помню Уильяма Кемпбелла спокойным и добрым мальчиком. Он мало говорил и только наблюдал мир темными, глубокими глазами, но теперь он очень изменился. Катрина подтвердила это. Матери говорили директору о жестоком характере мистера Филлипса. Он сечет детей даже за самые малые провинности. Ужасно рада, что маленький Джон еще несколько лет не будет у него учиться.
Обращение этого джентльмена еще более разочаровывающее. Сегодня он настоял на том, чтобы вступить со мной в беседу, несмотря на явное мое нежелание. Я уже давно объявила мистеру Филлипсу, что никакие светские контакты между нами невозможны, до тех пор пока он будет вести себя неподобающим образом. Мои слова не возымели успеха.
Райан полагает все это шуткой. Видимо, многие в городе еще считают Уильяма Кемпбелла маменькиным сынком, не представляющим ни для кого угрозы. Разумеется, я никогда не читала Райану писем, которые сожгла.
Майк наткнулся на еще одну интересную запись, сделанную в том же году.
Как только люди немного отдохнули от тяжелой летней страды, все разговоры обратились на мистера Филлипса, школьного учителя, зачисленного в действующую армию.
Сначала это посчитали шуткой джентльмена, которому почти тридцать лет, но вчера он вернулся из Пеории в дом своей матери уже облаченным в мундир. Катрина говорит, что он выглядит в нем неплохо, но она также добавила, что есть слух, будто этот человек пошел в армию потому, что ему грозило увольнение. С тех пор как родители мальчика Каттона обратились в школьный совет с жалобой на применение преподавателем силы – Томми Каттон из-за него несколько дней пролежал в больнице в Оук-Хилле, хоть мистер Филлипс и утверждает, что тот просто упал с лестницы, – стали жаловаться и многие другие родители.
В общем, какова бы ни была причина, он сделал достойный выбор. Райан говорит, что он сам, не раздумывая, поступил бы на службу, если бы не Джон, Катрина и Райан-младший.
Потом ему встретилась запись от 9 ноября 1917 года.
Сегодня сюда приходил мистер Филлипс. Я не могу писать о том, что последовало во время этого визита, но всегда буду благодарна тому мороженщику, который заглянул к нам через несколько минут после прибытия учителя. В противном случае…
Он утверждает, что вернется за мной. Этот человек невежа, он не чтит ни те клятвы, которые я дала пред алтарем, ни то, что я мать троих маленьких детей.
Все говорят о том, как он хорошо выглядит в мундире. Я этого не нашла: слишком патетично, всего лишь мальчишка в мешковатой форме.
Надеюсь, что он никогда не вернется.
Последнее упоминание об этом человеке Майк обнаружил в записи от 27 апреля 1918 года.
Весь город собрался на похороны мистера Уильяма Кемпбелла Филлипса. Я не смогла пойти из-за головной боли.
Райан говорит, что армейское командование намеревалось похоронить его на американском кладбище во Франции вместе с другими павшими в боях. Но его мать настояла на том, чтобы тело перевезли в Америку и похоронили дома.
Его последнее письмо пришло ко мне уже после его смерти. Я совершила ошибку, прочитав его, но сделала это, думаю, не из сентиментальных побуждений. Он писал, когда лежал во французском госпитале, еще не зная, что инфлуэнца довершит то, что начала немецкая пуля. В письме он писал, что за время пребывания в окопах его решение только окрепло и ничто не остановит его и не помешает вернуться и получить меня. Это его слово: «получить».
Но что-то все-таки остановило его.
Моя головная боль сегодня была просто невыносима. Мне нужно отдохнуть. Я больше никогда не упомяну об этом несчастном, одержимом человеке.
Могила дедушки находилась в самом начале Страстного клад-бища, слева от калитки и примерно в трех рядах от нее. Здесь покоились все О Турки и Рейли, и еще оставалось место и для родителей Майка, и для него самого, и для сестер. Именно там все они когда-нибудь обретут вечный покой.
