Теглеву удостовериться в подлинности Анастасии. Теглева действительно повидала Лжеанастасию и «убедилась, что она самозванка».

Впрочем за несколько десятилетий после 1918 года в мире всплыло около 30 Анастасий, несколько Марий и Татьян, одна Ольга и даже один царевич Алексей. Время от времени появляются они и в России.

Глава III

Призраки многолюдного Петербурга

Призраки первостроителей

Уже упоминалось, что загробные привидения в качестве героев городских легенд и преданий родились в Западной Европе, петербургские призраки имеют свои родные, доморощенные корни. Ими стали первые безвестные строители Петербурга, в огромном множестве и без всякого государственного учета погибавшие при возведении новой столицы. Как известно, строительство нового морского порта и военной крепости в устье Невы, предпринятое Петром I в 1703 году, потребовало от него столь нестандартных решений, что уже через год это почувствовала буквально вся Россия. На помощь участвовавшим в первоначальных земляных работах солдатам русской армии и пленным шведам пришли работные люди, согнанные со всех близлежащих губерний. Отдаленные губернии бескрайней России освобождались от обязательной людской повинности. Но и они участвовали в строительстве Петербурга, выделяя на это свои финансовые и материальные ресурсы. Уже с 1704 года правительство обязано было присылать на строительство новой столицы по 40 000 работных людей ежегодно. В дальнейшем это количество постоянно корректировалось в сторону увеличения. Все они были заняты на строительстве дорог, оборонительных сооружений, административных и общественных зданий. Кроме этого, специальными указами зажиточным купцам и дворянам, имевшим «100 и более крестьянских дворов», предписывалось строить себе дома в Петербурге, чтобы впоследствии переехать в них на постоянное жительство. Понятно, что возведение таких домов осуществлялось силами собственных крепостных, выписанных их владельцами из своих помещичьих имений и вотчин.

Отработав на строительстве год, переселенцы могли вернуться в свои деревни в обмен на новых работных людей. Но это только теоретически. На самом деле непривычный петербургский климат и нечеловеческие условия труда сгоняли большинство из них в могилу еще до окончания срока. Поэтому кроме прозвища «Переведенцы», которое закрепилось за всеми, насильственно переселенными по царским указам, в Петербурге им еще дали название «Мастеровые вечного житья». Это была попытка придать второй, окрашенный горькой иронией, смысл официальному названию целой категории первых жителей Петербурга. Формально «Мастеровыми вечного житья» называли ремесленников, которых переселяли в Петербург не на время, а пожизненно.

Когда мы произносим крылатую фразу о том, что Петербург построен на костях, то чаще всего имеем в виду петербургские кладбища, которые при каждом очередном расширении границ города уничтожались. Согласно одному из первых указов об общегородских кладбищах, запрещалось устраивать кладбища ближе, чем в ста саженях от городской черты. Напомним, что 1 сажень равнялась 2,13 метра. А граница города переносилась постоянно. Мы знаем, что первоначально она проходила по Мойке, затем – по Фонтанке, Обводному каналу и так далее, и так далее. Кроме того, острой всегда оставалась проблема количества погребаемых. Старые кладбища закрывались просто потому, что для захоронений в пределах отведенных им границ места уже не оставалось. Только к началу XX века в Петербурге было уничтожено четырнадцать кладбищ. Исчезло Калинкинское, Ямское, Сампсониевское, Митрофаниевское и многие другие. Через какое- то время на их месте появлялись огороды, затем сады или скверы, а уж потом и жилая, общественная или промышленная застройка. Но память места сохранялась. Рождались таинственные легенды и мрачные предания. Вот одна из легенд о призраке пригнанного на строительство Петербурга мужика, который, судя по тексту стихотворения известного поэта XIX века Якова Полонского «Миазм», был тут погребен и через много лет появился в Строгановском дворце, что был построен на том месте и который до сих пор стоит на углу Мойки и Невского проспекта.

Дом стоит близ Мойки – вензеля в коронках Скрасили балкон. В доме роскошь – мрамор – хоры на колонках, Расписной балкон. Шумно было в доме: гости приезжали – Вечера – балы; Вдруг все стало тихо – даже перестали Натирать полы. Няня в кухне плачет, повар снял передник, Перевязь – швейцар: Заболел внезапно маленький наследник – Судороги, жар… Вот перед киотом огонек лампадки… И хозяйка-мать. Приложила ухо к пологу кроватки Стонов не слыхать. Боже мой, ужели?! Кажется, что дышит… Но на этот раз Мнимое дыханье только сердце слышит – Сын ее погас. «Боже милосердный! Я ли не молилась За родную кровь! Я ли не любила! Чем же отплатилась Мне моя любовь! Боже! Страшный Боже! Где ж твои щедроты, Коли отнял ты У отца надежду, у моей заботы – Лучшие мечты!» И от взрыва горя в ней иссякли слезы, – Жалобы напев Перешли в упреки, в дикие угрозы, В богохульный гнев. Вдруг остановилась, дрогнула от страха, Крестится, глядит: Видит – промелькнула белая рубаха, Что-то шелестит. И мужик косматый, точно из берлоги Вылез на простор,
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату