— Это приятно? — спросила она каким-то чужим, неожиданно грудным голосом.
— Это просто чудесно, — хрипло ответил он. — Словно умираешь и возрождаешься заново.
Ей все еще не верилось.
— Вы говорите мне правду?
Джек вдруг стал совершенно серьезен.
— Я говорю правду. Клянусь.
Она задумалась над тем, что он сказал ей. А потом возмущенно спросила:
— Почему мне раньше никто об этом не рассказывал?
Джонатан Уик покачал головой:
— Общество не считает нужным учить милых юных девственниц таким вещам.
Элизабет закусила губу. Она казалась двенадцатилетней девочкой, хотя и не подозревала, насколько юно выглядит.
— Вы не должны говорить об этом, милорд.
Он язвительно улыбнулся:
— Не кажется ли тебе, что сейчас несколько поздно демонстрировать скромность?
Конечно, он был прав, однако она все равно высказала вслух свое возражение:
— Мужчина и женщина не должны говорить о таких вещах!
— Другими словами, я могу класть руку тебе на грудь и даже прикасаться к самому средоточию твоей женственности, но только в том случае, если не буду говорить об этом вслух! — сказал он безжалостно.
— Милорд!
Он насмешливо спросил:
— О Боже, уж не оскорбил ли я ваши нежные чувства, миледи?
— Да. Нет. — Досада заставила ее вскрикнуть: — Будь ты проклят, Джек!
Казалось, он испытал только легкое удивление.
— О, наконец-то совершенно честная реакция, милая моя Элизабет, — снисходительно проговорил Джек. Улыбнувшись, он мягко обхватил пальцами ее подбородок. — Тебе никто не говорил, что ты совершенно неотразима, когда разозлишься?
Это Элизабет уже слышала. От него, если уж на то пошло. Задыхаясь от ярости, она заявила, как и в первый раз:
— Вы совершенно невозможный человек!
Он провел пальцем по ее подбородку. Ему ни капельки не было стыдно.
— Да, наверное.
— А гордиться тут нечем!
— Да, наверное.
Она отступила на шаг, досадливо встряхнув головой.
— Не играйте со мной, сударь. Я не ребенок.
Джек удержал Элизабет и заглянул ей в лицо.
— Тогда уж мы оба не будем играть в эти игры, Элизабет. Давайте всегда говорить друг другу правду.
Она вскинула голову, принимая вызов.
— Всегда правду!
— Всегда правду, — пообещал он.
Возвышаясь над усталой девушкой, Джек укорял себя: ему ли просить о правде!
«Давай не будем играть в игры, Элизабет!» А что же он, к черту, делал весь этот час, посвящая это невинное существо в плотские утехи? Разве он не ведет с Элизабет Гест сложную игру с той первой минуты на базаре, когда он последовал за ней в переулок и спас ее от тех негодяев?
«Что надо сделать, будет сделано. Таков обычай пустыни».
Но в эту минуту ему не очень-то нравился обычай пустыни. Вдобавок к прочим неприятностям он испытывал немалую физическую боль. Он был готов к извержению. Достаточно самой малости, чтобы он потерял контроль над собой: случайного прикосновения ее руки или бедра к его налитой страстью плоти.
Ему необходимо на что-то отвлечься — вот где выход.
Он сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и заставил себя думать о чем угодно, только не о том, что ему хотелось сделать в тот момент, а именно умчать Элизабет в свой шатер в пустыне и неделю кряду заниматься с ней любовью.
Джек мысленно выругался. Вопреки всему его плоть не желала примириться с поражением.
Внезапно ему страшно захотелось, чтобы у него под рукой оказалась бутылка бренди. Как ни желанна была ему в эту минуту Элизабет, он не мог, никак не мог искать утоления страсти в ее юном теле. Это было очевидно. Не место и не время.
Однако Джек пообещал себе, что настанет такой момент, когда Элизабет будет принадлежать ему.
Благодаря нечеловеческой выдержке и железной власти разума над телом, которым он научился в пустыне и на полях сражений, он заставил свои мышцы расслабиться. Спустя какое-то время он был вознагражден тем, что страсть его стала постепенно утихать.
Как только Джек овладел собой, он поправил брюки и наклонился, чтобы поднять шляпку Элизабет: незаметно для них обоих она упала на холодный каменный пол погребальной камеры.
— Нам надо уходить. Пора присоединиться к мисс Дюве и Али и возвратиться в дом леди Шарлотты.
Элизабет молча кивнула.
— Вам, наверное, захочется привести себя в порядок при свете того факела, — сказал он, указывая на противоположный конец полного теней помещения.
Она молча прошла мимо него.
— Ваша шляпка, миледи, — проговорил он, неловко протягивая ей головной убор.
— Благодарю вас, милорд.
Он быстро взглянул на нее:
— С вами все в порядке?
Элизабет немного молча повозилась с прической, а потом ответила:
— Конечно, со мной все в порядке. — Она надела шляпу и, повернувшись к нему лицом, встретилась С ним взглядом. — А что со мной могло случиться?
Он немного помялся и помычал, но потом ответил:
— Я подумал, что, возможно… Было естественно предположить… Я просто решил…
Она приподняла брови, которым природа придала идеальную форму дуги:
— Да, милорд?
Он сжал зубы.
— Я подумал, что вы могли расстроиться.
Она изумленно посмотрела на него:
— Я ничуть не расстроена. Со мной все в порядке. А с вами, милорд? Как ваш недуг?
— Мне придется как-то самому справляться с моим, как вы выразились, «недугом», — ответил он вызывающим тоном.
Он никогда прежде не употребил бы такого слова — пока не столкнулся с этой пигалицей! Теперь он начал и сам считать, что эта чертова штука именно так и должна называться — проклятый недуг!
Чем больше Джек думал о своеволии собственной плоти, тем сильнее злился.
Он готов был поклясться острыми зубами шакалоголового бога Анубиса, что дело оборачивается совсем дурно.
Несмотря на свою юность и внешнюю невинность, леди Элизабет удивительно хладнокровно отнеслась к тому, чем они занимались сегодня днем. А если это не так, то из нее могла бы получиться чертовски хорошая актриса! Джек пообещал себе, что обязательно доберется до сути дела. Его неуловимая добыча окажется в его власти, и он узнает все ее тайны.
Чуть позже, но еще в тот же день (они, вернувшись в небольшое поселение у подножия сфинкса, отыскали там своих спутников) Джек случайно услышал, как Колетт Дюве спросила у своей госпожи:
