Хрустальный звон колокольчиков, так бы и слушал его. – Ну скажи мне ты, случилось чтонибудь?
– Почему случилось?
– Не знаю, – сказала она уже совсем другим тоном, – мне сейчас так показалось.
– Нет, не случилось, просто хотел услышать твой голос, – не самая страшная ложь, а может, и не ложь вовсе.
– Спасибо, мой родной, давай увидимся, давай ты приедешь... Сможешь?
– А ты? – спросил я совершенно неожиданно.
– Я? Когда?
– Не знаю, например, конец июля – начало августа.
– Хорошо, я посмотрю график и позвоню тебе или напишу. Но это еще так долго.
– Я скучаю.
– Правда?
– Да.
– Тогда я буду очень терпеливой и постараюсь приехать. Мне уже бежать надо, но я хотела тебе одну вещь очень важную сказать. Ты готов?
– Да, – в этот момент я, кажется, ко всему был готов.
– Я тебя люблю, Костик. Я тебя очень люблю и очень скучаю. Все. Не говори ничего. Пока.
Странным может показаться, но я встал со скамейки другим человеком. Всего-то и нужно было услышать, что меня любит чудесная девушка или говорит, что любит, и поверить в это – пусть ненадолго, пока не включился на полную мощность временно выведенный из строя нашим разговором аналитический аппарат, который в любой момент мог обосновать не только то, что такая девушка, как Настя, не может меня полюбить, но и гораздо более сложную теорему, что никакой любви вообще не существует.
На недавно окрашенной скамейке остались все недавние сомнения. Мгновенно сложившийся план был прост и последователен. Я сообщаю Андрею, что не принимаю его условия, и если он выполнит свое обещание, то смогу выступить на совещании с аргументами, почему я не принимаю эти условия. Кроме меня и, может быть, Марии, никто не знает, что Андрей собирается уходить, так что этот козырь использовать нельзя, то есть нельзя будет просто сказать, что ему на все наплевать. Значит, придется искать другие доводы. В любом случае мяч окажется на его стороне, и он должен будет либо предложить мне поучаствовать в процессе распиливания, и тогда мои руки развязаны, либо еще что-нибудь. Пока же будем руководствоваться презумпцией невиновности. Таким образом, я выиграю время и не наделаю глупостей, за которые потом может быть очень стыдно. Как, например, до сих пор мне очень стыдно за докладную, которую я написал в шестом или седьмом классе на одного из своих одноклассников. Тогда только начались всякие волнения на окраинах большой советской империи, и те, кто сообразил, что окно возможностей скоро закроется, и к тому же имел деньги, распродавали все имущество и ехали в Центральную Россию – самые обеспеченные, естественно, в Москву. Аслан был из какой-то большой дагестанской семьи, и, как я сейчас понимаю, тогдашняя Москва представлялась ему большим наказанием, несоразмерным совершенным грехам. А мои и его одноклассники всеми силами доказывали, что его оценка верна. Дрался Аслан в среднем один раз в день, и маму его вызывали в школу в среднем два раза в неделю. С папой, по-видимому, все было непросто, иначе и месяца не продержаться бы маленькому горцу в нашей элитной английской школе, а он продержался то ли два, то ли три. На исходе второго месяца наша любимая классная руководительница решила обсудить эту тему с уже не пионерским активом класса. Идея была проста. Поскольку директор в силу каких-то связанных с папой причин сохранял нейтралитет и отделывался нерешительными заявлениями типа «Мы не исчерпали всего потенциала педагогических методов», а синяки и разбитые носы родители предъявляли именно ей, классному руководителю, она решила разобраться с ситуацией с нашей помощью. Докладная от родителей уже была на столе, теперь следовало получить докладную от учеников. И в качестве писаря был избран именно я, как обладатель самого свежего синяка. Аслан меня бесил невероятно, и я посчитал, что способ расправы придумали не просто изощренный, но и вполне справедливый. Было, конечно, ощущение чего-то неправильного, непацанского, как сейчас бы сказали, но аргументы учительницы, поддержка друзей и одобрительный взгляд одной девочки не давали сомнению развиться во что-то более осознанное. Я должен был докладную написать, а уж остальные были готовы под ней подписаться. Основные тезисы классная руководительница повторила несколько раз, так что я вполне прочувствовал свою миссию и, вернувшись из школы, сразу принялся за сочинение.
