— Пап, а пап, мне ничего не видно!
Тогда отец, не говоря ни слова, нагнулся, вскинул Егора на плечо и поставил на приступку чугунного столба — куда выше Юльки.
Егор обернулся и застеснялся — все люди смотрели на него. Оглядел себя — вроде пуговицы на месте, всё застёгнуто. Хотел уж попроситься на землю, но посмотрел вперёд — а там только затылки, косынки да соломенные шляпы! Тут Егор понял, что люди смотрят вовсе не на него, а на трибуну.
На трибуне говорил речь худой и жилистый дед Максим, который когда-то учил Егоркиного отца варить сталь и теперь часто приходил в гости. Лицо у него морщинистое и коричневое, как высохший гриб.
— Долой агрессоров из Вьетнама! — тоненьким от волнения голосом кричал дед Максим. — Дорогие далёкие братья, мы с вами! Да здравствует интернационализм!
И все вокруг тоже закричали это длинное слово. И отец закричал, и мать. И это же слово было написано толстыми белыми буквами на красных плакатах, развешанных по стенам. Егор даже не сразу прочитал его — такое оно было длинное.
— Пап, а что это такое — интернационализм? — спросил Егор.
Но тут толпа качнулась, потекла, поредела. Митинг кончился. Дед Максим подошёл к отцу, поздоровался за руку. Потом прищурил один глаз, а другим будто взял Егора на прицел.
— Как растёт молодое поколение?
— Помаленьку растёт, — ответил отец, — вот интересуется, что такое интернационализм.
— А вот я им сейчас быстро растолкую. — Дед Максим хитренько подмигнул Егору, словно тот уже всё заранее знал, и сказал: — Дай-ка мне твою рабочую руку, Егор, и представь на минутку, будто ты негр, вьетнамец, араб или еще какой-нибудь другой народ представляешь.
Дед Максим переплёл свои пальцы с Егоркиными, так что получился большой общий кулак, и крикнул:
— Мир, дружба, помощь! Вот это и есть интернационализм! Расти, Егор, быстрей! Вон что угнетатели удумали — свободу у народа отнять! Да не выйдет — не даст мировой рабочий класс простых людей в обиду. Верно, Егор?
— Верно, верно! Мы всех проклятых буржуинов разгромим, как Мальчиш-Кибальчиш! — согласился Егор.
— Завидую я тебе, Егор, — вздохнул дед Максим, — вот стоишь ты на этом столбе, и никто тебя пальцем не тронет. Потому как ты здесь хозяин. Твой дед здесь трудился, отец работает, и ты подрастёшь, придёшь к нему на смену. А меня в революцию полицейский с этого столба нагайкой ссадил, не посмотрел, что мальчонка.
— А за что? — замирая от интереса, спросил Егор.
— За то, что с отцом на забастовку пришёл. За то, что «Интернационал» пел.
— Неужели это тот самый столб? — поразился Егор.
— Может, не тот, а может, и тот. Разве упомнишь. Шесть десятков с тех пор минуло.
Тут отец подставил Егору плечо и спустил его на землю, хотя сыну и не очень хотелось покидать такой знаменитый столб, видавший ещё революцию. Да что поделаешь — Юлька заснула на плече у отца, и её надо было нести домой.
Егор шагал между дедом Максимом и отцом, на плече у которого мирно посапывала Юлька.
— А ты возмужал, Егор, — сказал дед Максим, — в прошлый год был мне едва по плечо, а теперь эвон как вымахал!
— Совсем самостоятельный парень! — подхватила мать. — Такой заботливый да хозяйственный, не то что другие — «ручки в брючки». Вот с завтрашнего дня в Юлином детсадике карантин. Если бы не сын, что бы мы делали? А за Егорушкой мы как за каменной стеной: и в доме порядок, и за сестрой пригляд. Одно слово — помощник!
Егор важно вышагивал и сопел от удовольствия. Руки у него, конечно, сами собой опять оказались в карманах. И на этот раз никто, даже мать его не одёрнула — как-никак самостоятельный человек!
