Егор уж хотел ее похвалить, как вдруг заметил, что на белой сумочке быстро расплывается коричневое пятно.
— Смотри, йод разлила, разиня! — закричал Егор.
Но было уже поздно: пятно увеличилось, и вот уже от него побежала вниз по платью коричневая дорожка. Пока расстёгивали кармашек и поднимали пузырёк, из него вытекла половина драгоценной жидкости. У Юльки заблестели глаза, но она всё-таки сдержалась и не заплакала.
— Ничего, не расстраивайся, — подбодрил её Егор, — этого добра на войне много, мы его и там раздобудем.
Наконец всё было готово. Ребята присели на дорогу и помолчали — так всегда делали отец с матерью, когда кто-нибудь из них надолго уезжал из дому.
Вдруг глаза у Юльки наполнились слезами.
— Егорка, а мама с папой так и не узнают, куда мы делись? Давай напишем письмо.
Дельный совет!
Егор вырвал из альбома для рисования большой лист и печатными буквами старательно вывел:
Положив письмо на самое видное место посреди стола, Егор и Юлька вышли во двор.
Было жарко и тихо. Им навстречу из-под тенистого куста вынырнули братья Ромка и Сёмка и, как всегда, пристали с расспросами: куда да куда?
— На Кудыкину гору, — отмахнулся от них Егор. Но тут он вспомнил про родителей и поделился с ребятами тайной.
Братья, конечно, начали уговаривать, чтобы их тоже взяли на войну, но Егор отказал наотрез. Не для этого он открывал им свою тайну.
— Если мы с Юлькой долго не вернёмся, — сказал он, — то вы будете нашим родителям помогать, как родные дети.
Ромка и Сёмка переглянулись.
— Что же, значит, у нас теперь два отца и две матери? И если что, все будут меня бить?
Сёмка не зря беспокоился — он любил задирать младших ребят, и ему за это частенько попадало.
— Не бойся, наши родители не дерутся, — успокоил Егор.
— А конфеты вам родители часто покупают? — поинтересовался Ромка.
— Каждый день.
— Мама конфеты на верхней полке в буфете прячет, — шёпотом выдала Юлька мамин секрет, — но она вовсе не жадная, просто боится, что у нас животы заболят.
— Пусть не боится, — успокоил Ромка, — у нас к сладкому животы привычные.
— Ну ладно, так и быть, позаботимся о ваших родителях, — решил Сёмка, — так и быть, не дадим их в обиду!
Братья проводили Егора и Юльку до ворот и долго с завистью смотрели им вслед.
За углом тихой улочки начинался шумный и людный проспект. По нему взад и вперед бежали машины, тренькали трамваи, гудели троллейбусы, сверкали на солнце спицами лёгкие велосипеды.
Было солнечно и весело, и ничто не напоминало войну.
— А куда же нам идти, чтобы на войну попасть? — спросила Юлька.
— Узнаем! Язык до Киева доведёт.
Егору вдруг показалось, что где-то поют военную песню. Сначала песня была тихая, как дуновение ветерка. Потом зазвучала громче и скоро заполнила всю улицу — даже треньканья трамваев и гудков машин не стало слышно.
Мимо Егора и Юльки шагали солдаты со вскинутыми на плечо винтовками. Острые штыки сверкали на солнце. Впереди, четко печатая шаг, выступал командир с погонами. Лица у солдат были суровые, торжественные и строгие.
— Егорка, а Егорка, — шепнула Юлька, — давай спросим, куда они идут. Может, на войну?
— Куда же ещё? Ты что, не слышишь? С такой песней только на войну и ходят, — сказал Егор. — Давай так сделаем: я пойду позади колонны, а ты по тротуару. Санитарам в строй нельзя.
Но не тут-то было! Юлька была упрямая. Она сразу сообразила, что по тротуару шагать неинтересно. То ли дело в строю! Обыкновенные девчонки, которые идут по тротуару, будут на неё глазеть и завидовать: ведь она идёт на войну! А может, солдаты и мимо детского сада промаршируют. Посмотрит на неё воспитательница Галина Осиповна и пожалеет: «Ах, зачем я такую храбрую девочку вчера отругала за её грязные руки и за то, что она в тихий час не спит! Знала бы, так позволила бы ей садиться за стол с грязными руками и совсем не спать!»
И Юлька пристроилась рядом с братом. Егор поморщился, но спорить не стал: нельзя же разговаривать и петь в одно и то же время! И без того трудно поспевать за солдатами — у них шаг широкий, размашистый, не то что у Егора — шагнет раз-другой, а потом вприпрыжку догоняет колонну. А тут ещё вещевой мешок по пояснице бьёт!
То и дело на них поглядывали с тротуара прохожие. Какая-то бабушка помахала рукой и что-то закричала, только за песней не разберёшь что.
Егор и Юлька уже совсем из сил выбились, когда солдаты перестали петь и раздалась команда:
— Взвод! Стой!
Солдаты остановились так резко, что Юлька чуть не ткнулась носом в чей-то котелок. Не успел Егор и глазом моргнуть, как колонна после команды офицера превратилась в длинную-длинную цепочку. В начале цепочки стояли высокие солдаты, а в конце — низкорослые.
Егор быстро сообразил, где его место, и пристроился рядом с последним, маленьким и худеньким солдатом.
— Ты чего тут хулиганишь? — устрашающе выкатив глаза, сказал солдат-коротышка.
Но тут снова прокатилась команда:
— Напрраво ррав-ня-а-айсь! Сми-ирно!..
Голова солдата-коротышки резко дёрнулась направо, и разговор сам собой прекратился. Егор тоже подравнялся, хотя ему пришлось равняться не на грудь впереди стоящих, а на живот. Впрочем, животы у солдат тоже хорошо равнялись.
— По порядку номеров рррасчита-а-айсь! — прогремела новая команда.
— Первый… второй… десятый… восемнадцатый… тридцатый…
Все ближе и ближе голоса считающих. Вот очередь и до Егора дошла. Набрал он полную грудь воздуха да как гаркнет:
