тяжелое дыхание, проклятья, пьяные крики. Подойдя ближе, я увидел, что у некоторых действительно в руках ножи. После секундного размышления я бросился разборонять дерущихся и кричал им благим матом — разойдись! Те, кто были не так пьяны, кто видел меня или слышал мой крик, тут же вылезли из этой свалки, но остальные прийти в такое неистовство, что ничего не слышали и не соображали. Наконец с помощью охраны и вахтенных унтер-офицеров мне удалось расцепить их и отобрать ножи.
Они выглядели отвратительно: бледные, перекошенные злобой лица с бессмысленно блуждающими глазами, рубахи, вылезшие из брюк и порванные в нескольких местах (некоторые из них были вообще полуголые). Надо всем этим стоял угнетающий запах самогона и пота. В общем, зрелище было тяжелое. Тех, которые зашли слишком далеко, я запер в камеры, предупредив, что, если они еще раз затеют поножовщину, их повесят. Остальным приказал прибрать помещение и идти спать. Когда через полчаса я совершал обход спальных помещений, они все лежали по койкам и спали.
Эта шумная драка сразу после Пасхального богослужения и ущербность матросской нравственности были чем-то непривычным для меня и неприятно меня поразили. После этого я долго носил горький осадок в душе, хотя в то же время сознавал, что нельзя судить этих людей слишком поспешно. Нужно поставить себя на их место. Семь лет разлуки с домом и семьей, семь лет жизни в непривычных условиях — на корабле или в бараках — для простого деревенского парня это слишком много!»
Автор этого отрывка был не единственным офицером, на которого впечатления сборов эскадры действовали удручающе. У судового врача все еще не законченного «Изумруда» тоже были мрачные чувства: «Ох, что-то нет у нас веры во 2-ю Эскадру, хотя внешне она имеет очень грозный вид. Всем известно, что новые корабли заканчивались в спешке, а остальные — все заслуженные старички, которым давно пора на покой.
Не было настоящих, хороших испытаний, поэтому впереди нас ждет целая вереница поломок. Естественно, они будут гнать и губить машины.
Будут отстающие, а те, кто достигнут места назначения, превратятся в настоящих инвалидов. В маневрировании наша эскадра совсем еще не спелась. Команды не знают своих кораблей, своих машин. И разве сами по себе экипажи могут сравниться с бравыми, умелыми парнями 1-й Эскадры? Разве может быть сравнение между матросами, прослужившими 5—7 лет на Дальнем Востоке без перерывов, и теми, кто, служа на Балтике, плавают всего 5—7 месяцев в году, а остальное время проводят в своих казармах? Кроме того, ведь изрядная часть людей 2-й Тихоокеанской Эскадры — это новобранцы либо резервисты.
Угольный вопрос?! Хорошо, если на деле нам удастся сделать все так, как задумано, но мы не привыкли грузиться углем в открытом море.
Поход будет долгий и тяжелый, скорее всего вокруг Африки и мыса Доброй Надежды. В Индийском океане нас могут ожидать тайфуны.
Естественно, наш враг не будет спать и приготовит нам на пути какие-нибудь грязные трюки. Японцы не жалеют мин и не очень-то строги в выполнении международного закона. Пришло время осознать, с каким хитроумным и вероломным противником мы имеем дело.
Когда мы придем туда, мы сразу же, с похода, должны будем сцепиться со свежим, отдохнувшим противником. Нет сомнения в том, что Порт-Артур к тому времени уже падет, и 2-я Эскадра, будучи в численном меньшинстве, потерпит второй Шантунг. Ах, вовсе не нужно быть большим пессимистом, чтобы понять, что впереди нас ждут только позор и бесчестье! Словом, трудно представить себе, в каком состоянии души мы находимся, особенно те из нас, кто знает каждый уголок Дальнего Востока.
Крейсер «Изумруд» не ушел с остатками эскадры — он будет дооснащатъся еще в третьем порту, совершенно не пригодном для этого Ревеле. Затем, за компанию с крейсером «Олег», он будет догонять эскадру Рожественского.
