погружался в Сену.
— Аннеке стояла на палубе?
— Да, моссье.
— Вы выудили Виллемса уже бездыханным?
— Я ещё не знал, что он мертв. Видел лишь, что он весь побагровел.
— Приезжали ли доктор, полиция?
— Да, моссье. Вопросы ещё не исчерпаны?
— Где это произошло?
— Я уже сказал: в Париже.
— В каком именно месте?
— Мы везли тогда вино «Макон» и разгружались на набережной Рапэ.
Мегрэ усилием воли удалось не показать ни своего удивления, ни удовлетворения. Он, казалось, в один миг превратился в более благодушного, чем до этого, человека, как будто бы сразу расслабился.
— Думаю, я почти закончил свое дело… Итак, Виллемс утонул ночью близ причалов набережной Рапэ, вы в это время почивали на борту, его дочь тоже. Так?
Жеф молчал, лишь моргал глазами.
— Примерно через месяц вы женились на Аннеке.
— Было бы неудобно жить вдвоем на борту судна и не состоять при этом в браке, верно?
— Когда вы вызвали брата?
— Тут же. Три-четыре дня спустя.
— После вашей свадьбы?
— Нет, после несчастного случая.
Солнце уже село за порозовевшими крышами, но темнота ещё не наступила, хотя в этом сгустившемся свете было нечто нереальное, словно набухшее тревогой.
Хуберт, неподвижно стоявший за штурвалом, вроде бы о чем-то глубоко задумался.
— Полагаю, вам ничего не известно?
— О чем?
— О том, что произошло в понедельник вечером.
— Я в тот момент был на танцах, в заведении на улице Лапп.
— А о смерти Виллемса?
— Я находился в Бельгии, когда получил от брата телеграмму.
— Ну что, все кончено или ещё нет? — нетерпеливо вмешался Жеф Ван Хутте. — Можно нам садиться за стол?
Но Мегрэ очень спокойно и отрешенно проронил:
— Боюсь, что нет.
Эта фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы. Хуберт тотчас же живо поднял голову и пристально посмотрел, но не на комиссара, а на брата. Взгляд Жефа стал, как никогда до этого, агрессивным, он вызывающе бросил комиссару:
— Не соблаговолите ли меня проинформировать, почему это я не могу поужинать?
— Потому что я намерен увезти вас с собой в Париж.
— Вы не имеете права так поступать…
— Я в состоянии через час предъявить вам соответствующий ордер о приводе за подписью следователя.
— И по какой такой причине, будьте любезны сообщить?
— Чтобы продолжить этот допрос в другом месте…
— Я сказал все, что мне было известно.
— А также устроить вам очную ставку с клошаром, которого в понедельник вечером вы вытащили из Сены.
Жеф повернулся в сторону брата, как если бы призывал того на помощь.
— А ты, Хуберт, считаешь, что комиссар имеет на это право?
Но брат не счел нужным ответить.
— Вы хотите увезти меня на вашем авто?
Узнав машину Уголовной полиции, которую инспектор Невё поставил на набережной, он махнул в её сторону рукой.
— И когда же мне будет разрешено вернуться на судно?
— Возможно, завтра.
— Никуда я с вами не поеду!
— В таком случае есть шансы, что вы уже никогда больше сюда не попадете.
— Что такое вы говорите?
Он сжимал кулаки, и в какое-то мгновение Мегрэ подумал, что Жеф сейчас набросится на него.
— А жена? Ребенок? Что за истории вы тут навыдумывали? Я пожалуюсь своему консулу.
— Вы вполне можете это сделать.
— Вы смеетесь надо мной, да?
Он все ещё никак не мог поверить в то, что услышал.
— Да как же это можно — вот так запросто явиться на баржу и арестовать её владельца ни за что ни про что?
— Я вас не беру под стражу.
— Тогда как же вы это называете?
— Я увожу вас в Париж, чтобы устроить очную ставку со свидетелем, который пока не транспортабелен.
— Да я же его совсем не знаю… Вытащил из воды поскольку он звал на помощь. Эх, знал бы я…
Появилась жена Жефа и спросила его о чем-то по-фламандски. Он стал ей пространно объяснять. Она по очереди посмотрела на всех троих мужчин, затем вновь заговорила, и Мегрэ был готов поручиться, что она советовала мужу последовать за комиссаром.
— И где же вы собираетесь меня устроить на ночь?
— Вам предоставят койку на набережной Орфевр.
— В тюрьме?
— Нет. В Уголовной полиции.
— Хоть переодеться-то я могу?
Комиссар не возражал, и Жеф исчез вместе с супругой. Хуберт, оставшись наедине с Мегрэ, упорно молчал, рассеянно поглядывая на прохожих и проезжавшие по набережной автомобили. Мегрэ тоже помалкивал, чувствуя, что измотан этим беспорядочным и бессвязным допросом, в течение которого он раз десять, потеряв всякую надежду, приходил к выводу, что ему ничего не удастся добиться.
Хуберт заговорил первым, причем примирительным тоном.
— Не стоит заострять внимание на поведении Жефа… он очень вспыльчив, но в целом неплохой парень.
— Виллемс знал о его отношениях с дочерью?
— На борту судна не так-то легко что-то утаить.
— Как вы думаете, одобрял ли он этот брак?
— Меня тут не было…
— И вы тоже считаете, что как-то вечером он упал в воду со сходней, потому что был пьян?
— Знаете, такое случается частенько. Немало моряков погибли именно таким образом.
Было слышно, как в каюте горячо спорили по-фламандски, при этом голос Аннеке о чем-то умолял, а её мужа звучал гневно. Не угрожал ли он снова, что и не подумает поехать с комиссаром?
В конечном счете верх взяла она, ибо Жеф все же появился на палубе с ещё влажными, тщательно причесанными волосами. Его белая рубашка хорошо оттеняла загар, а почти новый голубой костюм, галстук в полоску, черные полуботинки создавали впечатление, будто он собрался на воскресную мессу.
Он перебросился несколькими фразами по-фламандски с братом, не глядя на Мегрэ, сошел на берег, подошел к черной автомашине и остановился возле нее.
