нажуются своих грибов, им будет не до разумных рассуждений.
— Какие сейчас грибы? Холод-то какой!
— Я слышал, что они сушат мухоморы и перетирают их в порошок, так что они могут храниться годами. Когда надо, этот порошок отваривают, а то и просто насыпают горстями в рот.
— Варвары…
— Говорят, кто-то из наших изнасиловал их женщин…
— А я слышал, что Тереций, которого казнили перед легионом за участие в мятеже, убил в деревне нескольких детишек…
— Не люблю здешнюю осень… Чувствую себя жалкой крысой…
— Зима разве лучше? Мерзость, а не зима! Хорошо, что здесь снега нет. Когда мы в Германии дрались, было похуже. Помню, однажды германцы обложили нас зимой со всех сторон…
— А мы как-то раз застряли в Альпах. Никогда не видел столько снега…
Траян ходил по лагерю, он ловил обрывки разговоров, но не вникал в речи легионеров и размышлял о своём. Иногда его взгляд задерживался на каком-нибудь солдатском лице, изрядно потрёпанном временем, бездумном, мрачном, и тогда Траян останавливался и молча разглядывал солдата, словно пытаясь извлечь из недр его существа ответ на ещё не созревший, но — как чувствовал Траян Публий — очень важный вопрос.
На следующее утро Траян, промучившись ночь напролёт бессонницей, вышел из своего дома очень рано, плотно укутавшись в меховую накидку, и опять долго бродил по военному посёлку, поглядывая то на окутанные туманом окрестные холмы, то на огромный лагерь, обнесённый с четырёх сторон земляным валом высотой метра в три. Каждый вал имел свои главные ворота, возле каждых ворот возвышалась деревянная башня в три яруса. Лагерь давно приготовился к зиме, вместо летних кожаных палаток ровными рядами стояли дощатые бараки, возле некоторых из них тускло светились золотом воткнутые в землю значки манипул и когорт. Вяло поднимались к серому небу дымные струйки угасавших уличных костров. Маркус Флакк перевёл солдат сюда сразу после показательной казни зачинщиков мятежа.
Чуть в стороне от зимнего лагеря, ближе к подножию лесистых холмов, где в летнее время находились лёгкие палатки легионеров, Маркус Флакк заложил город. Сейчас, когда клубился густой туман, Траяну были видны из всех возведённых строений только едва уловимые очертания храма Юпитера — деревянное сооружение имело форму почти правильного четырёхугольника, перед фасадом шло три ряда колонн, но до облицовки храма мраморными плитами дело пока не дошло.
Оглядывая окрестности, Траян вдруг уловил в себе незнакомое чувство. Что-то изнутри толкало его, будто заставляло сойти с места и пойти в даль, через холмы, реки, болота. Ему казалось, что там, в глуши чужой страны, его кто-то ждал. Он почувствовал сильное головокружение, качнулся и ухватился за стену дома.
«Что со мной? Меня будто кто-то тянет».
Вспомнилось жуткое по своему неправдоподобию, но такое реальное по ощущениям видение, пережитое в хижине Энотеи.
За спиной скрипнула дверь. Он обернулся и увидел Маркуса, укрытого плащом из волчьих шкур. Плащ был тяжёлым и длинным, четыре волчьих хвоста волочились по земле, громадные лапы с выкрашенными в алый цвет когтями свисали с каждого плеча на грудь полководца.
— Не спится? — спросил Маркус.
— Похоже, я переполнен ожиданием, — ответил Траян, нервно поёживаясь.
Военачальник криво улыбнулся и проговорил задумчиво:
— Да, предчувствия лишают нас покоя, будь то предчувствие счастья или же предчувствие гибели. Важно, чтобы душу не поглотил страх. Ты ведь не боишься смерти?
— Не знаю, Маркус, возможно, боюсь. По-настоящему близко она была возле меня, когда взбунтовались твои солдаты.
