расхаживать вдоль стены. Ноги, молодой человек, подчас вернее головы соображают. В корень, так сказать, зрят.
— Есть такое дело, — смутился Волошек. — Не мешало бы мне прояснить один вопросик. До истины докопаться…
— А?! — воскликнул хозяин, взглянув победно на лосиную голову, словно они только что побились об заклад на сей счёт. Затем вернулся к гостю. — Все ищут истину, молодой человек. Могилянская Академия ищет, и Лавра ищет, и советчики княжеские… Все ищут вместе, потому и не находят. Истину можно найти только в одиночку. Она пугается толпы. Пугается власти, церкви, колдовства… Науки, кстати сказать, тоже боится…
— Так я, вроде бы, и ищу в одиночку, — улыбнулся Волошек. — И потом, вообще истину трудно отыскать. Истину с большой буквы. Я же ищу кое-что поконкретней.
— Что же? — заинтересовался Формикус.
— Есть ли в собрании форта «Ходовая книга»? — наугад спросил он.
— Ходовая, от слова «ход»? Она же печатная, ибо содержит заклинание Печати? Она же путёвая, так как дает сведения о Пути? Не ищите этой книги, молодой человек. Ни здесь, ни где-либо ещё. Её не существует, миф.
— Есть люди, вернее, не столько люди, которые считают иначе…
— Эльфы! — с азартом угадал старик, словно участвовал в викторине со ставкой в тысячу гривен. — Их бессмертие сказывается на рассудке.
— Гм… то есть?
— Это всего-навсего моя гипотеза, — пояснил Формикус. — Психика бессмертных нестабильна. Они не спешат жить подобно людям. Им неведом предельный порог и, как следствие этого, критичность. Поставьте перед пьянчужкой бездонную бочку с пойлом, а заодно избавьте его от симптомов отравления, дайте человеку абсолютную власть и вместе с тем освободите его от всякой ответственности. Ни в том ни в другом случае не выйдет ничего путного. Та же беда и у эльфов. Бессмертие! Личность теряется в бесконечности.
— Но! — Формикус поднял скрюченный палец. — На определённом этапе этого затяжного сплина наступило то, что я называю «прободением социальной активности». Результат непредсказуем. Личность принимает за великую миссию первое, на что падает взгляд, считает такой сказку. Бам! И пошёл кольцо в вулкане плавить.
— Жаль, если так, — расстроился Волошек. — Я-то надеялся прояснить историю этого мира.
— Мира? — переспросил хозяин. Менторские тона в его голосе усиливались с каждым произнесённым словом. — Мир велик. А знаете ли вы историю своего а, историю собственной земли? Для начала. Лосиные глаза перескакивали с одного собеседника на другого. Казалось, голова размышляла, чью сторону взять.
— Я знаю родословную нижегородских князей до самого Константина Васильевича, — гордо заявил Волошек.
— А собственную? Волошек улыбнулся.
— Я же говорю, до самого Константина Васильевича.
— Ха! — воскликнула лосиная голова. — Уел старикана! Ай, молоток!
Старик помолчал, потом произнёс примирительно:
— Про весь мир разговор долгий. Но если есть конкретные вопросы, я постараюсь ответить.
Волошек подумал с чего бы начать. Вопросов скопилось столько, что, почуяв щёлку, они рванулись скопом и устроили настоящую давку. Как всегда, в подобных случаях, первым просочился самый незначительный из них.
— Кто такие чернильники? — сорвалось с языка. — Ну, кроме того что они любят хроники составлять, а в них подвиги свои расписывать.
Формикус пожал плечами.
— Пёс их знает. Беседовать не довелось с кем-то из них. Думаю, они вроде падальщиков, что слетаются на обречённые миры и подъедают останки.
— Наш мир, что, обречён?
— Да вроде пока никаких к тому признаков. Однако…
— Что?
— Раз чернильники появились, стало быть, что-то где-то засмердело.
— Кто ни с чем к нам придёт, от ничего и погибнет, — с пафосом заявила лосиная голова.
Реплику проигнорировали.
— А этот ход-выход, ну, Донровское ущелье, он никак не связан с тем, по которому явились в наш мир эльфы, гномы и прочие народы?
— Да нет. Язв на теле нашего мира — что у старого сифилитика. Человечество…
— Эльфечество, гномечество, оркечество… — прорвало голову.
— У него того, — хозяин коснулся виска, — чердак продуло. Тоже, видать, истину искал. Вот и попал в переделку. Едва я его вытащил. Но пришлось на здешнюю магию его жизнь завязать и разум в лоси-то голову поместить. Он теперь и существовать-то может только под Покровом, а вытащи его в мир — сразу развоплотится.
— Вот и про Покров хотелось бы узнать побольше, — воспользовался Волошек подходящим поводом.
— Ну, в этом я легко помогу. Сам его ставил, так что расскажу, как на школьном уроке.
В руке Формикуса возник серебряный кубок. Старик сделал глоток и разжал пальцы. Кубок исчез, не достигнув пола.
— Покров представляет собой динамическую систему, поддерживаемую нестабильными вихревыми потоками магии, и имеет форму тора.
— Чего? — удивился Волошек.
— Бублика, по-простому.
— Да нет, я знаю, что такое тор, — вежливо возразил Волошек. — Но не могу представить его на плоскости, каковой мне представляется поверхность земли.
— Верно, — кивнул хозяин. — Но поле сие вихревое имеет высокое проникающее свойство. Так что бублик этот как бы утоплен наполовину в землю. Хм… Так… значит… хм… система имеет тороидальную форму…
— Бубликоедальную, — поправила лосиная голова.
— Не тебе, канделябр, рассказываю!
Формикус разозлился и окончательно сбился с наукообразного стиля:
— В дырке, в центре то есть, стоит Альмагард. Он запирает путь к Донровскому ущелью. Там, как и в центре тайфуна или смерча, зона спокойствия. Пространство самое обычное. Твёрдое, как мы говорим. А вот Чёрный Форт и шесть его собратьев стоят, напротив, в зоне весьма зыбкой. Неверной, по нашей терминологии. В самой толстой части бублика… тьфу ты… В общем, они сдерживают Покров, не давая ему расползтись или удрейфовать в сторону.
Волошек считать умел.
— Так мы что, только ещё половину пути одолели? А я надеялся, уже к концу дело движется.
— И да, и нет. К Покрову с обычной меркой не подступишься. Середина середине рознь. Вы как бы взобрались на вершину холма, и теперь вам осталось только спуститься. Три дня отсюда до Альмагарда, три дня — самое большее. И куда проще найти дорогу. Нужно просто идти туда, где ярче краски и сильнее голоса.
Он помолчал, словно вспоминая что-то, потом продолжил рассказ.
— Покров ставили сильнейшие чародеи мира. И я в их числе. Мало нас осталось. Шестеро, не считая меня, в фортах кукуют, дюжина в Альмагарде и в Донровском ущелье сражается. Ещё двое или трое в дальние земли подались. Из прочих мало кто от старости умер, сгинули все. А на смену никто не идёт. Вырождается наше дело.
Старик, сам не замечая этого, совсем отошёл от темы и заговорил о наболевшем:
