— Вы следовали за ними до Котельной улицы?
— Да. Они меня не замечали. По пути зашли в винный магазин.
— Когда они вошли в дом Ламбера, вы остались стоять на улице?
— Да.
— И долго вы там стояли?
— Довольно долго.
На первом допросе Пап сначала стал выкручиваться, заявив комиссару Беле, что, прождав некоторое время у парикмахерского салона, ушел и бесцельно бродил по улицам. Беле спросил, явился ли Пап, как обычно, в семь вечера на работу в кинотеатр, и тот сперва ответил «да», но потом смешался и признался, что в тот вечер его там не было.
— Вы видели, как зажегся свет на втором этаже? — продолжал Ломон.
— Да.
— Я полагаю, вы узнали комнату?
— Я много раз приходил туда.
— Тем не менее вы продолжали наблюдать?
Во втором ряду Желино, которого Пап не мог видеть, всем своим видом изображал веселье и бросал на соседей красноречивые взгляды, стараясь подчеркнуть комизм ситуации.
— Я оставался там, пока они не вышли.
— В какое время это было?
— У меня не было часов. Я продал свои за несколько дней до этого.
Уж не затем ли, чтобы купить Мариетте какую-нибудь безделушку? Но Ломон не стал выяснять.
— Восемь часов уже было?
— Наверняка нет.
— Значит, они вышли раньше восьми?
— Видимо, раньше. Я стоял за углом.
— Вы видели девочку, шедшую в булочную?
— Нет.
— И вы опять, пошли за ними следом?
— Да, на расстоянии.
— Куда они направились?
— Они прошли по Железнодорожной, а потом свернули в первую улицу направо.
— На Котельную?
— Да. Мне показалось, что они о чем-то спорят. Потом они остановились, почти на мостовой, и тут Мариетта отпустила его руку.
— Чью? Желино?
— Да, его. И они, как будто поссорившись, тут же разошлись в разные стороны: Желино продолжал свой путь, а Мариетта повернула обратно.
— Вы с ней заговорили?
— Она мне сперва не отвечала: у нее было скверное настроение. Я умолял ее поговорить со мной, клялся, что не стану ни в чем упрекать. Тогда она остановилась и бросила: «Ну, выкладывай скорей, что тебе нужно!» Разговаривать об этом на улице, мимоходом, я просто-напросто не мог и попросил ее пойти со мной куда-нибудь поужинать, но она ответила, что ей не хочется есть. Я тогда предложил ей прямо сейчас уйти со мной: у меня была на примете меблированная комната, а заработка моего на двоих вполне хватило бы.
— Что она ответила?
Пап замялся, бросил на Ломона умоляющий взгляд и, запинаясь, пробормотал:
— Она отказала. Считала, что я слишком молод.
Ломон не стал требовать от него в точности воспроизвести ее ответ. Во время одного из допросов Пап признался Беле, что Мариетта, передернув плечами, прошипела: «Кретин несчастный! Неужто сам не понимаешь, что ты еще сосунок сопливый?»
— Она рассталась с вами на Котельной улице?
— Нет, пошла дальше, а я за нею, но она не отвечала мне и не обращала на меня внимания, словно меня вообще не было.
— Вы видели, как она вошла к себе в дом?
— Нет. На углу Железнодорожной она раздраженно топнула ногой и закричала: «Отцепись от меня, не то пойду пожалуюсь твоей матери!»
Пап, по его утверждению, побрел после этого вверх по Железнодорожной до самого конца — там уже начинались поля; значит, он должен был пройти мимо дома помощника начальника станции.
Свидетелей, которые могли бы подтвердить, что видели его, у Папа не было. Он, правда, утверждал, что где-то по дороге повстречался с молодой женщиной, несшей на руках плачущего младенца, однако отыскать ее не удалось. Потом по улице Наций и бульвару Гамбетта он возвратился в город, но нигде не перекусил и ни в какие кафе не заглядывал.
— В котором часу вы пришли домой?
— Полдвенадцатого. В это время я обычно возвращаюсь из кинотеатра. Маме я ни о чем рассказывать не стал, и она меня ни о чем не спрашивала.
— Когда вам стало известно, что Мариетта Ламбер убита?
— На следующий день часов в одиннадцать. Услышал по радио. Было воскресенье, и мама не стала меня рано будить.
Свои слова Пап ничем не мог подкрепить. У Желино имелись свидетели, и вряд ли они лгали, а вот у Жозефа Папа никакого алиби не было. В одиннадцатом часу ночи он вполне мог оказаться на железнодорожных путях. И также мог, пока мужа не было, прийти с Мариеттой в дом на Верхней и находиться с нею на втором этаже в тот момент, когда явился пьяный Ламбер. В конце концов, если верить одному из экспертов, Мариетта вполне могла быть убита около восьми вечера, а как раз в это время она стояла с Жозефом Папом на углу Железнодорожной в нескольких шагах от путей.
Но способен ли Пап на убийство? Сейчас Ломон не решался ответить на этот вопрос. Еще совсем недавно он дал бы ответ, не задумываясь. Однако после случая с разбитым пузырьком и встречи с Фриссарами при выходе из «Армандо» Ломон стал куда осторожней.
К концу второй недели после убийства у Каду остались только трое подозреваемых, на них и сосредоточилось следствие. Мариетта не была изнасилована, так что версия об убийце-маньяке отпадала. Сумочка ее, где было всего триста франков, лежала в комнате. Следовательно, мотив ограбления тоже можно отбросить. Наконец, были допрошены все мужчины, за последние месяцы как-то соприкасавшиеся с Мариеттой, но одних в тот день не было в городе, а другие предоставили неопровержимые доказательства, что той ночью они находились не в квартале Буль д’Ор.
Не был найден и молоток, обычно лежавший вместе с другими инструментами в ящике на кухне. Этот молоток, если Мариетту убили им, как предполагал Беле, видимо, бросили где-нибудь на пустыре или, скорей всего, в речку, а значит, шансов отыскать его практически не было.
Первым из списка подозреваемых был вычеркнут Желино — помогло алиби. Тем не менее Беле приказал продолжать за ним наблюдение, надеясь, что торговец либо проболтается, либо выдаст себя неосторожным поступком, но никаких доказательств его вины добыть не удалось.
От соседей стало известно: 23 марта между Жозефом Папом и его матерью произошла громкая ссора — как раз тогда он получил повестку явиться к Беле, а несколько дней спустя Пап сообщил одному из приятелей о своем намерении завербоваться в армию.
Армемье не сомневался в виновности Ламбера: из всех троих у него был наиболее веский мотив избавиться от Мариетты, а пьяный он вполне мог дойти до крайности.
— Остались двое экспертов, — прошептал Ломон поочередно обоим заседателям. — Попробуем покончить с ними до перерыва?
Шанс завершить процесс сегодня же все еще был. Утром прокурор заверил, что обвинительная речь займет не более часа, а Жув подготовил выступление часа на полтора-два; таким образом, удастся сегодня закончить процесс или нет, будет зависеть от последних свидетелей и от позиции присяжных.
