пьянку. Там, кстати, тоже была Антония.
— Почему вам так важна эта женщина? Мало ли что привидится во сне?
Алексей лишь пожал плечами в ответ.
— У меня такое ощущение, что она связана со мной. Может, это и есть память о прошлой жизни?.. Знаете, мне очень хотелось расспросить вас о Риме, Николай Яковлевич…
— Не нужен вам Рим, — резко сказал профессор. — С Римом вы уже разобрались. Вы покончили с ним. Вы воссоздали прошлую жизнь, но всё же не сумели разгрести мусор, из-за которого были убиты.
— Я? Вы намекаете на то, что я был Валерием Фронтоном? Вы хотите сказать, что мои сны и есть воспоминания?
— Да, я хочу сказать именно это, — профессор словно приковал Алексея взглядом. — Но ни я, ни вы, ни кто-либо другой не сможет этого доказать. Вы вспомнили кое-что через сон, остальное нащупали, снимая фильм… Я знаю вашу историю, хорошо знаю её, во всех деталях. Я знаю истории многих жизней…
У Алексея похолодело внутри. В голосе Николая Яковлевича звучала такая уверенность, что не поверить ему было нельзя. Но и поверить в такие слова тоже не было сил.
— Вы вспомнили значительный кусок вашей жизни, Алексей, но что это дало вам? Я мог бы сообщить вам ещё кое-какие детали. Однако в этом нет никакого смысла. Представьте, что вы прочитали увлекательный роман. Он вам настолько понравился, что вы начали идентифицировать себя с главным героем. Но сколько бы вы ни стремились стать тем персонажем, книга всё-таки останется для вас книгой, а реальной жизнью для вас будет то, что с вами происходит. И вдруг — представьте такую ситуацию! — какая-то гадалка объявляет вам, что ваша любимая книга в действительности рассказывает одну из ваших прошлых жизней. Вы радуетесь этому, но ничего не меняется. Вы всё равно остаётесь тем, кто вы есть сейчас. А история вашей далёкой жизни из рыцарских или древнеримских времён остаётся историей о ком- то, но не о вас. У вас разорвана память. Вы не ощущаете связи между всеми вашими воплощениями. Покидая одно тело, вы навсегда прощаетесь с ним и с историей его существования, пусть даже очень яркой историей… Вы понимаете, о чём я говорю?
Алексей сидел, напряжённо подняв плечи и впившись руками в подлокотники, и пристально глядел на профессора. В его молчании угадывался испуг. Он был растерян и сбит с толку.
— Что бы я ни рассказал вам, вы воспримете это как историю постороннего, но не свою, — продолжал Николай Яковлевич. — Так что бросьте искать себя в древних мирах. Разве что вы черпаете там сюжеты для ваших фильмов… Вы совершили длинный путь и в конце концов пришли ко мне. Не знаю только, зачем. Что за этим скрыто?
Профессор поднялся, сделал несколько шагов по комнате, потирая ладони, и повернулся к Алексею.
— А Наташа? — спросил он. — Она никого не напомнила вам?
— Нет, — Алексей быстро затряс головой.
— Англию вы не помните?
— Нет. А почему я должен помнить Англию? Вы же утверждаете, что я жил в античном Риме… Да и что я должен помнить?
— Сына. Вы задушили его. Не помните? Не снилось ничего такого? Нет? Руки, стискивающие чьё-то нежное горло… Нет? Что ж… Между тем та субстанция, которая жила в оболочке вашего сына, дважды соприкасалась с вами в дальнейших реинкарнациях, а теперь вы встретили её в облике моей Наташи. Если уж говорить точно, то она не моя дочь, а дочь Николая Яковлевича.
Алексей отвёл глаза и через секунду снова посмотрел на профессора, тупо и зло.
— А вы кто, Николай Яковлевич? Зачем вы морочите мне голову? Разве вы не Николай Яковлевич?
— Меня зовут Нарушитель, это моё имя в веках. Николай Яковлевич умер, а я занял его тело. Врачи вынуждены были констатировать клиническую смерть. Но он-то скончался на самом деле. Того Николая Яковлевича больше нет. Вместо него живу я… Мне такое путешествие сквозь тысячелетия вполне привычно. Я веду бесконечную жизнь, непрерывную в определённом смысле. И тем я отличаюсь от остальных людей, — профессор произносил слова внятно и громко, словно читал лекцию с кафедры. — Я представляю собой в некоторой степени носителя непрерывной памяти. Впрочем, это никому не нужно. Это нужно только мне. Но этим я нарушаю Закон.
