Выдохшись, он тяжело упал в кресло, лицо налилось кровью.
«Такие археологические баталии, — подумал Рикардо, — не очень-то продвинут дело. Надо быть поспокойнее».
— Эванс работал один или с бригадой?
— С бригадой, конечно. В его возрасте одному ему уже не потянуть. По слухам, его заменят неким Пенделбери. Вы хотите с ним встретиться?
— Не исключено.
— Вы, случаем, не журналист?
Спроси он «вы, случаем, не змея?», тон был бы менее подозрительным.
— Нет. Совсем нет. Я ищу одного человека, в частном порядке. Вы полагаете, Эванс сейчас все еще в Кноссе?
— Несомненно. Подозреваю, что он хочет умереть в Греции, чтобы составить конкуренцию несчастному Шлиману, который, скончавшись в Неаполе, завещал похоронить его тело здесь.
— Раз уж мы говорим о фресках, что вы думаете о «Принце с лилиями»?
— Ничего. Кроме того, что она была восстановлена Эвансом по разрозненным фрагментам других фресок. Он назвал ее, неизвестно почему, «Царь-жрец», а отнес к периоду недавний минойский первый-А, то есть между тысяча пятьсот восьмидесятым и тысяча четыреста пятидесятым годами до нашей эры.
— Первый-А? — удивился Рикардо. — Что это значит?
— Эванс составил таблицу, которая позволяет определить хронологию минойской цивилизации; термин «минойский» был введен легендарным Царством Миноса. Он разделил весь ансамбль на три периода: минойский древний, минойский недавний и субминойский; каждый содержит три фазы — первую, вторую и третью.
— А этот Минос и в самом деле существовал?
— На деле, кажется, были два человека с таким именем. Самым знаменитым был не первый, который царствовал в Кноссе в середине пятнадцатого века до Рождения Христа, а второй, внук первого. Именно его жизнь и обросла легендами. Самая известная об архитекторе Дедале, построившем лабиринт, дабы спрятать там плод любви Пасифаи, дочери Гелеоса, и Минотавра — чудища с головой быка и человеческим телом. По этому поводу Эванс утверждал, что вышеупомянутый лабиринт был не чем иным, как дворцом Кносса. Доказательство тому, по его мнению, — архитектурный замысел сооружения, состоящего из серии комнат, залов, коридоров, в которых запросто мог затеряться чужеземец. Я лично не верю ни одному слову. Я уверен, что лабиринт — лишь ансамбль из искусственных или естественных галерей, где проходили культовые церемонии. Но прошу прощения, меня опять заносит.
— Не стоит извиняться. Эти легенды очень интересны. — Рикардо подался вперед. — Теперь я прошу вас быть снисходительным. Мой последний вопрос покажется вам наверняка одним из самых нелепых. Существует ли на архипелаге Киклады круглый остров?
— Круглый остров? — повторил озадаченный Стергиу. — Вы знаете, сколько островов…
— Знаю, — позволил себе перебить собеседника Рикардо, — больше двух тысяч. Но есть слабая уверенность, что круглых среди них не много. Кроме того, они могли стать жертвой естественных катаклизмов.
— Круглый остров… В буквальном смысле круглый? Рикардо улыбнулся при виде потерянного лица археолога.
— В буквальном.
— Это все равно что выбрать пару идеальных рогов в козлином стаде. Я сожалею, что не могу ответить.
— Ничего. Вопрос мой, вероятно, абсурден.
Он вернулся к тому, с чего начал. Оставалось только попрощаться с археологом.
— Я очень признателен за то, что вы уделили мне время.
Стергиу слегка приподнялся, протягивая ему руку:
— Не стоит благодарности, месье. Прощайте. — С раздражением он заметил: — Эти шалопаи забыли про кофе…
Закрывая за собой дверь, Рикардо услышал, как тот бормочет:
— Круглый остров?..
Около четырех утра в номере отеля раздался телефонный звонок, сразу разбудивший Рикардо. А ведь он заснул с таким трудом!
— Алло? Месье Вакаресса?
— Я у телефона.
— Говорит Стергиу.
Должно быть, у археолога поехала крыша, раз он звонит в такой час.
— Круглый остров… Я нашел его!
20
За исключением нескольких утренних клиентов, ресторан был пуст.
Удобно устроившись перед блюдами с обильным завтраком, Стергиу в третий раз проворчал:
— Вы родились под счастливой звездой, месье. На вашем месте я поставил бы свечу Святой Деве. — Он скользнул подозрительным взглядом по Рикардо: — Вы верующий, не правда ли?
— Верующий. Но признаюсь, что совсем не религиозен.
— Не смущайтесь. Я такой же. Тем не менее Дева священна. Она намного превосходит всех святых и воронов в сутанах.
Рикардо попытался скрыть нетерпение. После Стергиу он не смог сомкнуть глаз.
— Найти ваш круглый остров оказалось детской игрой. Сразу-то я и не сообразил. Но позже все прояснилось. Детская игра… — Он умолк, чтобы придать вес своему открытию. — Круглый — это его название.
Глаза Рикардо расширились.
— Да, — снова повторил Стергиу. — Круглый — так его называли. Круглый на греческом звучит как «стронгили». Так и называли ваш остров. Название это, без сомнения, происходит от его прошлого внешнего вида. Его звали еще и Калисте, что означает «красивый». Сегодня он больше известен под названием Тира, это основной остров группы вулканических островов, имеющих общее название Санторин, от итальянского Санта-Ирена.
— Чушь какая-то, — пробормотал Рикардо. — Круглый… Но почему вы сказали «от его прошлого вида». Он что, изменил форму?
Археолог наклонил голову в знак согласия и вытащил из кармана янтарные четки.
— Это подтверждает мою уверенность. Вы оговорились в моем кабинете, что ваш остров мог подвергнуться природному катаклизму. Так знайте, что над Тирой возвышался вулкан. Извержение его произошло около тысяча пятисотого года до нашей эры, и остров сместился. Апокалипсис. Ужасное явление природы. Мы привыкли сравнивать это извержение с извержением Кракатау. — Не переставая перебирать четки, Стергиу продолжил: — Активность индонезийского вулкана пробудилась в мае тысяча восемьсот восемьдесят третьего года. Вообразите столб дыма высотой в пятнадцать тысяч метров, камни, вылетающие на высоту семьдесят километров, — заметить их можно было в небе Греции и дальше, вплоть до Северной Европы. Катаклизм породил цунами высотой двадцать — тридцать метров; берега многих островов были разрушены, погибло тридцать пять тысяч человек. Примерно то же самое произошло и на Тире.
Рикардо слушал, в голове стучало, сердце билось, разрывая грудь.
—