— Гораций прекрасно сказал, что жажде нет дела, в какой чаше и сколь изящною рукою подана вода. Главное — утоление. То же можно сказать о страхе. Главное — изгнать его. А уж силой ли духа ты переступишь через него или силой обстоятельств избавишься от страха — не в том суть дела… И не начинай бояться прежде того, как для этого наступит серьёзный повод.
Маркус похлопал сильной рукой Траяна по плечу.
— А вот и гость, — сказал Маркус после нескольких минут молчания и указал головой на дорогу, начинавшуюся за воротами.
В стелившемся тумане Траян увидел очертания человека. Он был одет в белую тунику с просторными рукавами, не перепоясанную, ниспадавшую до середины икр; русые волосы были коротко острижены. Несмотря на холод, он шёл босиком. Грязь заляпала незнакомцу ноги и подол туники. Иногда его ступни скользили в коричневой жиже, ноги разъезжались, и тогда человек останавливался, чтобы удержать равновесие и не выронить мешок, бережно прижатый обеими руками к груди.
— Кто это? — спросил Траян.
— Если судить по одежде, то это друид.
— Друид?
— Жрец, — пояснил Маркус.
Друид замер у ворот и стал ждать, пока вооружённые копьями солдаты откроют их.
— На этой дороге полно острых каменьев, — сказал Траян с удивлением. — Похоже, он не чувствует ни боли, ни холода.
— Если Фортуна сведёт тебя с кем-нибудь из друидов поближе, то ты будешь потрясён тем, насколько велики, оказывается, человеческие возможности, — сказал Маркус и решительно двинулся к воротам. За ним пошёл Траян.
Приблизившись к друиду, Траян смог разглядеть пришельца. Это был человек лет сорока, с длинным бритым лицом и глубоко посаженными выразительными синими глазами. Друид не шагнул на территорию лагеря, он остался стоять с внешней стороны земляного вала.
— Кто из вас здесь старший? — спросил он на латыни.
Маркус Флакк постучал пальцами по своей груди. Друид неторопливо опустился на колени, не обращая внимания на грязь, и осторожно положил перед собой тяжёлый мешок, перетянутый верёвкой. Все пристально следили за его движениями, пока он развязывал узел. Один из легионеров взял копьё наизготовку, чтобы в случае надобности сразу ударить бритта. Но друид не делал резких движений. Не глядя на римлян, он извлёк из мешка одну за другой шесть человеческих голов.
— Эти люди погибли, когда ваши солдаты разбойничали в Нижней Деревне, — сказал друид. — Ещё пропала одна девушка, но её тело не найдено. Люди покинули свои дома, ушли в лес, взялись за оружие, давно отложенное.
— Я уже казнил виновных, — прервал его Маркус.
— Никто из наших людей не видел этого. Мы уже не первый год живём в мире с римлянами, не враждуем. Почему ваши солдаты пришли в наши дома? Они приходят регулярно и отнимают наших овец, свиней, кур. Мы отдаём вам то, о чём договорились при заключении мира. Но вы приходите и забираете у нас сверх того. В этот раз вы совершили убийства. В двух других деревнях вы сожгли дома. Почему?
— Я наказал виновных, — повторил Маркус.
Друид медленно поднялся. Отяжелевшая от грязи туника провисла и прилипла к коленям, с неё потекли по ногам тёмные струйки. Бритт повернулся и пошёл прочь.
— Подожди! — позвал его Маркус
Один из легионеров поднял копьё, приготовившись метнуть его, но Маркус остановил солдата.
— Ты позволишь ему уйти? — изумлённо спросил Траян.
— А что мне делать? Зачем он мне нужен?
Траян перевёл взгляд на разложенные в грязи человеческие головы. Две из них были женские, с растрёпанными волосами. Одна принадлежала молодому мужчине, остриженному почти наголо. Остальные три были испещрены старческими морщинами, обрамлены густыми бородами и украшены косами, сплетёнными на висках. Мёртвые лица были тщательно вымыты, а на лбы была нанесена синяя краска.
Живя в Риме, Траян часто ходил в цирк, чтобы развлечься гладиаторскими боями или казнью преступников, так что к виду изуродованной человеческой плоти он привык давно. Однако эти уложенные