Алексей поднялся из кресла, его мелко трясло. Он подошёл к окну. Тёплый воздух коснулся его вспотевшего лба.
— Какой закон? — спросил Алексей.
— Единственный. Настоящий. И чем дальше, тем страшнее мне пойти на смерть. Слишком длинный шлейф нарушений тянется за мной.
— Николай Яковлевич, — Алексей повернулся к профессору и мучительно сглотнул, преодолевая нестерпимую сухость во рту, — я, конечно, признателен вам за то, что вы рассказали мне. Это всё очень увлекательно. Но…
— Можете не продолжать. Вы не поверили.
— Даже если допустить, что это правда… Если… Одним словом, я думаю, что я буду выглядеть более чем просто смешным, если соглашусь поверить вам. Поставьте себя на моё место…
— Однажды я сделал это и провёл много счастливых лет, называясь Валерием Фронтоном. Я занял ваше место. Вы были Валерием. Антония вас убила. Я воскресил отравленное тело и жил после этого как Валерий Фронтон… Вы обратили внимание на этот античный женский бюст? — он указал на фотографию в деревянной раме на своём столе. — Эту женщину звали Лидия. Она была моей женой. Я заказал её портрет лучшим художникам Рима и Помпей. Было вылеплено три её головы и три статуи в полный рост, затем их вырезали в мраморе. До наших дней, к сожалению, дожил, если так можно сказать о каменном изваянии, только этот бюст. Он хранится в Лувре… Вам нравится её лицо?
— Да.
— Представьте, насколько она была прекрасна в жизни, с чёрными волосами и необычайными тёмно- синими глазами…
Алексей осторожно взял фотографию и поднёс её поближе к себе.
— Да, интересное лицо, — неуверенно пробормотал он и тут же перевёл взгляд на Николая Яковлевича. — Николай Яковлевич, я не смею утверждать, что вы лжёте… то есть фантазируете… У каждого своя правда… своя… вера… Но мы все ведь привыкли руководствоваться фактами… Даже художники…
— Вы пришли ко мне, чтобы узнать что-то, и я приоткрыл перед вами врата вечности. Оказалось, что вы не способны усвоить такую информацию. Значит, вам лучше забыть обо всём. Я не скажу вам более ничего, иначе ваше сознание не выдержит, вы будете просто раздавлены. Живите, как жили до сегодняшнего дня.
— Николай Яковлевич, поймите меня…
— Понимаю. Никто лучше меня не может понять такие вещи…
— Такая махина обрушилась разом на голову! Ладно бы только Рим, Валерий и Антония, но вы и про Наташу мне сказали ещё… У меня не укладывается… Разум не способен усвоить это… Человек слишком мал, чтобы состязаться с могуществом и непостижимостью мира… Я бы рад принять ваши слова, как говорится, за чистую монету, но это чересчур напоминает сказку… Да и сами вы, Николай Яковлевич, вашими речами внушаете скорее опасения… Это похоже на… воспалённое воображение, вы уж извините меня за прямоту…
— Извиняю, извиняю. Не подумайте, что вы обижаете меня вашим неверием. Мне-то что? — профессор развёл руками. — Мне не лучше и не хуже от вашего неверия. Повторяю: я лишь начал рассказывать то, что могло бы заинтересовать вас. Но вы, оказывается, развиты в этом направлении очень мало. Вы представляете реинкарнацию как банальное переселение душ, мол, взяли и перелили душу из одного сосуда в другой. Нет, мой милый, вы упрощаете Закон. Вы сводите всё к простому переодеванию театральных костюмов… Всё гораздо запутаннее. Да, перевоплощения, если вам угодно принять этот термин, можно сравнить с театральными подмостками. Жизнь — подмостки, люди, как и актёры на сцене, выходят из-за тёмных занавесей, чтобы сыграть очередную роль, и снова скрываются за кулисами. Разница заключается в том, что актёры могут исполнять одну и ту же роль неоднократно, а вот жизнь даётся
