25
Хал снял с себя вдовий наряд, а вместе с ним и маску веселья, понадобившуюся ему, чтобы хоть немного утешить жителей Северной Долины. Наступила внезапная реакция: он почувствовал страшную усталость.
В течение десяти дней он жил в непрерывном круговороте волнующих событий, позабыв про сон и отдых. Сейчас в вагоне бледный, измученный Хал откинулся на спинку скамейки. Болела голова, и вдруг он ясно понял, что в итоге вся его деятельность в Северной Долине кончилась полным поражением. В нем уже не оставалось ни следа того приключенческого духа, с которым он приступал к своей «летней практике по курсу социологии». Ученик выучил урок, был вызван к доске и с треском провалился. Хал горько усмехнулся, вспомнив удаль, с которой распевал бесшабашную песенку, карабкаясь на этот же самый каньон:
Поезд прибыл в Педро. Хал сел в такси и поехал в гостиницу. В руках у него был узелок со вдовьими ризами. Он мог бы бросить его в поезде, но дух разумной экономии, который укоренился в нем за десять недель, не позволил ему это сделать. Он вернет узелок миссис Замбони. А на его деньги пусть она лучше накормит детей. Подушки можно оставить в машине — хозяин гостиницы от этого не разорится!
Первый человек, с которым Хал столкнулся в вестибюле гостиницы, был Эдуард. На обычно бесстрастном патрицианском лице Эдуарда сейчас было такое брюзгливое выражение, что он стал похож на простого смертного. При виде брата Хал развеселился и забыл про свою головную боль. Какие контрасты: там — суровая, жестокая жизнь, а здесь — томный скучающий Эдуард, комический персонаж, способный вызвать смех.
— Где ты, черт возьми, пропадал? — накинулся на него Эдуард.
— Навещал вдов и сирот, — ответил Хал.
— Вот как! — сказал Эдуард. — А ты подумал о том, что мне приходится из-за тебя торчать в этой дыре? Что то у тебя под мышкой?
Хал взглянул на узелок.
— Я получил это на память от одной вдовы, — он развернул узелок перед изумленным братом и показал ему женские вещи. — Мне это дала дама по фамилии Свайка. А принадлежит сей туалет другой даме — миссис Замбони, но она больше в нем не нуждается.
— А ты здесь при чем?
— Миссис Замбони решила как будто вторично выйти замуж. — Хал снизил голос и таинственно прибавил: — Это очень романтическая история, Эдуард. Тебя она может заинтересовать, как иллюстрация обычаев этих иностранцев. Она встретила на улице какого-то человека, — доброго, славного человека, по ее словам, — и он дал ей много денег. Так вот она пошла и накупила себе нарядов. А траурное платье хочет отдать своему новому знакомому. У них такой обычай; это, кажется, делается в знак того, что она согласна примять его ухаживания.
Эдуард буквально остолбенел от изумления, а Халу пришлось на минутку прикусить губу, чтобы не прыснуть со смеху.
— Если у этого человека не было серьезных намерений, боюсь, ему придется туго. Я знаю, какой пылкий темперамент у миссис Замбони. Она найдет его на краю света…
— Хал, это сумасшедшая баба! — вскричал Эдуард, тревожно озираясь по сторонам, словно боясь, что вдова незаметно появится в гостинице и продемонстрирует свой пылкий темперамент.
— Ничуть не сумасшедшая! — ответил Хал. — Ведь у каждого народа свои национальные обычаи!
Но тут он не выдержал и расхохотался. Он хохотал, пожалуй, немного громче, чем полагается в приличном обществе.
Эдуарду это не понравилось. В вестибюле толпился народ. Люди оборачивались и смотрели на них.
— Прекрати, Хал! — с досадой сказал Эдуард. — Мне надоели твои дурацкие шутки.
Хал видел, что брат смущен. Он узнал вдовьи ризы и вполне способен был поверить, что у дикого существа, ущипнувшего его в бок среди бела дня на улице, могут быть какие угодно «национальные обычаи».
— Прекрати! — повторил Эдуард.
Хал внезапно заговорил, подражая голосу миссис Замбони:
— Мистер, у меня восемь детей. Их надо прокормить. А у меня нет мужа. Нового мужа я не найду. Ведь я уже старая…
Только теперь истина во всей полноте предстала перед Эдуардом. Он дал волю своему гневу и отвращению. Слушая его, Хал перестал смеяться.
— Эдуард, — сказал он, — ты все еще не можешь серьезно относиться ко мне.
— Господи! — воскликнул Эдуард. — Да ты просто сумасшедший!
— Ты был в Северной Долине, Эдуард. Ты слышал клятву, которую я дал этим несчастным. И ты мог думать, что я уеду с тобой и навсегда их забуду?
Эдуард пропустил это мимо ушей.
— Ты просто сумасшедший, — повторил он. — Сам лезешь под пули — и я тебя при всем старании не смогу спасти.
Но Хал только рассмеялся.
— Этим даже не пахло. Посмотрел бы ты, каким джентльменом показал себя на этот раз начальник охраны!
26
Эдуард увез бы немедленно брата из Педро, но, в несчастью, поезда не было до поздней ночи. Хал поднялся наверх и нашел Мойлена и Хартмена в обществе Мари Берк и миссис Замбоии. Все они жаждали выслушать его рассказ. Когда постепенно собрались остальные члены комитета, уходившие ужинать, Хал рассказал о своем приключении, и его заставляли несколько раз повторять все с начала. Слушатели пришли почти в такой же восторг, как народ у Ремницкого. Если бы всегда, когда надо вдруг прекратить стачку, это можно было делать так ловко!
Они шумно выражали свое одобрение и обсуждали планы на будущее. Мойлен возвращался в Уэстерн-Сити, Хартмен — в отделение профсоюза в Шеридане, где он займется подбором новых организаторов для Северной Долины. Несомненно, Картрайт уволит много народу — и тех, кто отличался активностью во время стачки, и тех, кто сейчас продолжает громко говорить о профсоюзе. Но вместо уволенных ему придется набрать новых шахтеров, а работники союза знали, через какие агентства Компания пополняет рабочую силу. Благодаря этому шахтеры Северной Долины будут таинственным способом получать профсоюзную литературу на своих родных языках. Они будут находить брошюрки и дома под подушками, и в обеденных котелках, и в своих карманах во время работы.
Хартмен планировал также заняться пропагандой среди тех, кто будет уволен, чтобы всюду, куда бы
