рыжеволосого гиганта пятящийся назад вождь горян Мелет. По дороге воину попалось несколько тел зарубленных сородичей, не оказавших какое-либо действенное сопротивление закованным в броню морским разбойникам. Особо выделялся их вожак, голова которого была украшена шлемом с большими рогами. Именно от него пытался отбиться сейчас Мелет. Но, несмотря на силу, позволявшую ему бороться на равных с медведем, даже Мелет не мог противостоять этой горе мяса и мускулов, взмахивавшей огромным топором словно тростинкой. Мелет уже давно не пытался отбить удары. Он только подставлял свою окованную железом палицу, направляя убийственной силы удары топора по косой. Хорь увернулся еще от одного разбойника, выросшего у него на пути, и кошкой взметнулся на плечи вождя пришельцев. Тот взревел, крутнувшись на месте и пытаясь сбросить с себя неожиданный груз, но Хорь, крепко ухватившись одной рукой за рог шлема, полоснул широким ножом по обнаженной шее разбойника. Нож с загадочной вязью по голубоватому лезвию, купленный воином у приезжавших откуда-то с юга купцов за десять шкурок каменной куницы, мех которой ценился на вес золота, не подвел, с легкостью вспоров кожу и становую жилу. Рыжеволосый гигант еще раз взревел и, ухватив Хоря за ногу, отшвырнул его на десяток шагов. Развернувшись к Мелету и не обращая внимания на бившую фонтаном из шеи кровь, он снова вскинул свой страшный топор, но опустить его так и не сумел. Орудие убийства выскользнуло из ослабевших рук, и гигант, сделав несколько неуверенных шагов, мешком осел на землю. Мелет, глухо хакнув, опустил палицу на голову разбойника, поставив точку в атаке Хоря. Нападающие, ошеломленные гибелью своего вожака, на какое-то мгновение притоп остановились. И этого соплеменникам Хоря, которым смерть главаря бандитов придала сил, хватило. Они в полной мере использовали короткое замешательство. Шесть разбойников были мгновенно заколоты, остальные дрогнули и обратились в паническое бегство. Хорь попытался встать, чтобы присоединиться к родичам, но острая боль в ноге, за которую его рванул гигант вожак, заставила охотника со стоном опуститься на землю. Очень скоро крики преследователей и преследуемых отдалились настолько, что стали совершенно неслышны. Хорь окинул взглядом поляну, где разыгралась главная схватка. Здесь полегла едва ли не треть взрослого населения горян…
Беда, как всегда, подкралась незаметно. Ни наблюдатели, ни рыбаки, ежедневно выходившие на промысел в залив, ничего не заметили. Узкие, хищные лодки разбойников с вырезанными на носах головами скалившихся зверей возникли будто из ниоткуда, и первыми пали под ударами топоров выставленные на берегу дозорные. Но они успели подать сигнал. Хоря, только вчера вернувшегося с соляным обозом из Новаграда, расположенного у Дальнего озера, разбудили раздавшиеся ранним тихим утром громкие крики. Он выскочил из избы и увидел поднимавшийся в небо дым тревожного костра и размахивающего палицей Мелета, собиравшего воинов и охотников у ворот городища. Потом был бег навстречу неведомой опасности, а оставшиеся в становище женщины, дети и старики торопливо собирали немудреный скарб и скрывались в поросшем лесом распадке, раскинувшемся за поселением. Мужчины, ушедшие к заливу, должны были удерживать нападавших, пока женщины с детьми уйдут как можно дальше…
Хорь завозился, поудобнее устраивая покалеченную ногу. Кажется, и на этот раз горяне выдюжили. Теперь можно и отдохнуть.
Кешка проснулся оттого, что солнечный луч, неведомо как пробравшийся сквозь занавески на окне, ласково и настойчиво щекотал лицо. Мальчик засопел и попытался отодвинуться в сторону, но тут громыхнула ведром вошедшая мать — и по избе распространился восхитительный запах парного молока. Кешка открыл глаза и, помаргивая от навязчивого лучика света, принялся наблюдать за матерью. Та осторожно, не торопясь, процедила молоко и повернулась к лавке.
— Вставай, лентяй! — скомандовала она, увидев, что сын не спит. — Уже все на ногах, один ты, лежебока, никак не раскачаешься.
— Сейчас — Кешка сладко потянулся и, соскользнув с лежанки, выскочил в сени. Там он несколько раз плеснул в лицо водой из стоявшей бочки и, утершись подолом рубашки, вернулся в избу.