Они положили на могилу цветы и молча помолились. Потом, когда остальные стали приводить в порядок могилу и выпа-лывать сорняки, Майк быстро прошел по рядам.
Ему не нужно было читать надписи на надгробиях, ибо многие из них были хорошо известны, хотя главным подспорьем служили крошечные флажки, которые скауты установили на могилах ветеранов в День памяти. Теперь флажки уже поблек-ли, цвета полиняли от затяжных дождей и яростного солнца, но большинство остались в целости и по-прежнему отмечали могилы солдат, а их здесь лежало много.
Могила Филлипса располагалась в противоположном конце кладбища. Надпись гласила: «Уильям Кемпбелл Филлипс. 9 августа 1888 – 3 марта 1918. Он погиб ради того, чтобы жила демократия».
Земля на могиле была странно разворочена, будто кто-то недавно здесь все раскопал, а потом в бешенстве раскидал зем-лю. Поблизости виднелось несколько концентрических окруж-ностей, примерно восемнадцати дюймов в диаметре, где разрых-ленная земля, казалось, углубляется внутрь.
Родители Майка окликнули его уже со стоянки у заднего за-бора. Он бегом кинулся к ним.
Отец Кавано был рад видеть Майка.
– Майкл, Расти совершенно неправильно произносит латинские фразы, даже когда читает их по книге, – пожаловался священник. – Угощайся, бери еще пирожное.
Аппетит еще не вернулся к Майку, но лакомство он все-таки взял.
– Мне нужна помощь, отец Кавано, – произнес он между двумя кусочками. – Ваша помощь.
– Пожалуйста, Майкл, – сказал его собеседник. – Все, что угодно.
Майк набрал в грудь побольше воздуха и начал рассказывать свою историю. Сделать это он решил еще в дни своей болезни, однако сейчас, начав говорить, сам почувствовал, как странно звучит его рассказ. Но продолжал говорить.
Когда Майк закончил, повисло молчание. Отец Кавано внимательно смотрел на него из-под насупленных бровей. На щеках у него явственно проступала щетина.
– Майкл, ты это серьезно? Не валяешь дурака, а? Майк изумленно воззрился на священника.
– Нет. Вижу, что нет. – Отец Кавано глубоко вздохнул. – Итак, ты полагаешь, что видел призрак этого солдата…
– Нет, – энергично заговорил Майк, – нет, я не думаю, что
Отец Кавано кивнул, все еще не спуская внимательных глаз с Майка.
– Но это едва ли могло быть неким Уильямом Кемпбел-лом… как его?
Филлипс.
– Уильямом Кемпбеллом Филлипсом. Едва ли это мог быть он, спустя сорок два года после… то есть мы говорим либо о призраке, либо о каком-то бесплотном видении. Правильно?
Теперь пришла очередь Майка кивать.
– И что ты хочешь, чтобы я сделал, Майкл?
– Обряд экзорцизма, отец. Я читал об этом и… Священник молча покачал головой. Затем заговорил:
– Майкл, Майкл… Экзорцизм – это обряд из Средневековья, своего рода народное колдовство с целью изгнания дьявола. В те времена каждый считал, что все болезни – от насморка до самых тяжелых, таких как чума, – и несчастья насылают демоны или дьявол. Ты же не думаешь, что это… видение, которое явилось тебе во время болезни, от дьявола, не так ли?
Майк не стал уточнять, когда именно он видел призрак Солдата.
Не знаю, – честно признался он. – Я только знаю, что он приходит за Мемо, и думаю, что вы можете нам помочь. Вы пойдете со мной на Страстное кладбище?
Отец Кавано нахмурился.
– Кладбище – это святая земля, Майкл. И я не так уж много могу сделать там, кроме того, что уже сделано. Усопшие там покоятся в мире.
Но экзорцизм…
– Экзорцизм означает изгнание дьявола из тела или из места, которым он овладел, – прервал его
