время драки. Противостояние сразу наполнилось смыслом – вот как далеко может зайти благородная миссия Ханумы! Терпеть побои, уступая свое счастье, дабы голубки-предатели крепче любили, – пожалуй, альтруизм высшей пробы. И если это не объяснить Руслану, хоть мильон раз поумневшему на соленых ветрах, то Сашенька должен был понять… Тем более надо же было как-то объяснить свежие раны.
Как бы не так! Родительский гнев не знал предела. Отцу в момент стало не до тонких материй, он уяснил только одно: родной сын заигрался в поддавки и потерпел поражение от ничтожной шпаны, которая хоть и ближайшая родня, но достойна уничтожения, как генетически неполноценный материал. Сашенька именно так и выразился, к ужасу Каспара. Впервые не отец сына, а сын отца удерживал от аффекта: Сашенька собирался лететь в ночи к Руслану и взять реванш. Его не смущала даже предполагаемая реакция Айгуль. Вот тут Каспару пришлось куда как труднее, чем в драке с «генетическим отбросом»…
Итак, он покидал родные края снова непонятым. Хорошо, что отец всегда был отходчив, и семья не раскололась кровной враждой. Но ее тень легла надолго. Зато Каспара не слишком попрекали тем, что он бросает «Духовную пищу» на произвол судьбы. Неисповедимы пути человеческого согласия… Отец вновь был согласен с тем, что в этой дыре умному человеку делать нечего. Хоть его уверенность в Каспаровом уме сильно пошатнулась. Ну и пусть! Главное, что в столицах дитя как будто целее будет…
С переводом Эриксона под мышкой, вдохновленный свежим взглядом на гипноз, Каспар ждал своего поезда. Жаль, что его провожал Сашенька. На вокзале нельзя было не приметить удивительную певицу. Девушка пела, но без блоковского церковного хора. Зато канонически сумасшедшая. Пела пронзительно и плохо, но был в ее отваге Божий почин. Люди чувствовали и клали деньги в стеклянную банку. У певицы не хватило стиля даже на сосуд для мелочи. Столь оригинально вписавшейся в социум провинциального города могла быть только она – неудавшаяся мать Сашенькиного младенца. Каспар узнал ее сразу, в отличие от отца, не обратившего на бедолагу ни малейшего внимания. Значит, ему не нужны подобные напоминания, решил сердобольный сын. Зато сам кинул в банку щедрую монету. «За двоих», – подумалось ему. А еще помечталось: может, она его узнала? Хотя какое это имело теперь значение…
Глава 10
Амуртизация
Каково же было его изумление, когда он заметил побитую молью певчую птаху в поезде! И не где- нибудь, а в вагоне-ресторане. Каспар зашел туда из любопытства, а вот несостоявшаяся его мачеха – по делу. Перед нею стояла рюмка с напитком многообещающего коричневого оттенка, тарелка с салатом «Нежность» и бутербродом с ветчиной. Среди снеди лежала раскрытая книга, придавленная сахарницей. Знала бы сердобольная Айгуль, как расточительствует бедная девочка, которой она отстегнула когда-то целое состояние! Ореол вокзальной певицы трансформировался в образ дамы, праздно путешествующей. То есть со средствами. Она была одета не хуже бухгалтерши в Сашенькином магазине, а та баба не промах. Конечно, Каспар не мог скрыть досужего интереса – не каждый день он видел такие преображения. А если вспомнить, как эта особа ворвалась в жизнь семейства Ярошевских в первый раз, так нынешняя кашемировая элегантность казалась галлюцинацией. От волнения Каспар не мог вспомнить имя возмутительницы спокойствия… кажется, Ира? Пока он думал, Ира поманила его к себе. Точнее, к своей коньячной рюмке.
– Молодой человек, не поможете? Я взяла, а пить не хочу. Организм раздумал сосуды расширять.
Каспар, конечно, пришел сюда не есть и не пить, а посмотреть и уйти. Чего-то туманно приятного он ожидал всегда, вопреки опыту, однако угощение от уличной музыкантши, которой сам недавно бросил монетку, превосходило все причуды воображения. Первое, что пришло в голову, – она узнала Сашеньку на вокзале и сейчас заведет старую тему. «Вот теперь-то и прольется свет на тайну рода», – игриво подумал Каспар. Но более прочих тайн его интересовала загадка преображения из грязи в князи.
– Приму приглашение, если только разрешите угостить вас, – начал растерянный кавалер.
