Они летели пятый час. Спиваков начал клевать носом, но постоянно просыпался от света и посторонних звуков, от тесноты. Он вообще в любом месте, кроме родного дома, засыпал очень тяжело, а в самолетах заснуть у него никогда не получалось.
– Интересно, над чем мы сейчас пролетаем? – сквозь зевоту задал он Виктору вопрос, но тот лишь пожал плечами.
– Честно говоря, не знаю. Надо у стюардесски спросить.
– Сибирь-матушка! Простите, что в разговор ваш влезаю. Просто услышал, что товарищ ваш интересуется. Должно быть, под нами давно уже Якутия, если самолет северным коридором летит, – промолвил пассажир, сидевший перед ними, а теперь вставший и пытавшийся отыскать что-то в своей ручной клади. Это был совсем уже пожилой человек, одетый очень просто, весь седой, с аккуратно подстриженными усами и бородой, с пышной копной белых волос. Глаза у него были василькового цвета, смотрели по-доброму.
– Спасибо вам большое, – хором поблагодарили Алексей и Виктор.
Незнакомец кивнул и сел на свое место.
– А вы что не спите? Иззевались вон весь, – Виктор с сочувствием посмотрел на своего молодого шефа.
– Не могу, – признался Лёша. – Нервы ни к чёрту, мысли всякие лезут. Тревожно мне как-то, хотя летать не боюсь. Не знаю, в чем дело.
– Выпьем? – Виктор подмигнул Лёше, достал из рюкзака термос, поставил на откидной столик.
– Вы водку в термосе от жены прячете? – посмеялся Спиваков над шофером. – Уберите, я ее не переношу после того, что недавно со мной случилось.
– Да вы что, Алексей! Какая еще водка? Это чаек, только он не простой, а наш, «альфовский», армейский. В нем сорок две травки заварены и еще кое-какой секрет в составе имеется.
– Экстракт портянки? – Лёша понял, что зло пошутил, хлопнул себя ладонью по губам. – Извините, просто мне действительно не по себе, вот и несу всякий обидный бред. Простите, ради бога.
– Да ерунда, – отмахнулся Виктор. – Какие обиды между путешественниками! Устали вы, вот вам и не по себе. Все тревоги от бессонницы, когда мозг шалеет и никак не может отключиться. А чай такой, что спать не будет хотеться минимум сутки, и на сердце он не действует.
– Так не бывает, чтобы не действовал, – вздохнул Лёша, – за всё в этой жизни приходится платить, в том числе и за бодрость, даруемую чаем.
– А вы попробуйте, – Виктор открутил пластиковую крышку, осторожно налил густой, дымяшийся чай брусничного цвета. Попросил у стюардессы стакан для себя.
– Ну, будем жить?
– Вне всякого сомнения! – воскликнул Лёша. – А враги пусть не дождутся!
Чай оказался с привкусом можжевеловых ягод и крыжовника. Было в нем такое количество всего-всего, и оказался он настолько неожиданно вкусным, что Лёша от удовольствия даже глаза прикрыл и прищелкнул языком:
– Фантастика какая-то! Вам пора бизнес открывать. Никакой глинтвейн и в подметки вашему чаю не годится! И действительно: бодрит невероятно! – Он подумал немного и предложил: – Знаете, когда вы меня возите, это как-то не принято между пассажиром и водителем, нужна дистанция, так сказать. А теперь мы с вами коллеги по приключениям. Я к тому, что можно перейти на «ты»?
Виктор обрадовался.
– Я, вот честно, давно хотел вам предложить, да всё как-то стеснялся. Вы правы, там, – он ткнул пальцем в пол, – я свою работу делаю, а вы – свою, так что на «вы» – это и вежливо, и правильно, а здесь... Привет тебе, Алексей. – Он протянул руку, и Лёша ее пожал:
– Привет тебе, Виктор. Может, еще по чайку? За новый, так сказать, формат общения?
– Согласен, – Виктор разлил чай. – Ну, доброго нам с тобой здоровья и долгих лет жизни!
