— Расслабьтесь и представьте лицо собеседника… — принялся инструктировать хозяин.
— Знаю, — оборвал Жирмята и прикрыл глаза.
Как только связь наладилась, его окружила звуконепроницаемая, слегка мерцающая сфера, так что Волошеку не удалось расслышать ни единого слова. Он только видел меняющуюся мимику товарища, его резкие жесты…
Затем сфера растаяла. Стекла искрящимся потоком и исчезла.
— Скотина! — ругнулся Жирмята, швыряя шар об пол. Тот спружинил, подскочил и оказался в руках улыбающегося эльфа.
— Спасибо, что воспользовались Эльфийской Связью. Будем рады видеть вас вновь, как только вы обзовите свой счёт в Волжском отделении.
Не удостоив хозяина ответной благодарностью, Рыжий шагнул к двери. Волошек поспешил следом.
— Что тебе ответил Тург? — спросил он уже на улице.
Жирмята в сердцах помянул дьявола вкупе со всеми чертями и ответил:
— Он сказал, что бочки должны быть доставлены в срок. Даже если они наполнены вонючим дерьмом троллей. И что от их целости только и зависит наше вознаграждение. А контракты мы можем засунуть себе… в общем, в любое доступное место.
Полянка встретила их тишиной. Сейтсман исчез, а Ксюша сидела на земле, прижимая руку к груди. Из- под руки, просачиваясь между пальцами, капала кровь. Волошек вскрикнул и бросился к ней.
— Сейтсман сбежал, — с трудом дыша, сообщила девушка. — Хотел другие бочки вскрыть, а я ему помешала, так он, подлец, меня кинжалом угостил. Да хитро так ткнул, я и сообразить не успела.
Жирмята взглянул на охранный амулет, что висел на девушке — тот даже не тлел.
— Теперь понятно.
— Что? — Волошек опустился на корточки, собираясь перевязать девушку.
— До сих пор амулет не горел лишь однажды, — пояснил Рыжий. — Помните, когда Сейтсман потерял память в Хмарной Стороне? Теперь мне понятно, почему не горел. Идиот с пустыми мозгами не опасен был грузу. Точно вам говорю, этот мерзавец и наводил на нас врагов, а жучков для отвода глаз подсыпал. Теперь понял, что обманки везём, вот и утёк. Урод!
Ксюша кивнула, соглашаясь, и тут же вскрикнула от боли. Чтобы отвлечь её от раны, Волошек, осторожно вспарывая куртку, начал рассказывать о беседе с Тургом. Но вдруг замолк на полуслове, увидев на плече татуировку. Пятилистник.
— Где-то я такой уже видел, — пробормотал он. — Ты, что ли, за легализацию марихуаны?
— На бочках видел, друг мой тугодумный, — усмехнулся Жирмята. — Это не конопля, а каштан. Хотя, если признаться, стилизация оригинальная.
Наклонившись к Ксюше, он протянул:
— Так-так. Стало быть, ты на пивоваров работаешь?
— Угу, — согласилась девушка, морщась от растревоженной раны. — В особом отделе.
Волошек закончил перевязку и поднялся, намереваясь заняться конвоем, однако Рыжий не спешил. Он занял место товарища и довольно резко предложил:
— Ну, рассказывай, во что вы с Тургом нас втравили.
— Нечего рассказывать, — девушка потрогала повязку. — Я и сама толком не знаю. Тург сказал, что среди наёмников может затесаться шпион. И если вдруг я его вычислю, то чтобы не трогала, а наблюдала исподволь. Что бочки нужно доставить любой ценой. И даже если они пострадают и часть груза будет утеряна, доставить в Альмагард в срок. Но вот про воду он даже не обмолвился.
— Может, в ней всё и дело? — предположил Волошек. Ему хотелось хоть немного защитить девушку от нападок товарища. — Формикус, помнится, утверждал, что от конвоя, мол, так и разит волшбой.
— Обычная вода, — скривил губы Рыжий. — Не заметно, чтобы сил у меня прибавилось… или ума…
Последние слова прозвучали двусмысленно, но никто даже краешком рта не улыбнулся. Жирмята задумался, а Волошек не стал мешать. Знал — товарищ, дай ему время, разгадает любую головоломку.
— Разве что сами бочки имеют какую-то ценность, — буркнул тот. — Дерево, скажем, заговорённое…
— Ну вот, видишь, — обрадовался Волошек.
— Так что, воду повезём? — с сомнением спросил Жирмята.
— Выходит, что так, — Ксюша попыталась подняться, но пошатнулась. — Чёрт! Ноги не держат совсем.
Вдвоём они отвели девушку к повозке и уложили рядом с Дастином. Ксюша протянула Волошеку пучок амулетов и ободрила:
— Немного уже осталось. Выберемся.
Глава четырнадцатая
АЛЬМАГАРД
Свою, ставшую уже родной, повозку Волошек и Жирмята поставили вперёд.
Она заметно опустела, их повозка. Припасы подошли к концу, оружие растратилось в стычках, многое было брошено во время бегства. И лишь клетка с голубями да пресловутая корзинка с пивом не позволяли назвать её порожней. И ещё раненые спутники.
Отряда не стало.
Рыжий спал. Волошек, поглядывая на амулеты, правил лошадьми, а в душе его лютовала тоска. Тоска по погибшим товарищам, пусть непутёвым, сварливым, грубым, но с которыми они столько пережили (то есть это они вчетвером пережили, а остальные как раз и нет). Тоска от напрасных жертв, от бессмысленности совершённых подвигов. Тоска от сознания, что их скорее всего подставили, послали на верную смерть и что подобное свинство давно в порядке вещей.
Тоска, боль и апатия.
Напади на них сейчас деревенская шпана, вооружённая вилами, у него и тогда не нашлось бы ни сил, ни духа для отпора.
Поэтому, когда на горизонте появился внушительный, закованный в броню конный отряд, он даже не потянулся к мечу. Не толкнул Жирмяту, не осадил лошадей. К чему? От судьбы не уйдёшь. Злая стерва достанет. Так и катили они этой судьбе навстречу.
Отряд остановился в полусотне шагов, выпустив вперёд одинокого всадника. Тот поравнялся с поездом и спросил, одновременно пытаясь разглядеть сквозь краску тавро на ближайшей бочке:
— Каштан?
Волошек кивнул, подтверждая.
— Дружина! В конвой! — прозвучал приказ. Всадники сорвались с места и, охватив поезд с двух сторон, двинулись параллельно ему эскортом. Волошек поднял голову — в чистом небе барражировало звено серебристых драконов.
— Альмагардцы? — дошло до него. — А мы и голубя забыли отправить.
— Просто вы появились точно в срок, — ответил всадник. — Кто у вас старший?
Волошеку стало безразлично. Он убрал за пазуху ненужные уже амулеты и карту; растолкал Рыжего, отдав ему вожжи и предоставив возможность разбираться с дружинником, а сам завернулся в тёплый ещё спальник и сразу заснул.
Разбудил его грохот. Колёса и подковы выбивали из мостовой рваный лязгающий ритм. Фасады домов игрались эхом, швыряя звуки друг в друга, пока те не становились монотонным гулом и, разливаясь по
