Всё вокруг сияло, словно с неба спустились тысячи стеклянных бус.
— После такого дождя грибы пойдут, — сказала тётя Катя, не выпуская из своей руки руку Василька — он так и рвался на улицу побегать по лужам.
— И не только грибы. Наши саженцы тоже дождик любят! — добавил дядя Терентий. — На будущий год раскудрявится сад. Любо-дорого будет смотреть! Только чур: следить надо за саженцами, ухаживать, как за детьми малыми.
Дядя Терентий поднял Василька на руки, посадил на подоконник и сказал:
— А ну-ка, давайте посмотрим в будущее.
— Неужели в будущее можно смотреть, как в телевизор? — удивился Василёк.
Мне тоже хотелось посмотреть в будущее своими глазами, ведь я летописец. Но окно загородили спины жильцов, и мне долгое время не удавалось протиснуться вперёд. Потом я пригнулся пониже и пролез между тётей Катей и дядей Терентием к самому подоконнику. Моим глазам открылась удивительная красота!
Солнце после дождя стало ближе к земле. Туча, как трусливая гусеница, уползала за горизонт. Тополь, весь серебряный, стряхивал с веток дождевую пыль.
На террасе собралось немало народу. Было тесно — яблоку негде упасть. Все с удовольствием слушали, каким будет наш сад через несколько лет. Казалось, дядя Терентий говорит сказку: уж очень странно было смотреть на ямы с дождевой водой и представлять на их месте яблони, груши и вишни.
А потом я взглянул на нашу улицу. Я чуть прищурил глаза и мысленно заглянул в будущее…
Вот я иду по ней из школы. Солнце палит нещадно, но тополи бросают густую тень, и мне даже прохладно. И сам я стал высокий, сильный, как молодой тополь, потому что уже закончил десятый класс и вообще превратился в мужчину… Навстречу мне идёт стройная девушка с голубыми глазами, толстыми косами и веснушками, которые к ней очень идут.
«Скажите, пожалуйста, — говорит она, — что это за улица? По-моему, я жила здесь лет семь назад, но, может быть, я ошиблась?»
«Нет, вы не ошиблись!» — говорю я.
«Не может быть! — удивляется Дуся. (Эта девушка и есть Дуся! Я сразу узнал её, а она меня — нет, потому что я очень возмужал, раздался в плечах и стал на целую голову выше её.) — Не может быть! — повторяет Дуся. — Ведь раньше не было этой тенистой аллеи и этого уютного сквера…»
«Их высадили наши ребята», — говорю я, но про себя умалчиваю.
«И вы, конечно?» — догадывается Дуся и уважительно смотрит на меня.
Я скромно киваю головой.
Потом я веду её в наш сад, угощаю яблоками и грушами, из которых так и брызжет ароматный сок. (Если она приедет весной, я поднесу ей букет сирени или черёмухи.)
Потом я схожу за толстым альбомом с надписью «Летопись нашего двора», где описаны все события, которые произошли на нашем дворе, и все трудовые и другие подвиги, которые совершили жильцы нашего дома. Дуся залпом прочитает летопись от корки до корки и конечно по нескольку раз перечитает те места, где описана её коза и скупо обрисованы мои собственные подвиги. А потом…
Тут я спохватился и оглянулся кругом: уж не прочитал ли кто тайные мысли на моём лице?
Но я вижу, что все слушают дядю Терентия и тоже смотрят в будущее. Конечно, у всех оно разное.
Димка смотрит куда-то вдаль, и лицо у него как у победителя, — наверно, воображает себя на сцене. Петька Ёжик сосредоточен: быть может, он рассчитывает скорость полёта будущего космического корабля собственной конструкции. А Михей запрокинул голову и смотрит вдаль. Я проследил за его взглядом — высоко-высоко в небе блеснул крылом самолёт и растворился в солнечном свете.
Самостоятельные люди
В воскресенье после завтрака Егоркин отец, как всегда, посадил сына на одно колено, а дочь — на другое, и когда они вдосталь напрыгались на них, как на конях, загадочно сказал:
— Ну а теперь угадайте, куда мы сегодня пойдём.
