замечание, фра Варгас?
— Конечно.
— Мне кажется, вы слишком суровы с сеньорой Виверо. На этом раввин повернулся на бок и закрыл глаза.
— Я вам говорила и повторяю — больше всех меня остерегается монах, — сухо оборвала Мануэла мужчину с птичьей головой.
— Представитель Церкви? Христианин остерегается христианки? В это трудно поверить. — Он провел рукой по морщинистому лбу и задумчиво произнес: — Возможно, он в чем-то себя упрекает. — И без перехода спросил: — Вы по-прежнему не знаете, что затевают эти типы?
— Пока что все слишком запутанно, — вынуждена была признаться в своем бессилии Мануэла. — Я слышала какие-то обрывки, но ничего особо интересного.
— Ладно, — вздохнул Мендоса. — Ничего другого не остается, как следовать за вами по пятам. Только не забывайте, донья Мануэла: как только у вас появится хоть малейшая информация…
— Да, Мендоса, знаю… Сообщу. И вот что: прекратите «светиться». Они ведь не слепые, как вам известно.
Фамильяр промолчал. Он терпеть не мог безапелляционный тон, каким разговаривала эта женщина. Будь его воля, он бы ей доходчиво объяснил, что она всего лишь слуга Церкви. И ничего больше. Но сейчас не время и не место. Быть может, позже… Позже…
ГЛАВА 16
Святой Иаков, спаси Испанию!
В свете полуденного солнца город рыцарей казался сошедшим со страниц книги миниатюр. Яркое освещение подчеркивало охру камней и серый окрас мощеных улиц. От Арко-де-ла-Эстрелла до Арко-дель-Кристо лазоревый цвет растворялся в сплетении перерезанных лестницами улочек.
Тень одной из могучих башен нависала над мостовой, заканчиваясь у порога аристократического жилища. В центре площади журчал мраморный фонтан. Около него четверо всадников и спешились. Араб с евреем плюхнулись на ступеньки возле фонтана. Монах, прислонившись к парапету, изучал окружающий пейзаж. Неподалеку от него Мануэла, перегнувшись через край фонтана, с наслаждением брызгала водой на шею и руки. Когда она выпрямилась, капельки воды сверкали на ее коже, как крошечные светлячки. Она завязала волосы в узел, открыв лицо теплому ветерку. Было видно, как на обнаженной шее бьется пульс. Несколько капелек воды стекали вниз под слегка расстегнутый ворот платья. В этот миг она была невероятно красива. Красива, как может быть красива нежность или взаимная любовь. Возможно, сравнение чересчур сильное, но именно оно пришло Варгасу в голову. Францисканец еще некоторое время понаблюдал за молодой женщиной, сушившей платочком глаза, и решительно направился к арабу. Хватит пялиться на эту женщину.
— Ну? Местный пейзаж не навел вас ни на какие мысли?
— На данный момент я не вижу ни Джабал-эль-Нур, ни детей человеческих, ожидающих Страшного Суда, ни павших ниц, не говоря уже о воре с воровкой. Да и удода я что-то тоже не наблюдаю. — Шейх тоже погрузил руки в воду фонтана.
— Предлагаю отправиться на поиски подсказки, — сказал Варгас.
— И куда же вы намерены идти? — поинтересовался раввин.
— Куда глаза глядят. Мы наверняка обнаружим какой-нибудь знак, который подскажет нам дорогу.
— Делайте что хотите. Лично я спекся. И подожду вас внутри. — Он указал на церковь. — Мне нужно охладиться.
Сарраг, умывавшийся в фонтане, изумленно выпрямился.
— Вы серьезно?
— Весьма.
— Вы? В церкви?
— Я, в церкви, — повторил Эзра, — да еще и в субботу, день шаббат. Неужели дом вашего бога откажет спасающемуся от жары раввину в
И Эзра широким шагом направился к церкви.
— Н-да, — заметил Сарраг специально для Варгаса, — этот еврей не устает вас подначивать.