– Ну, на это я и рассчитывала, – усмехнулась Ира. – Вы добрый человек, как видно, на бедность подаете, в наше-то время.
– В наше время и бедняки другие, – съязвил Каспар, а сам подумал: «Может-де, и мне переквалифицироваться в уличные музыканты, глядишь, и заработаю на ресторанные харчи».
Ира нисколько не обиделась на иронию. Ей шла приобретенная, видимо с богатым опытом, невозмутимость и спонтанная откровенность. От былой нескладности остались только красные сапоги с пряжками, но даже они не портили впечатления.
– Я взяла обет. Мне один мудрый человек посоветовал: чтобы достичь своей цели, нужно чем-то пожертвовать. Например, комфортом. Вот я и решила – буду, превозмогая всякий стыд, петь на паперти. Не каждый день, конечно. Периодически. В течение года. Я хотела сначала в церкви работать бесплатно. Но это не мое. Мне гордыня мешает. И запахи остро чувствую. Очень верующие люди специфически пахнут, вы не замечали?
– А мне казалось, что на вокзалах могут петь только очень небрезгливые люди, – признался Каспар.
– Значит, я вошла в образ, – удовлетворенно заключила Ира. – Хотя я уважаю тех, кто избрал духовный путь. Это лучшая стезя на этой земле. Но ее достойны единицы. А я всего лишь тлен земной. Мудрый человек сказал мне: делай то, что в твоих силах. Даже если не понимаешь смысла того, что поешь или проповедуешь. Слово истинное само дорогу найдет, а ты лишь проводник. И никогда не скрывай своих намерений. Живи так, словно Бог на тебя сквозь лупу смотрит. Именно на тебя, всегда и везде. Вот я и никогда не прикидываюсь лучше, чем я есть. Я хочу, чтобы меня угощали. Я очень люблю пожрать в гостях. И я знаю, что не красавица и мужики вокруг меня не роятся. Но я выполню обет, и это не останется незамеченным.
– В смысле, мужики начнут роится?
– В смысле, мечта исполнится.
О мечте Ира говорить отказалась. Придерживалась темы мужчин. Точнее, мужей.
Ирина не могла выбрать между предыдущим и нынешним. А еще говорят, что шизофреники плохо адаптируются в социуме! Каспар не преминул порасспросить, как же так: сказала, что не роятся, а на самом деле такой успех?! Но Ирина, заказав новую рюмку, дала понять, что ирония тут неуместна. Потому что три человека страдают. И молят о том, чтобы роковой треугольник преобразовался в иную фигуру. Каспар решил, что Ирина опять врет как сивый мерин, и далее слушал ее с внутренней терапевтической ухмылкой. А Ира, пойдя на поводу у «синдрома попутчика», выкладывала всю подноготную. О том, как первый муж пил и бил. Но был привязан, как младенец к титьке. Буйный и нежный. Человек тонкой душевной организации, писатель и картежник, – без копирования нимба Достоевского не обошлось, конечно. Плохая дикция, терракотовый пиджак, железные зубы, манера сдвигать губы набок (жуткая!), когда сердится.
– Удивительно, что я об этом рассказываю теперь. Обычно я застреваю, и молчок. Не могу болтать о личном. Согласитесь, трудно описывать семейные сцены в деталях. Обычно ограничиваются констатацией «посрались». Неприятное слово, да?
Каспар со всем соглашался. Ему ведь было в принципе не ясно, зачем Ира ему исповедуется. Потому он просто шел на поводу у любопытства, полагая, что в данном случае это абсолютно безопасно и необременительно. Зря.
Ничего из ряда вон выходящего он не услышал, заурядный сюжет. Брутальный алкоголический интеллектуал, щедрый и мятежный. Душа и по совместительству раковая опухоль любой компании. Как к такому не привязаться, особенно женщине с анамнезом… Второй муж, как уже было доказано жизнью, окажется бледной копией предыдущего. Примерно те же недостатки, но без размаха. Скупым и предсказуемым, как субботний поход по магазинам. К тому же безденежным. Он считал, что женщина вполне может зарабатывать наравне с сильной половиной, и был не прочь, чтобы она вообще взвалила денежное бремя на себя. «А я буду тебе заварные колечки печь», – говорил второй номер обескураженной Ире.
– Он действительно хорошо готовит. Но это у него взамен мужских достоинств. Те, кто восхищаются хозяйственными мужьями, просто идиотки. Они не понимают, что если где-то прибыло, то где-то убыло, – провозгласила Ира.