На столе уже красовалась большая глиняная кружка с молоком, миска с гречневой кашей и большим ломтем серого, ноздреватого хлеба. Торопливо перекрестившись на висевшие в углу образа, Кешка уселся за стол, но тут с улицы раздался громкий свист, а затем и голос:
— Кешка, выходи быстрей, а то без нас на рыбалку уйдут! Мальчик в несколько глотков опростал кружку с молоком и, схватив кусок хлеба, бросился к двери.
— Куда?! — догнал его голос матери. — А есть кто будет?!
— Ну мам! — заныл Кешка. — Уйдут же! Батяня ждать не будет!
— Раньше вставать надо!
— Ну мам, — продолжал канючить мальчик.
— Ладно, — смягчилась мать. — Иди уж, все равно еда впрок не пойдет.
Но последних ее слов сын уже не слышал. Громко хлопнула дверь, простучали босые ноги по крыльцу, мелькнула в распахнутом окне белая головенка, и Кешка, хлопнув ладонью по плечу ожидавшего его Даньку, понесся вниз, туда, где голубело в утренних лучах большущее озеро и раздавался стук вставляемых в уключины весел. Рыбацкая бригада под предводительством Еремея Панкратыча собиралась на промысел. Больше всего на свете Кешка боялся опоздать. Ему стоило таких трудов уговорить батяню взять его и Даньку на рыбалку, не дай бог не успеть. Тогда Еремея Панкратыча уже ни за какие коврижки не уговорить.
— Заносите его сюда! — скомандовала Веда остановившимся у избы воинам.
Дружинники резво внесли окровавленное тело в избу. Веда смахнула с широкого стола посуду и жестом указала, куда положить вождя. Воины осторожно опустили Щена на стол и вопросительно уставились на целительницу.
— А теперь все вон! — скомандовала она, подходя к безвольно лежащему телу.
— Ты того, — приостановился один из ратников, — уж постарайся, ведунья…
— Я что сказала?! — От натянутого, как струна, голоса целительницы веяло такой силой, что дружинников словно веником вымело из избы.
Веда одним движением вспорола окровавленные куртку и рубаху, обнажая мускулистое тело. Под правой грудью Щена торчал обломок стрелы. Левая рука вождя была практически перерублена у плеча. Она держалась лишь на кусочке кожи да благодаря тугому рукаву кожаной куртки.
— Бан! — рявкнула Веда, поворачиваясь к двери.
— Да, целительница. — В избу робко ступил один из дружинников.
— Пошли людей к Савве! — скомандовала целительница. — И чтобы одна нога здесь, другая там! Передайте ведуну, что мне срочно нужна его помощь!
— Слушаюсь, целительница! — склонился в почтительном поклоне старший дружинник, пятясь задом из избы.
— И чтобы быстро! — крикнула ему вслед Веда. Хлопнула дверь, и за распахнутым окошком раздалась короткая команда. Следом простучали копыта пущенных вскачь лошадей.
Веда полностью отрешилась от окружающего. Она протянула руки, нащупывая точки жизненной силы вождя. Дело обстояло не то чтобы плохо, а очень плохо. Щен медленно и неотвратимо угасал. Он, видимо, до последнего держался в строю, подбадривая своих дружинников, и потерял тот запас сил, что позволял раненым противостоять смерти. Веда простерла руки над грудью умирающего. Находись в избе маг, он увидел бы, как ладони целительницы налились голубоватым светом и с них заструился поток света, окутавший безвольное тело вождя. Целительница щедро, без остатка, перекачивала жизненную силу своего организма в тело умирающего. Постепенно уличные звуки начали отдаляться, а в висках застучали частые и требовательные молоточки. Время замедлило свой бег, превратившись в тягучую, клейкую субстанцию, окутавшую целительницу и лежащее на столе тело вождя. Чувствуя, что не в силах стоять на ногах, Веда глубоко вздохнула и, качнувшись, легла на Щена. Его руки крепко обнимали безвольное тело, а струящиеся с них потускневшие потоки света из последних сил сдерживали рвущуюся наружу душу вождя.
Ур проводил безразличным взглядом мелькнувшего неподалеку в кустах бурундука. Этот теплый сезон выдался на редкость удачным. Лес был полон еды. В нем попадались даже северные олени, забредшие в эти места из тундры полакомиться грибами. Одного из них Ур сейчас и волок к стойбищу. Он без особого труда выследил этого глупого молодого самца, и еще солнце не успело двинуться на покой, когда Ур, напившись горячей крови и смастерив волокушу из двух небольших березок, уже возвращался назад. Ему предстояло спуститься в небольшой распадок, потом перевалить через один из его склонов. Ур остановился в том месте, где ему предстояло начать спуск, и прикинул, не лучше ли будет, не спускаясь с
