не желаете ли сесть?
Она нерешительно смотрит на одно из двух кресел, пока я сажусь в другое.
— Вы меня боитесь?
Она сразу поняла, на что я намекаю. Она очень чуткая.
Конечно, она и не подозревает, почему я никогда не пытался вступить с ней в более близкие отношения. Я не делал этого почти из кокетства. Не хочу навязывать ей свое старое тело и боюсь, что, если буду думать об этом, у меня ничего не выйдет.
— Вы никогда не спрашивали у меня рекомендаций… Когда я пришла к вам, я боялась, что вы о них заговорите…
Я улыбаюсь, заинтересованный ее словами.
— А у вас их нет?
— Нет.
— И карточки социального обеспечения?
— Ничего нет… Вы поверили мне… И продолжаете верить, предоставили мне полную свободу… Поэтому вы должны знать…
— Вам известно, откуда я вышла, когда бюро по найму прислуги послало меня сюда?
— Никогда не интересовался…
— Из Гагено, женской тюрьмы, которая тогда еще существовала… Я провела там десять лет…
Стараюсь казаться совершенно спокойным, но я ошеломлен,
— За что вы были осуждены?
