в детском доме, единственная ценность – это квартира, которую государство за ней оставило после того, как ее родители-пропойцы перепились до смерти. Кто же оплачивает ее лечение? Неужели Черкасского совесть замучила? Логично. Он как никто был заинтересован, чтобы Мила побыстрее очнулась и подтвердила его показания. Или наоборот: чтобы она оставалась в коме и не раскрывала рта. Интересно, какую установку он дал врачам? Ведь кто платит, тот и заказывает капельницу.
Пускать Катю к Миле толстая медсестра отказалась.
– Посещение только для близких родственников, – рявкнула она. – Остальным запрещено. Идите отсюда, девушка.
Катя не любила нарушать запреты, но она должна была увидеть Милу. Прощения попросить. За то, что ворвалась тогда, или за то, что убийце помогла на свободе оказаться.
– Ваша пациентка – сирота. Для нее работа – дом родной. Внимание коллег – это так важно, сами понимаете, – принялась искать подход Катя. – А то ведь, сами знаете, есть не коллективы, а зоны повышенной опасности. Там если стреляют глазами, то на поражение. А если чешут языками, то у тебя за спиной.
– Да-а, коллективы бывают разные, – кивнула медсестра. – Зависть коллег, недовольство начальства...
– У нас не так. В нашей организации главное богатство – это люди. И я от имени и по поручению всего коллектива... А вы меня не пускаете!
– Ну, хорошо, – сдалась толстуха. – Вот вам халат, вот бахилы, идите в палату, второй этаж, третья дверь направо. Только недолго, чтобы доктор не заметил. Он запретил к Кострыкиной посторонних пускать.
Катя поднялась на второй этаж, повернула направо, но возле указанной двери остановилась в некоторой растерянности. Из палаты доносилась энергичная музыка. Но ведь Мила в коме и в реанимации? Хотя, может, это новая методика? Неизвестно, слышит ли что-нибудь человек в состоянии клинической смерти. Но если слышит, то почему не заводную музыку, тем более что Мила любила ходить на дискотеки. Пусть быстрее выздоравливает, диджеи ждут.
Или это соседи по палате развлекаются? Но в элитной клинике должны быть одноместные апартаменты.
Катя осторожно открыла дверь палаты. И замерла в изумлении. Комната больше напоминала номер в хорошей гостинице, нежели палату в медицинском учреждении. Вместо больничной койки – довольно широкая кровать. Одна. Так что номер все-таки одноместный. Музыка доносилась из включенного телевизора. Конечно, какие-то приборы и капельницы стояли возле постели. Но само ложе оказалось пустым, одеяло было скомкано.
Что это значит? Милу увезли на процедуры? Но ведь она без сознания!
Катя шагнула обратно в коридор, прикрыла дверь. Нужно уточнить у кого-нибудь.
– Ну что же вы, – мимо проходила все та же медсестра, – передумали навещать свое богатство?
– Так палата пуста.
– Не смешите меня, девушка. Пациентка в коме, куда же она денется?
– Но ее нет в палате!
– Этого не может быть.
Толстуха протиснулась мимо Кати и распахнула дверь.
– Девушка, может быть, вам тоже госпитализация требуется? – хмыкнула она. – У офтальмолога проверялись? Очки-то протрите, вот она, ваша больная.
Катя заглянула в палату. Музыка больше не звучала, экран телевизора потух. На кровати лежала Мила, худая и бледная. К ее руке были присоединены какие-то датчики, из носа торчала тонкая кислородная трубка. Все как в сериале «Скорая помощь».
Но минуту назад декорации были совсем другими, да и главная героиня отсутствовала.
Или это опять началось? И у Кати проблемы не со зрением, а с головой. История с пиццей, которую она не заказывала, с аллергией у Валерии, о которой ее Светик якобы предупреждала... Теперь вот галлюцинации. Слуховые и зрительные. Палата оказалась не пуста, пациентка появилась, зато музыка исчезла.
Похоже, Катя сходит с ума?
12
Спокойно! Нужно рассуждать логически. У Кати, конечно, в последнее время случались переживания и потрясения, но не до такой же степени. Собственный ум ее вполне устраивает, не собирается она с него сходить. Ей удалось даже раскрутить Горчакова и Черкасского на признание. И эта невероятная идея о том, что сводка криминальных происшествий была буквально списана с Катиной диссертацией, оказалась не такой уж бредовой.
Надо просто понять, в чем тут дело. Почему Мила поменялась местами с пустотой? В палату ведет одна дверь. Возле нее Катя и разговаривала с медсестрой. Пациентка мимо них на каталке не проезжала и не проходила на своих двоих. Несмотря на улучшенную планировку, балкона в комнате нет, поэтому и туда Милу не вывозили подышать воздухом.
Катя потопталась на пороге, огляделась. Слева от кровати имелась дверь, которая вела в санузел. Так что Мила могла находиться там. Правда, Катя никогда не слышала, что люди в коме самостоятельно принимают душ. Она на всякий случай заглянула за дверь. Вдруг там притаился коварный санитар, который играет в прятки с лежачими больными? Игры, как убедилась Катя, бывают самые неожиданные. Но в маленьком пространстве между душем и унитазом никто ни во что не играл.
Выходит, посторонних в палате не было. Тогда кто же включил и выключил телевизор? Мистика какая- то!
Кома – явление загадочное. Может быть, пока тело спит, дух бодрствует и гуляет сам по себе? Но этот дух и тело с собой уволок! Видимо, вдвоем веселее.
Стоп! Потусторонние версии лучше не рассматривать. Ее оружие – логика. Итак, остается лишь одно разумное объяснение.
Катя подошла к кровати и негромко, но убедительно произнесла:
– Мила, это я, Катя. Мне так нужно поговорить с тобой. Столько всего случилось. Ты не поверишь!
Пациентка никак не отреагировала. Ритмично попискивал какой-то прибор, видимо, следящий за работой сердца.
– Пора тебе уже как-то выкарабкиваться из этой комы. Ну разве это место для молодой симпатичной барышни? К тому же столько мужчин жаждут с тобой пообщаться. Следователь, например. Эта история с Черкасским – очень странная. Он заявил, что у вас в подсобке имело место недоразумение. Ему поверили и отпустили. Но вчера опять задушили женщину, и на шее у нее оказалось янтарное ожерелье. Мила, ты должна очнуться и развеять сомнения: нападал на тебя Черкасский или нет?
Но Мила не горела желанием исполнять свой гражданский долг. Видимо, интуиция ей подсказывала, что следователь – не тот мужчина, ради которого стоит пойти на все, даже на допрос.
Что ж, Катя знала вкусы подруги и сменила тактику.
– Пока ты здесь, я единственная свидетельница по этому делу. Единственной быть всегда приятно. Так что я теперь работаю в фирме Черкасского, купила контактные линзы. Все говорят, что я похорошела. Жаль, что ты вынуждена чахнуть здесь. Ты такая бледная! Эти трубки тебе совершенно не идут. Впрочем, кому они идут? Ты так похудела! Особенно грудь...
Этого Мила вынести не смогла. Она с возмущением распахнула глаза и выдернула кислородную трубку из носа.
– Тебе не в фирме Черкасского надо работать, Чижова, а в реанимации. Ты и мертвого поднимешь! – выпалила она.
– Доброе утро, спящая царевна! – обрадовалась Катя.
Она не сошла с ума, и дух Милы никуда не утаскивал собственное тело. Ее коллега просто очнулась. Но почему-то не пожелала ни с кем поделиться этой хорошей новостью.
– Мил, ты почему партизанишь? – поинтересовалась Катя. – Представляешь, что я подумала, когда
