Я чувствовал недоброе, когда в первый раз увидел его.
Пока Семен Владимирович говорил это, он расстегнул ватник и стал расправлять гимнастерку с портупеей. К удивлению, на его груди Алексей увидел медали. Много медалей: «За отвагу», «За боевые заслуги»… Только теперь до Калинина дошел смысл фразы, сказанной в землянке комбатом. Он тогда произнес, что у Калинина хорошие солдаты, но старшина лучший… Тогда Алексей даже представить не мог – насколько лучший!
– Не могли бы вы, Алексей Витальевич, достать компас? – спросил Ермолаев.
– Да, – ответил Калинин. – Сейчас.
Алексей вытащил из планшета командирский компас и снял фиксатор. Стрелка повернулась и указала север в направлении просеки.
– Но было не так! – сказал Ермолаев. – Мы двигались на северо-запад, а стрелка указывает на север!
Попросив разрешения, он взял компас из рук Калинина. Теперь просека оказалась на юго-востоке. Ермолаев легко потряс компас и получил новое направление.
– Компас неисправен! – сокрушенно произнес он.
– До этого момента он показывал правильно, – сказал Алексей. – Возможно, что под нашими ногами в земле находятся залежи железной руды. Создаваемое ими магнитное поле влияет на стрелку. Поэтому компас врет.
– Черт! – хмуро произнес старшина.
Калинин растерялся. Сколько загадок! Голова от них просто раскалывалась. Сейчас ему как никогда необходим совет Зайнулова. Обидно, что мудрый политрук погиб одним из первых. Алексею будет очень не хватать его. За неполные двое суток знакомства Калинин успел полюбить политрука за неспешность и рассудительность, за покладистый характер. Второго такого человека, кто бы дал полезный совет и с кем Алексей мог подружиться, сейчас рядом не было.
– Я не знаю, что делать, – сказал он, повернувшись к старшине и нервно теребя заново пришитую пуговицу тулупа. – Куда идти?
Старшина оторвал взгляд от «ППШ», который достал из снега, тяжело посмотрел на Алексея, но тут подал голос Ермолаев:
– Я могу забраться на самое высокое дерево. – Калинин быстро повернулся к нему, старшина подошел ближе.
– Я могу забраться на самое высокое дерево, – повторил Ермолаев, – и посмотреть, где кончается лес.
– Как ты это сделаешь? – спросил Калинин.
– В обозе лежат мои верхолазные «кошки». Боровой частенько просил меня забраться на дерево, чтобы разведать местность.
Зачем они забрели в проклятый лес? Этот вопрос не давал покоя Фролу Смерклому. За какие беды Всевышний обрушил на них это наказание?
Во время нападения тварей он испытал всеохватывающий, почти парализующий страх. В одно жуткое мгновение, услышав чавкающий хруст снега под ногами, Смерклый подумал, что пришел его черед. Но в снег провалился стоявший рядом красноармеец.
Теперь, оглядывая оставшихся в живых, крестьянин думал о том, что нападение может повториться в любой момент. И молодой лейтенант, неизвестным образом прогнавший тварей, уже не сумеет спасти красноармейцев.
Слух о малодушии лейтенанта во время боя возле Ельцово весь вчерашний день гулял по отделениям. Но сегодня, когда солдаты в панике бежали в лес, когда старшина, словно безумный, бессмысленно расстреливал сугробы из автомата, когда Ермолаев окаменел, словно статуя, Калинин единственный предпринял осмысленные действия. Сейчас уже никто не осмеливался повторить вчерашнее. Бойцы говорили, что Калинин – настоящий ротный. Почти такой же, как Боровой.
Но Фрол так не считал.
Кто завел роту в проклятый лес? Кто не слушал старшину, который советовал повернуть назад? Это из- за лейтенанта рота оказалась в лесу. Именно он привел к гибели солдат. И как бы он ни старался загладить вину, в глазах Смерклого Калинин останется тем, кто предал роту.
– Ну что, наложил в штаны от страха? – раздался над ухом голос Вирского.
Смерклый посмотрел на солдата. Ушанка на его голове по-прежнему отсутствовала, короткие кудри слиплись и покрылись инеем. Тонкий нос с горбинкой аж посинел, горло от кадыка и до ключиц побагровело. Лишь голубые глаза светились странным огнем.
– Немудрено было, – промолвил Смерклый. – Сам-то как?
– Меня звери не едят, – сказал Вирский. – Я вредный.
– Проклятый лейтенант затащил нас к черту на рога… – поделился мыслями Фрол.
– Нет, ты ошибаешься, – серьезно сказал Вирский и надрывно кашлянул. Кашель был такой глубокий, что Смерклый уже не сомневался в простуде солдата. – Мы не у черта на рогах. Мы в самом аду! А твари, которые напали на нас, – адские!
Смерклый испуганно поглядел на сугробы. А вдруг Вирский прав? Еще до революции, когда матушка водила маленького Фрола в церковь, толстый поп отец Григорий, тыча жирным пальцем прямо в нос, всегда повторял, что ад – это геенна огненная. Но поп мог ошибаться, потому что не был истинным служителем церкви, а погряз в разврате и пьянстве. Геенна не огненная. Геенна – это лес, покрытый огромными сугробами снега.
– Мы сгинем здесь, – прошептал Смерклый.