— В зоопарк? — спросила Юлька, заикаясь от волнения.
— Осечка!
— В кино! — выкрикнул Егор. — На «Мальчиша-Кибальчиша»!
— Опять осечка! — засмеялся отец. — «Мальчиша-Кибальчиша» мы в прошлое воскресенье смотрели. И ещё в позапрошлое. Ты это кино, наверно, уже наизусть заучил.
Егор и правда знал каждый шаг, каждое слово Кибальчиша, но мог смотреть этот фильм без конца. Когда толстые и трусливые буржуины в страхе разбегались в стороны от храброго Мальчиша, у Егора начинало сладко щекотать в горле, и он в восторге хлопал в ладоши.
— В лес по ягоды! — заявила Юлька-сластёна.
— Нет, на моторке кататься! — перебил Егор.
— Хватит тебе ребят томить, — сказала мать, причёсываясь перед зеркалом, — а то приедем позже всех. Собирайтесь, ребята, на завод. На митинг.
Егор взвизгнул от счастья и заспешил во двор — хвастаться перед ребятами.
На крылечке белобрысые братья Ромка и Сёмка кухонными ножами выстругивали из фанеры наган, как у Егора. Да только всё равно не такой, хоть они и очень старались, потому что Егорке выстругал отец из берёзового полена, и даже дуло высверлил! А кобура была настоящая, кожаная, изрядно потёртая. Она Егору ещё от дедушки в наследство досталась, с революции сохранилась.
— Я на завод с отцом пойду! На митинг! Вот! — выпалил Егор.
— На какой такой митинг? — Ромка отложил фанеру и вытер пот со лба.
— Какой такой — жилёный да костяной! — передразнил Егор. — Много будешь знать — скоро состаришься.
На самом деле Егор хитрил: он и сам не знал, что такое митинг, но показывать своё незнание перед ребятами не хотелось — как-никак Егор уже школьник, а братья только осенью в первый класс пойдут.
На счастье, мать позвала Егора домой переодеваться и тем выручила из трудного положения. Юлька была уже готова. Она стояла у двери, разодетая, как кукла, с мокрой, тщательно причёсанной чёлкой и смотрела на брата свысока. Егор не удержался и толкнул её в бок. Юлька — в рёв. Уж лучше бы не связываться. Только подзатыльник от матери схлопотал! А потом пришлось идти в ванную мыться с мылом и расчёсывать непослушные вихры. Напрасное дело! Их сколько ни прилизывай, тут же встают, как ваньки-встаньки.
Наконец собрались все четверо и отправились на завод. Ромка и Сёмка проводили их до самых ворот и долго смотрели вслед — завидовали. И пока они смотрели, Егор фасонил — шёл от родителей на отшибе, засунув руки в карманы длинных, настоящих мужских брюк. Мать увидела — пригрозила отослать домой. Но Егор и сам вынул руки из карманов, потому что братья вернулись во двор. Юлька всю дорогу сидела на руках у отца, улыбалась прохожим, и высохшая чёлка от движения пушком подпрыгивала на лбу.
Егор хотел спросить у отца, что это за митинг будет на заводе, да гордость не позволила: мать отшлёпала его, как маленького, а отец даже не вступился. Они всегда заодно! Вот Егор и дулся — молчал, пока не дошли до завода.
А когда дошли, то тут уж стало не до расспросов. Тут уж только смотри по сторонам, не прозевай чего — столько вокруг интересного. На заводском дворе собралась огромная толпа. Сначала Егор ничего не видел, только ноги мелькали перед глазами да ещё хорошо, по-праздничному отутюженные брюки и юбки. В общем, ничего стоящего. Но не проситься же восьмилетнему парню к отцу на плечо! Стыда не оберёшься. И Егор терпел.
Только когда Юлька начала вертеться на руках у отца, как флюгер, и задавать всякие необыкновенные вопросы, Егор не выдержал, дернул отца за полу пиджака и потихоньку заныл:
