набережной, — стоит лишь неприкрыто позаботиться о своей шкуре, глядишь, и другим выгода. Все, как с женщиной: смело подчиняй ее жизнь своим интересам, и она в конце концов будет думать, что так и нужно, да еще и найдет в том нехитрое свое счастье…» Антон решил даже и не думать о том, что женщины бывают разные, — что толку, теперь они отсутствовали все напрочь, какие бы то ни было, и никаким эгоизмом, судя по всему, даже одну-единственную было не материализовать. Часы угрюмо свидетельствовали о том, что зрители уже отряхивались от Россини в гардеробе. Как время успело так растранжириться! Елена утверждала, что неудачка вышла из-за дешевой щедрости, что никому не принесла она ни крупинки восторга. Но ведь Антон, дурак, так хотел легкой добычи для всех! Чего и кому было жалеть в волшебный день? Да пусть хоть пингвин в Антарктиде возликует, а мелочи вроде банки пива найдутся и без скатерти- самобранки. А оказывается, играй по мелочи — и воздастся… А может, дело в Лене, в том, что она сама ненавидела идеи о всеобщем благоденствии и верила только в маленькое, отдельно взятое, ощутимое на зуб счастье улучшенной планировки, и поэтому Аркин считал ее немного мещанкой, несмотря на то, что вполне разделял ее вкусы. Но женщины по определению мещанки, и та, с которой сегодня такой провал, наверняка уж не божий сувенир, не отрада жизни. Стоит утешиться хотя бы этим. Но все-таки Аркина манило к театру. Труднее всего истребить в себе инстинкт «всякого случая». Каких только кульбитов не сделаешь «на всякий случай»… Даже придешь потоптаться у афиш к концу спектакля. Вообще-то Аркин недолюбливал оперу и прочие лицедейские жанры. Он не трепетал от третьего звонка, и раздвигающийся занавес будил в нем лишь эротические аллюзии, после чего воображение порхало далековато от спектакля. Еще бы! Поводи по театрам обиженных женщин. А дамам нравится: храм искусства для них как справка о благонадежности. Если мужчина сопроводит ее в бельэтаж — значит, он не может быть подонком, аферистом или маньяком. Он непременно чист, светел и непогрешим, как статуя Ким Ир Сена. Но вот если он в густых сумерках идет по заштатной улочке к ближайшему ларьку, то сие почему-то в глазах рафинированной барышни большая подозрительная промашка. По мнению иных особ, мужчина после девяти вечера и вовсе криминал, будто днем и ночью на земле мелькают не одни и те же физиономии… Баста! Пора завязывать с «душеспасительными» знакомствами и дамами от Сергея-сводника. С этих пор только стихия и импровизация!
Остатки публики рассаживались по авто или оживленными парами удалялись, сверкая коленками, каблуками или выходными костюмами металлического оттенка. Иные важно вытирали пот со лба, будто честно устали от зрелищ. Из любопытства Аркин огляделся. Такого, конечно, быть не могло, но между стайкой иностранных студентов и чинным семейством с немилосердно разряженной девочкой стояла растерянная девушка в джинсах и зеленой футболке. Аркин вспомнил про договоренность о зеленом. «Она будет в зеленом костюме», — напутствовал Сергей. Футболка вместо костюма прелестно гармонировала со всей сегодняшней иронией судьбы. Антон рискнул подойти ближе — и его удивленную гримасу расценили как приглашение.
— Ой, а вы случайно не Антон?
— Антон. Случайный. Это мы с вами вроде договаривались…
— Чудеса! И вы меня все это время ждете? — весело ужаснулась девушка.
— Да, — не моргнув, ответил Антон. — Точнее, я тоже, видите ли, припоздал.
— И тоже на три часа?!
И тут Аркин струхнул от простой мысли, что ради такого совпадения с человеком не грех и всю жизнь на двенадцати квадратных метрах прожить. Хотя и необязательно. А возможно, и опрометчиво. И тем не менее…
— … я подумала — три часа прошло, какое безумие с моей стороны, но решила — прогуляюсь на всякий случай. А вдруг! А тут вы… Хорошо, что вы тоже…
В ночи, когда плита покрылась кофейными узорами, а язык довел если не до Киева, то по крайней мере до вечных вопросов бытия, позвонила Елена.
— Ну что, всех спас? Поменял плохие приметы на хорошие? Чувствую, что Земля благодаря тебе уже меняет орбиту… Доделай, пожалуйста, книжку. К послезавтра.