– Живы будем, не помрем, – ответил Лёша, и в этот самый миг самолет с небывалой силой тряхнуло, раздался громкий хлопок, и разом погасло всё освещение. Тут же завизжала какая-то женщина: «Падаем, караул!», и ее вопли подхватил, казалось, весь салон, началась страшная паника. Кто-то вскочил со своего места и с дикими криками метался по салону, сталкиваясь с такими же, как и он сам, до полусмерти напуганными пассажирами. Кто-то беспомощно сидел, не в силах даже приподняться на ватных ногах, кого-то ужас поверг в обморочное состояние. Лёша почувствовал, как самолет накренился сначала на правый бок, а потом нос его опустился, и воздушное судно понеслось к земле, не в силах уже держаться за воздух на своих серебряных крыльях. В багажном отделении сработала подложенная головорезами Глинкина пластиковая бомба, подброшенная в самолет во время загрузки багажа в аэропорту, и теперь в фюзеляже «Боинга» зияла дыра, диаметр которой стремительно увеличивался.
– Виктор, что с нами?! Мы падаем?! – успел крикнуть Лёша и в ответ услышал сдержанный голос боевого офицера не раз смотрящего Маре-Смерти в глаза:
– Судьба, сынок. Держи меня за руку, вместе и помирать легче.
Последнее, что увидел Алексей перед тем, как его сознание отключилось и сам он провалился в темную пучину небытия, было лицо того самого пассажира преклонных лет. Он улыбался и что-то говорил, но Лёша, как ни старался, так и не смог разобрать его слова.
Часть III
Пролог
Над бескрайними лесами древней славянской Земли начинался багряный пожар. Солнце вставало: огромное и красное. И небеса утонули в нем, охваченные страшным пламенем, где сгорало всё, кроме предательства. С кровавым рассветом пришла на Русь новая вера – Христианство, к тому времени насчитывавшая почти тысячу лет своего хождения по миру и уже успевшая обрасти комментариями глупцов, надрывными воплями кликуш, искажениями теологов, в гордыне своей возомнивших себя превыше Христа. Иисус был великим апостолом Единого Бога-Творца Всемогущего и проповедовал добро, а эти выродки сделали на его имени кровавый культ, торгуя Христом, закладывая Христа, употребляя Христа ради стяжательства и своей единоначальной власти.
В Киеве, князь Владимир – гонитель веры исконной, повелел разрушить Великое Княжегородское Капище. Чуры Родных Богов, прежде резаные искусными мастерами в камне и дереве, сбросили в Днепр, пожгли огнем. Владимир, руководивший поруганием, по своему обыкновению хмельной и куражливый, угодливо лебезил пред посланцем византийским. Через толмача-переводчика вопрошал:
– Всё ли так делаем, господин посланник? Не угодно ли чарочку? За знакомство, по обычаю широкому нашему. Вы давеча имя свое называли, а я вот, под медок-то, запамятовал. Не обессудьте, прошу вас.
Посланник Константинова двора: дородный, в пурпурных одеждах, подпоясанный кушаком шитья золотого, с завитой и умащенной душистыми маслами бородой, с умным лицом, на котором особенно выделялись ярко-изумрудные глаза, важно кивнул в ответ, улыбнулся по причине, одному ему ведомой: «Быстро получилось перетащить великого князя Киевского из прежней веры в новую. За то награда меня ждет великая, как буду обратно при дворе императора Константина. Вотчиной Царьграда станет теперь Руссия: не данью монетной да собольей, но данью душ своих заплатят славянские роды мзду Византии, а уж прочее с них получить – то невелик труд. А главное – Она запомнит, зачтет Владычица мое дело, ей трижды угодное».
– Чарочку? Охотно, – кивнул зеленоглазый посланник. – Этого мой Господь не воспрещает. Зовут меня, княже, Невлепидоароманием.
– Мудрено, – князь почесал в затылке, – вот и запамятовал я. Может, как попроще можно вас величать?
– Чтоб проще тебе было, князь, зови меня Невзором. Да и ушли ты толмача, я на твоем языке, как горлица, воркую, ха-ха.
– Здрав буди, Невзорушко! – обрадовался князь. – Ну и слава тебе Господи, что не воспрещает нам Христос хмельным медом пробавляться. Зело велик Господь! – с пьяным пафосом князь перекрестил рот и осушил третью с утра чарочку.
...Князь Владимир, тот самый, который Красное Солнышко, давным-давно почитается в Вере Православной Святым. После Крещения Руси водой, огнем и железом, после убийства отца своего, Святослава – великомученника, древних богов ревнителя, извести которого препоручил печенегам –