Варгас огорченно вздохнул.
— Вы идете?
Араб кивнул и спросил Мануэлу:
— А вы, сеньора?
Но молодая женщина отклонила предложение.
— Я выдохлась и останусь здесь. Присмотрю за лошадьми.
— Как вам угодно, — произнес шейх и последовал за монахом.
Усевшись в тенечке у входа в церковь, Мануэла подтянула колени к груди и закрыла глаза. Она чувствовала себя опустошенной. На смену эйфории пришла физическая и моральная усталость. Мануэла, всю жизнь старавшаяся выглядеть безукоризненно, ощущала, что превращается в сущую замарашку. Из одежды у нее с собой было лишь три скромных наряда, мантилья и две пары ботинок.
Она ничего не понимала во всей этой истории. Ни один из этих мужчин не производил впечатления заговорщика, одержимого идеей уничтожить Испанию или христианство. Ни разу за все время она не слышала от них ни малейшего намека на это, ни какой-либо завуалированной угрозы. Но, быть может, это просто видимость?
Единственный намек, да и то весьма эфемерный, — упоминание Варгасом тогда на постоялом дворе какой-то скрижали… Его слова не ускользнули от внимания Мануэлы. Он сказал, изучая треугольник: «Этот предмет наверняка связан со скри…» Скри… Скрижаль? Что еще за скрижаль? Почему, едва эти слова соскользнули с его губ, он явственно смутился? Словно невольно выдал какие-то важные сведения. Ей просто необходимо разузнать побольше.
Внезапно ее внимание привлек стук копыт. Она открыла глаза. На площадь выехали вооруженные всадники. В первый момент Мануэла подумала, что это члены Святой Германдады разыскивают преступника. Кавалеристы спешились, о чем-то переговариваясь между собой, потом один из них быстро зашагал в церковь.
Заинтригованная Мануэла встала и, сама толком не понимая почему, вдруг встревожилась. Время шло. Всадники, не вынимая мечей из ножен, отошли на несколько шагов. На безопасном расстоянии от них начали собираться любопытные. Заржала лошадь. Раздался смех. Из церкви появился зашедший туда несколькими минутами ранее всадник. И не один. Рядом с ним шагал Эзра. Мануэла собралась кинуться к ним, но в последний момент внутренний голос подсказал ей не высовываться. К тому же раввин вовсе не казался слишком взволнованным. Он вполне спокойно беседовал с кавалеристом, и Мануэле даже показалось, что он улыбается. Но позже, когда всадники уведут его с собой, она поймет — то была не улыбка, а выражение удрученной покорности. Внезапно кто-то резко схватил раввина и скрутил ему руки. Всадники вскочили в седла, кроме трех, окруживших Эзру. К первым зрителям присоединилась целая толпа. Тут и там раздавались комментарии. Может, ей это показалось, или кто-то действительно выкрикнул: «Святотатцы! Марраны!»
Мануэла пришла в ужас. Эзру только что арестовали, и весьма вероятно, фамильяры Инквизиции. Но с чего вдруг Святая Инквизиция решила вмешаться? Или посланец Торквемады решил действовать по своему усмотрению? Но это просто немыслимо!
Самуэля схватили за руки и поволокли по улочкам.
Мануэла решила, что ей не остается ничего другого, как проследовать за ними в надежде повстречать Саррага или Варгаса.
Толпа рассосалась. За кавалькадой следовала одна лишь Мануэла. Улочки местами были такими узкими, что туда даже не проникали солнечные лучи. Мостовую, ведшую бог знает куда, пересекали лестницы. Они двигались мимо домов из серого камня, под испуганными или осуждающими взглядами обитателей. Появилась площадь. И дворец. Процессия его миновала. Проходя мимо массивных дубовых ворот, Мануэла мельком увидела вырезанную над ними надпись: «Здесь Гольфины ожидают Божьего суда». Преследуемая