Спрашивается, зачем нас перетаскивают из одного порта в другой вместо того, чтобы предоставить нам самим доделку судна по нашему усмотрению.
Не известно, смогут ли закончить «Олега» в срок. Там в одном из цилиндров обнаружена трещина. Это серьезное дело, т.к. повлечет за собой длительную задержку, необходимую для его замены.
Три лихорадящих больных в лазарете оказались тифозными. Этого только следовало ожидать — сырая водица! Мы до сих пор ее пьем. Эта тройка немедленно была отправлена в местный военный госпиталь.
Наши старые друзья приехали поездом из Санкт-Петербурга — рабочие с Невского завода вместе с инженерами и мастерами. Работа снова закипела. В лазарете пришлось подвести трубы к дистиллятору, улучшить вентиляцию и покрыть внутреннюю поверхность переборки толстым слоем пробки для защиты от жары...
...Каждый день приносит мне один-два новых случая тифа. Я не держу их в лазарете, немедленно отправляю на берег. Произвел поголовный опрос и осмотр команды; главная причина, наконец, устранена: опреснители заработали и дают хотя и скверную ржавую, но зато дистиллированную воду.
10 октября. На крейсере эпидемия брюшного тифа. Списано уже 20 человек. У некоторых из них тяжелые мозговые формы. Обычными судовыми мерами бороться нельзя; подал рапорт о созыве комиссии для разработки экстренных мер.
11 октября. Состоялась комиссия из врачей, судовых офицеров под председательством командира порта контр-адмирала Вульфа. Разработан ряд энергичных мер, среди которых главные — своз команды на берег, дезинфекция всего судна и командных вещей, отпуск необходимых денежных сумм.
15 октября. Все эти дни был занят дезинфекцией формалиновым газом всех помещений. Удалось провести ее весьма тщательно. Кроме того, жилые помещения вымыты сулемой, выкрашены заново. Систерны и трубы обеззаражены, текучим паром. Команда размещена в казармах на берегу, там же получает пищу.
Сегодня был на похоронах нашего фельдфебеля, умершего от тифа. При отдании воинских почестей взвод неумел зарядить винтовок. Туда же, воевать собираемся!
18 октября. Все приняло обычный вид. Команда вернулась. Пришлось списать еще пять человек
21 октября. В лазарете снова похороны. Живется тяжеленько — что говорить. Случается и взгрустнется.
В кают-компании у нас редкое единодушие и согласие. Командир и офицеры — очень хорошие люди, вежливые, уступчивые; по всему видно, будем жить дружно; на судне, да еще на таком маленьком, это страшно важно. Подъем духа у всех большой — никто не ожидал, что крейсер наш поспеет. Я же прибавлю от себя, что, если это и случилось, то исключительно благодаря энергии и неутомимости офицерского состава.
Судовая команда, состоящая из довольно разнородных элементов, молодых и старых, пока представляет из себя сфинкс.
Как у всякого нового судна, еще не плававшего, традиций, общего духа пока нет.
23 октября. Уход в порт «Александра III». Выбирая якорный канат, вытащили труп матроса-утопленника».
Пока 2-я эскадра готовилась к выходу в море, Рожественский, Военно-морское министерство и другие департаменты планировали для нее маршруты. Определяющим фактором было отсутствие русских баз на всем пути между Либавой и Порт-Артуром и вероятность того, что Британия, на словах стоящая за нейтралитет, в действительности будет делать все, что в ее силах, чтобы помешать русским. Россия была в союзе с Францией, но последняя не хотела ввязываться в войну с Британией. Однако Делькассе, скрепя сердце, дал себя уговорить открыть французские колониальные якорные стоянки для русской эскадры. Но Франция не обязывалась поставлять уголь, и отсюда не ясно было, считать ли прочие угольщики «воюющей стороной» или «невоюющей». Британия, похоже, считала, что поставка угля Японии была позволительной,