Аркин хотел было возразить, что сегодняшним днем его редакторские будни исчерпались. Но Елена была тверда, как кремень, заявив, что, раз колдуна из него не получилось, не мешало бы и поработать.
— Как же, как же… Кое-что ведь у меня все-таки получилось. Разумный эгоизм, шкурный интерес… не банку, конечно, пива, но принес свои плоды. Дитя заблудшее вернулось к матери, встреча чудом состоялась. Все, как ты учила. И даже индейцы по мановению руки в телевизоре замерли! Чем не упражнения в магии…
— Телевидение с утра шалило, дурачок, — ласково парировала Елена. — А шкурный интерес — он и в Африке шкурный интерес. Он и без волшебной палочки работает неплохо. Так что упражняйся и получай свои плоды хоть каждый день. — Потом помолчала и добавила: — А встреча твоя — игра случая, фаз Луны и Провидения. Ангелам тоже надоедает сидеть без дела. В сущности, тот же шкурный интерес.
Аркин положил трубку и чертыхнулся. «Наверное, поссорилась с сожителем, и теперь все к станку! Как это похоже на Елену — устроить аврал, сорвав зло на формально подчиненных, а в сущности — на родных душах, ибо какой она, к лешему, начальник, но теперь ее до утра не урезонить. Ибо в ее возрасте сожитель — это серьезно, это, считай, что муж…» — с издевательской ухмылкой размышлял Антон. Оптимистически недоумевающая Виктория в зеленой футболке взялась убеждать, что редактировать не так уж и обязательно и наверняка можно оставить все как есть, и сделать вид, что так и нужно. Антон тоже так думал когда-то.
— Смотри сама. Глава, кажется, вторая. Так-так, сейчас найду… Вот, пожалуйста, цитирую. «Он отжал ее сильными руками…»
— Ну, таким книжкам уже ничто не поможет. Их надо сразу в унитаз спускать.
Какие, однако, прогрессивные сдвиги в частной жизни! Предыдущие барышни частенько не разделяли Антоновых потуг к разрушению. Они считали, что портить чужое — грех, в то время как Аркин чувствовал это своим призванием.
На следующий день, не продвинувшись ни на страницу, зато изрядно посвежев под душем, Аркин ради интереса позвонил на работу. Все-таки за ночь Елена вполне могла поменять настроение с точностью до наоборот, даже пережив девятибалльную домашнюю бурю с семейной перестрелкой. Но августейшая особа категорически отсутствовала. Вместо нее неопознанный нетрезвый голос сообщил, что Елена Николаевна выходит замуж, а потом на «медовую недельку» едет к морю, какому — неизвестно, но ты все равно приходи — нальем.
Чудно! От радости Аркин аж вспотел и промокнул лоб засаленной шторой. Теперь, кстати, можно и уборками заняться, и рубашку любимую постирать. Времени вагон. За неделю и «Гамлета» на хинди переведешь… И все-таки Ленка — глупая женщина. Ничего она не понимает в «шкурном интересе». Объяснишь ей, с какой стати ей счастье привалило, ведь не поверит. Кулаком в лоб заедет. Скажет, молчи, недостойный, это Провидение… ангелы! Да и пожалуйста. Обойдемся без благодарностей. В конце концов — целая неделя…
Превосходство
Она, Райка, конечно, помнит самое начало: сентябрь, на удивление солнечный и нежный, пахнет яблоками, и смурные наманикюренные продавщицы швыряют их безбожно в замызганную тару, чтобы взвесить пару кило жаждущим кислой железистой мякоти. У Райки новая компания, они говорят о новом, ходят в новые места, и она теперь тоже все делает по-новому, вожак, раздающий роли, — Эдуард. Раздающий в шутку, разумеется, но никто ему не перечит. Он говорит: «Раиска-ириска, тебе нужно похудеть в нижнем полушарии тела!» И Раиска похудеет, года через четыре. Но так ли уж важны сроки…
Быть может, вся ее впечатлительность от отягощенного анамнеза, как пишут отягощенные стажем захолустные доктора: наследственность так себе, с серединки на половинку. Мать слабая и отчужденная, погружена в артистические грезы, незадавшаяся старлетка, но образованна, любит нервозные скрипичные этюды, отсюда дочери вместо фрейдистских зонтиков, морковок и шпилек снятся смычки. Дедушка по
