— Да что они там работают! У них зарплата тысяча рублей, короче, и то они не получали уже полгода.
— То есть совхоз закрываем? — спросил Борис, глядя на Нору.
— Без вариантов, брат.
— А как же самый северный в мире чай?
— Да на хер он кому нужен, этот чай?
Всю дорогу до гостиницы Нора смотрела в окно. Ее голое плечо почти касалось руки Бориса. Плечо, как от солнца на пляже, пылало от ожидания: возьмет за руку, не возьмет?
Не взял.
«Ну и слава Богу, — подумала Нора, выходя из машины. — Пронесло». И умчалась вверх по лестнице к стеклянным дверям «Перламутра».
Борис проводил Нору взглядом человека, которому только что подали новый десерт. Норины длинные волосы вились, как серпантин местных дорог. Борис хотел было что-то крикнуть ей вслед, но передумал и сел обратно в машину.
— Шеф, дай один звонок сделать, по-братски, — попросил его Майдрэс.
Бирюков протянул ему телефон, и Майдрэс уверенно заговорил в трубку моментально изменившимся, очень серьезным голосом:
— Зайтар, ты слышала, в обезьяний питомник чебурашек привезли! Каких-каких, обыкновенных чебурашек, какие они бывают! Всех племянников возьми, и Сусанне тоже скажи, и Гайкушке скажи, всех детей соберите — и чтобы завтра прямо с утра все поехали смотреть чебурашек. Их на один день только привезли. Откуда-откуда, из Африки, где они живут, короче! Откуда еще! Давай, не могу больше говорить.
— Это ты с женой разговаривал? — спросил Борис, смеясь.
— Да. Нас три кента, короче, и нам надо завтра, чтобы жен один день не было тут, короче. Там эти девочки опять приехали, что я говорил, с Сыктывкара — я возле гостиницы их только что видел. Я месяц назад женился, — объяснил Майдрэс. — Теперь ты мне можешь сказать, зачем я это сделал? Не мог хотя бы до конца лета подождать! Я на море не могу ходить — переживаю! Столько лежит тел, такое разнообразие, короче! Хожу, вспоминаю, как я раньше жил — в прошлом году, в позапрошлом. Хожу и аж плачу! Вся эта тема, пока познакомишься, пока раскрутишь ее, короче. Особенно если замужняя, — сладко всхлипнул Майдрэс. — Замужнюю всегда легче раскрутить, чем незамужнюю. И не ломается, и хочет, — Майдрэс задумался мечтательно. — Ты вообще знаешь, чего мужчины в этом городе больше всего боятся?
— Чего? — спросил Борис, продолжая смеяться.
— Передачу «Жди меня», короче! Я не понимаю, как это мне теперь ничего с женщинами нельзя? А зачем тогда, короче, вообще жить? Я, знаешь, что думаю, короче. Я просто пока не научился это делать без палева. Но я научусь. Я люблю свою жену, но я уже, короче, видеть ее не могу. Я, когда женился, брат, я отвечаю, не думал, что так будет. Если бы я думал, не женился бы!
— Та же тема, брат. Та же тема. Или как тут у вас говорят, — сказал Борис.
— А ты давно женат?
— Семнадцать лет.
Третья глава
— У нас на Кавказе все горы — Казбеки, все реки — нарзаны, все мужчины — тарзаны!
— Вот сучка молодая, — сказал Борис вслух, улыбаясь.
Он растянулся на кровати, не снимая сшитых на заказ туфель.
Последние несколько лет Борис относился к известному типу мужчин, которые еще совсем молоды, но у них уже есть все, и давно, и от этого так скучно, что хоть на стенку лезь.
Шкуры и чучела всего, что можно убить во всех, куда можно съездить, экзотических странах, уже развешаны и расставлены в кабинете и даже раздарены друзьям; куплены и забыты в гараже коллекционные автомобили; привезены на собственный день рожденья Boney M почти в полном составе, те самые Boney M, под чьей фотографией классе в восьмом просыпался и засыпал; приехали вот, сыграли для друзей — и даже воспоминаний не осталось, кроме того что звук могли и получше настроить. Уже отовсюду прыгнул с парашютом, везде нырял с аквалангом и без; уже съел смертоносную рыбу фугу и мозги еще живой обезьяны и даже отправил столькото компьютеров во столько-то детских домов и накупил очень нужных аппаратов в какие-то онкоклиники. Небольшой, но удобный собственный самолетик с экипажем англичан и перекупленной у Швейцарских авиалиний юной стюардессой неясной расы носится сейчас где-то между Испанией и еще какой-нибудь такой же осточертевшей страной, развлекая отправленных отдохнуть родителей, и где-то барахтается яхта, вожделенная когда-то, искрящаяся яхта, от которой теперь с души воротит, потому что никогда больше не доставит она к новым неизведанным берегам, потому что не осталось в мире таких берегов.
От жизни тошнит. Особенно если выпить. Борис очень остро чувствовал, от чего богатые и знаменитые не вылезают из реабилитационных центров и кончают с собой молодыми. Он мог бы по этому поводу докторскую защитить.
Разве стоили эти шкуры и эти яхты неповторимых дней и часов единственной молодости? — думал теперь Борис. Как же было глупо так быстро нестись по жизни! Как будто поехал в отпуск покататься по весенней Италии и всю дорогу гнал сто пятьдесят, так что ничего и не увидел.
Много лет Борис видел в жизни только цель. А все, что в ней было кроме цели, неслось смазанным пейзажем мимо. Откуда же мог он знать, что этот пейзаж, которого он не разглядел, на самом деле лучше и интереснее цели?
Как многие жертвы подобного мошенничества судьбы, обещавшей много, давшей даже больше, но укравшей способность наслаждаться, Борис теперь находил развлечение только в новых романах. Женщины хотя бы изредка бывали разными. Где-то в глубинах бессонных ночей, как уродливая вялая рыба с канала Animal Planet, ворочалась мысль, что и женщины все одинаковые, и в жизни вообще не осталось ничего увлекательного, но эта рыба таилась пока глубоко. Встреча с Норой ее спугнула и прогнала еще глубже.
— Отличная сучка, — еще раз причмокнул Борис. В эту секунду он был как никогда далек от самоубийства.
Борис разглядывал тяжелые шелковые шторы, спускавшиеся с потолка на пол, и почти мурлыкал. Он чувствовал, что, кажется, снова, как самолет в грозу, влетел в романтическое увлечение. Случилось это, как всегда, неожиданно, и предстоящая упоительная турбулентность уже захватывала дух.
Что его так особенно зацепило в Норе, Борис даже сам бы не смог себе объяснить. Ну, красивая. Ну, молодая. Нос длинноват. Волосы, правда, отличные. Но не в этом дело. Дерзкая девка удивительно. Как та лыжная трасса в Колорадо, на которой он сломал ногу прошлой зимой и на которую первым делом полез опять, когда сняли гипс.
И еще кое-что поразило Бориса в Норе. Кажется, она совсем не старалась ему понравиться. Даже, кажется, этого не хотела. С таким он не сталкивался уже много лет.
Борис еще помечтал о том, как будет стягивать с Норы джинсы дня через два, не позже, и нехотя поднес к уху давно трезвонивший мобильник.
На том конце провода говорила женщина:
— Ты где?
— Что случилось? — ответил Борис. — Почему ты не спишь?
— Мне с тобой нужно поговорить. Я сегодня была в таком месте… Мне сказали… А ты мне не звонил