Потом начался самый главный и серьёзный разговор — о заводе.
Дед Максим из-за старости уже давно не работал, только на собрания ходил, но всегда придирчиво, как учитель на уроке, расспрашивал Егоркиного отца о делах. И отец отвечал подробно и обстоятельно. Если ответ нравился, дед Максим хмурился, а если нет — улыбался. Такой уж он был человек — все у него наоборот. Только улыбался кисло, любому человеку от такой улыбки становилось грустно.
Сейчас дед Максим хмурился.
— Вижу, вижу, хорошо у тебя дела идут, Навел, — похвалил он отца. — Сталь варить — не чай заваривать. Не всякому это искусство в руки даётся.
— Спасибо на добром слове, — поблагодарил отец. — Сталь везде нужна. Из неё и пушки делают, и космические корабли, и каркасы домов. Очень нужный человек на земле — сталевар.
И Егор, как и дед Максим, кивнул головой: что и говорить, сталевар — самый нужный человек на свете!
Замечательный сон приснился Егору. Будто Егор — это сам Мальчиш-Кибальчиш, И будто Егор- Мальчиш стоит на высокой трибуне и произносит вдохновенную речь, а вокруг трибуны — видимо- невидимо мальчишей.
— Эй вы, мальчиши со всего света! — говорит он. — Или нам, мальчишам, только в палки играть да в скакалки скакать? Или мы не знаем, что такое интернационализм?
— Знаем, знаем! — закричали мальчиши со всего света. — Это мир и дружба всех хороших людей на земле!
— Так неужели мы, мальчиши, дадим Вьетнам в обиду?
— Не дадим, не дадим!
Мальчиши сплели руки — получился громадный кулачище. Тут из-под трибуны выскочил проклятый буржуин, увидел грозный кулак и в страхе бросился в своё буржуинство.
— Не уйдёшь! Руки прочь от Вьетнама! — закричал Егор.
Мальчиши кинулись ему наперерез, но тут проклятый буржуин мяукнул и превратился в котёнка Ваську.
Васька сидел на подушке и с превеликим интересом вылавливал солнечного зайчика из волос Егорки.
— Брысь! — сказал проснувшийся Егор и спихнул котёнка на пол, а потом опять уткнулся в подушку — замечательный сон досматривать. Да разве дадут досмотреть?
— Егоо-о-орка! — заныла Юлька в своей кровати. — Я есть хочу!
— Ну и ешь, молоко и хлеб на столе, — проворчал Егор. — Навязалась на мою голову! Дай человеку сон досмотреть! Вот отведу в детсад, будешь тогда знать!
Вместо ответа Юлька так заревела, что у Егора даже в ушах зазвенело.
— Перестань, а не то запру на замок! — пригрозил Егор.
Юлька сразу притихла, а Егор опять нырнул под одеяло.
Хотя бы еще одним глазком себя Мальчишем-Кибальчишем увидеть! И дело вроде пошло на лад. Но тут под боком зашевелилось что-то холодное и мокрое, как лягушка.
— Васька, брысь! — не открывая глаз, шуганул Егор котенка.
— Это я, а не Васька, я уже молока напилась, — сказала Юлька. — Давай вместе с тобой сон смотреть, а то больно хитренький: сам смотришь, а другим не даёшь. Мне скучно!
— Кто же сон вместе смотрит? — рассердился Егор. — Это тебе не кино!
Прощай, прекрасный сон! Хочешь не хочешь, а вставай! А тут ещё Юлька пристала: расскажи да расскажи свой сон. Пришлось рассказать. Юлька слушала затаив дыхание.
Вдруг в дверь постучали. Юлька прижала палец к губам и сделала страшные глаза:
— Сиди тихо, это, наверно, проклятый буржуин!
Но это оказалась тётя Таня — почтальонша, хорошая мамина знакомая.
— Эй, хозяева, принимайте почту!.. Так это ты, Егорка, сегодня хозяйствуешь? — спросила тётя Таня, когда Егор открыл дверь. — Небось трудно?