Небольшими шагами и не очень торопливо идем мы обычно по жизни от одного указателя до другого, но и при этом умудряемся свернуть не на ту дорогу. Кто знает, как сложилась бы дальше моя жизнь, не расскажи я историю с Асланом отцу за ужином. Он слушал сначала вполуха, а потом что-то в моем рассказе привлекло его внимание, и он спросил: «Я надеюсь, что ты отказался?»
– Нет, – сказал я, не понимая еще, в чем на этот раз оказался не прав.
– То есть ты хочешь сказать, что все это уже написал?
– Да. И могу дать тебе почитать.
– Нет, – сказал он и выключил телевизор. – Не надо.
Детский мир гораздо более черно-белый, чем взрослый. Поэтому таким тяжелым и бывает для многих переход из детского мира в подростковый, и еще труднее – в мир взрослый. В детском мире есть плохие и хорошие, герои и злодеи, по крайней мере, так было в моем детстве. И всегда было понимание, похвалят меня или будут ругать. И вот абсолютно уверенный в своей правоте, то есть ожидая как минимум одобрения своего решительного поступка, я столкнулся с жестким неодобрением отца, которому во всяких серьезных вопросах безгранично доверял. Но у меня же были свои аргументы, как то: что его никто не любит, что он все время дерется (и мой последний синяк, кстати, не от кидания снежками, а от его кулака), что классная руководительница просила и ребята поддерживают – и в чем же тогда я не прав?
Отец тогда как-то уж очень серьезно отнесся ко всей этой истории и долго мне объяснял, каково мне было бы оказаться на месте этого Аслана в какой-нибудь дагестанской школе. Моя главная ошибка в том, говорил он, что я думаю, будто весь мир устроен одинаково, но это не моя вина, просто я прожил еще мало. А сейчас нужно просто разорвать и выбросить докладную, а классной руководительнице сказать, что отец не разрешил ее писать. Я считал, что он не прав, но послушался. Ночью у меня поднялась температура, кошмары разные снились. Просыпаясь в поту после жаропонижающего, я различал недовольный голос мамы, выговаривающей что-то отцу, потом снова засыпал, переодетый в сухое. Наверное, это был нервный срыв, такое, я слышал, бывает у детей. На следующий день температуры уже не было, но в школу я не пошел, потом были выходные, а потом выяснилось, что родители забрали Аслана из нашей школы и перевели в другую.
Я вспомнил сейчас эту историю так явственно, будто она случилась вчера, хотя прошло больше двадцати лет и эпизоды из школьной жизни, как мне казалось, почти не сохранились в моей памяти. Но оказалось, что они до сих пор живут где-то в пыльном сундуке самой темной комнаты, где разрешено копаться только ничем не брезгующим психоаналитикам, чтобы они, вволю накопавшись в этих сундуках, объяснили нам потом, почему мы стали такими, какими стали. Порвав докладную тогда, я решил не писать ее и сейчас. И мне стало легко, и даже таджики на бульваре смотрелись куда дружелюбнее. Меня переполняли добрые чувства, которыми очень хотелось поделиться, поэтому я взял телефон и написал Насте: «Спасибо. Ты мне сегодня очень помогла». На что она ответила примерно через час: «Я счастлива, я знала, что у тебя что-то случилось, но не знала, как помочь. Люблю тебя».
Из дверей офиса навстречу мне выходили сотрудники, которые терпеливо дожидались положенных шести часов, чтобы заняться более интересными или более нужными делами. Охранник на reception сказал, что Андрей искал меня, но теперь уже уехал. По-видимому, тоже заниматься чем-то более интересным. Странно, что не оставил сообщения, хотя если б было что-то срочное, то наверняка бы оставил.
Глава двенадцатая
Новые продукты появляются на рынке одним из двух способов. В компаниях, которые я называю «старыми», бал правят исследователи и инженеры. Они выбивают большие бюджеты на свои исследования, и в результате, если проект завершится, миру будет явлено новое чудо технической и научной мысли. Разработчикам в этом случае будет чем отчитаться: за время работы было потрачено столько-то миллионов или миллиардов, получено столько-то патентов или лицензий, и если соединить все провода, обеспечивающие жизнедеятельность чудо-техники, то они протянутся, например, от Нью-Йорка до Майами. За все эти подвиги разработчикам вручат медаль от журнала «Инновации сегодня и завтра», а также медаль
