Джек нахмурился:
— Лучше. Но поцелуй — это нечто, чем надо насладиться, что надо смаковать, а не терпеть.
Она задумалась над его советом.
— Смаковать? Как любимый десерт?
Джек рассмеялся. Его смех был сильным, очень мужским и чуть таинственным. У нее по всему телу побежали мурашки.
— Это не совсем то, что я имел в виду, но если это поможет… — Он пожал мощными плечами. — Тогда — да, как любимый десерт.
На этот раз Элизабет положила руки на отвороты его элегантного сюртука и на секунду замерла у самых его губ. Она вдруг показалась себе экзотической колибри, которая порхает у запретного цветка.
Она старалась не смотреть на Джонатана, зная, что не готова встретиться с его завораживающими лазурными глазами. Вместо этого она посмотрела на его губы: их очертания были четкими, но не резкими. И они были совсем рядом с ее губами. Она подалась еще немного вперед и медленно провела губами по его рту — один раз, второй, третий… У него был вкус красного вина, сладких фиников и жаркого солнца.
У нее внезапно пересохли губы, и она вынуждена была облизать их. При этом она случайно прикоснулась кончиком языка к его губам. Из его груди вырвался странный глухой возглас.
Она встревожилась:
— Я сделала что-то не так, милорд?
— Нет. — Он тяжело дышал. — Вы все делаете правильно.
— Не как школьница?
Его ответ был быстрым и страстным:
— Ничуть. Вы оказались очень способной ученицей.
— Это хорошо или плохо, милорд?
— Это и хорошо, и плохо, — ответил он так, будто был почти зол на нее.
— На этом урок поцелуев заканчивается? — осведомилась она.
Глаза у Джека сверкали, как сапфиры. Его подбородок был решительно поднят.
— Заканчивается? — Джонатан Уик рассмеялся. — Это было только началом, милая моя Элизабет.
Она изумленно раскрыла глаза:
— Есть еще что-то?
— Так много, что вы и вообразить не можете, — пообещал он ей.
Так много, что она и вообразить не может? Она похолодела, предчувствуя недоброе.
Здесь таилась опасность. Элизабет явственно ощущала это. И дело было не только в том, что она опять оказалась наедине с лордом Джонатаном. Опасность заключалась в ее собственном любопытстве. Любопытство ведь часто до добра не доводит…
— Однако это все-таки не порок… — пробормотала она, возражая себе самой.
— Прошу прощения, миледи, но вы, кажется, отвлеклись, — заметил Джек с некоторой досадой. — Вы говорите сама с собой.
Элизабет подняла голову и посмотрела в полное притягательности лицо мужчины, возвышавшегося над ней.
— Приношу вам свои искренние извинения, сударь.
— Итак, как я уже сказал, мы можем перейти ко второму уроку.
Он наклонился так, что его лицо оказалось совсем рядом. В его взгляде горела решимость.
— Ко второму уроку, — повторила она.
— Поцелуй может быть шутливым или страстным, формальным или желанным, данным охотно или похищенным…
— Таким был мой первый поцелуй — той ночью, на палубе, — неосмотрительно выпалила она.
Он откашлялся.
— Да.
Она задумчиво проговорила:
— Он был совсем не такой, как я ожидала.
Джек нахмурился.
— А чего вы ожидали?
Она глубокомысленно наморщила лоб.
— Мне говорили, что мой первый поцелуй будет сладким и нежным, что его мне подарит какой-нибудь молодой человек, который уведет меня в оранжерею, библиотеку или музыкальный салон. — Она пожала плечами. — Я ожидала, что это будет приятное ощущение.
Элизабет услышала, как Джек протяжно вздохнул.
— Значит, оно оказалось очень неприятным?
Она изумленно посмотрела на него:
— О нет! Я имела в виду совсем не это. Правда. Он оказался таким волнующим!
Он, видимо, успокоился и удовлетворенно улыбнулся:
— Тогда, может быть, мы продолжим урок?
— О да, милорд, давайте продолжим!
— Итак, как я уже сказал, поцелуй может говорить о многом, быть очень разным. Например, простым приветствием или выражением дружеской симпатии.
Он проиллюстрировал свои слова, спокойно прикоснувшись к обеим ее щекам.
Элизабет рассмеялась:
— Таких поцелуев я получала множество! От матушки, Каролины и от элегантных дам, которые гостили в Стенхоуп-Холле. Даже от некоторых джентльменов.
— От некоторых джентльменов? — переспросил он немного сердито, сдвигая темные брови.
Она поспешно объяснила:
— От старых друзей семьи, от дальних родственников и, конечно, от кузена Хораса.
— Конечно.
Элизабет почувствовала, что он недоволен.
— В чем дело, милорд?
Протянув руки, он обхватил ее талию пальцами, как бы снимая с нее мерку для корсета.
— Не нравится мне этот ваш кузен Хорас.
— Но вы же с ним даже незнакомы! — возмутилась Элизабет.
— А мне это и не нужно, — ответил он, раздвигая пальцы так, что они легли на ее грудную клетку. — Ему было позволено не раз целовать вас, а мне — нет.
— Но это же совсем другое дело, милорд!
— Почему?
Она судорожно сглотнула.
— Кузен Хорас целует меня как… как кузен!
— А как целую вас я?
Элизабет совершенно растерялась. Как ей сказать Джонатану Уику, что он целует ее как любовник, если она понятия не имеет, как должен целоваться любовник?
Он потерял терпение.
— Так?
Без промедления он склонился над ней и взял в плен ее губы. Его поцелуй был настойчивым и жадным до боли. Он требовал, чтобы Элизабет отдалась ему целиком. Как той ночью на палубе, у нее не было выбора. Она приоткрыла губы, и его язык начал ритмично врываться ей в рот, пока она не потеряла способность думать, дышать и даже стоять.
Внезапно начавшийся штурм закончился не менее внезапно.
Джек сделал шаг назад и остановился, глядя на нее из-под полуопущенных век. Его грудь быстро вздымалась и опадала. Как и ее собственная. Похоже было, что происшедшее выбило из колеи не ее одну.
Элизабет вся трепетала от переполнявших ее чувств. Ей понадобилось несколько секунд для того, чтобы хоть немного прийти в себя. Овладев собой, она с некоторым вызовом сказала:
