- Иди и немедленно приведи ее домой, - сухо сказал Стефано уже более спокойным голосом.
- Мне неизвестно, куда она пошла. Вера мне не докладывает. Знаю, что женщина - армянка. Ее зовут…Анаит. Так я ведь не могу знать адреса всех Анаит в Солдайе!
Вера закрыла глаза. Лихо она врет. Эльжбете лучше бы родиться в двадцать первом веке. Во всяком случае, без работы в Москве она бы не осталась. Вера, несмотря на то, что на душе у нее было очень тяжело, улыбнулась, мысленно переодев польку в современную одежду. С ее мелодичным голоском, находчивостью и полным отсутствием застенчивости она могла бы работать ди-джеем на радио или в ночном клубе.
Стефано свирепо выругался и ударил кулаком в стену. Старая штукатурка треснула. Вера стряхнула с головы серую, пропахшую плесенью, пыль.
- Я не могу долго ждать. Черт! Передашь Вере, что я уехал в Воспоро. Меня не будет неделю. Еще передай, я запрещаю ей ходить в гости, тем более к этим развратным армянкам! Ее место в доме. Просила книги - пожалуйста, просила птичек, - купил ей канареек! - Стефано снова ударил кулаком, но на сей раз по столу, где стояла клетка с птицами. Канарейки испуганно зачирикали и захлопали крыльями.
Стефано откашлялся и продолжил:
- Надеюсь, ты меня поняла, Эльжбета. О подругах не может быть и речи.
Каждое его слово Вера отчетливо слышала. Она пришла в смятение. Ее обида на Стефано превратилась в безудержную ярость. Явился, как ни в чем не бывало, не сказал ей ни слова о своей предстоящей женитьбе! И еще при этом имеет наглость возмущаться, что ее нет дома! Ему можно спать с другими женщинами, а ей даже нельзя навестить подругу. Мало того, что изменник и предатель, да еще и тиран! Ослабшей рукой Вера смахнула локоны со лба, проклиная свое положение содержанки и пугаясь острой боли в сердце!
Сколько же еще времени ей понадобится, чтобы избавиться от любви к нему?
Стефано ушел. Весь дом будто наполнился его раздражением. Канарейки тихо и неуверенно чирикали. Когда стук копыт стал отдаляться, превращаясь в едва слышное цоканье, крупный желтый кенар, успокоившись, запел любовную трель.
«Такой же подлец! Ухаживает сразу за несколькими»! - с раздражением подумала Вера об апельсиновом ухажере.
Эльжбета не заходила к себе в комнату, опасаясь возвращения сеньора. Около часа Вера просидела в одиночестве на ее кровати, бессмысленно посматривая в окно и наблюдая за прохожими.
- Слышала? - голос польки раздался так неожиданно, что Вера вздрогнула.
- Да. Слышала.
- Видишь, он не собирается с тобой расставаться, а ты переживала.
- Я не хочу о нем говорить. И мне безразлично, куда и насколько он уехал, - сухо проговорила Вера.
Брови польки немного приподнялись, рыжие ресницы восхищенно захлопали.
- Ты уже рассуждаешь как шляхтянка! Я ведь тебе не говорила…. Знаешь, иногда у нас не было мяса, а только одна овсяная похлебка… отцу латали кафтан, но он никогда не гнул шапку перед богачами и королем! И они не смели унизить его, будь он хоть в лохмотьях. Также и наши женщины. Мне дико представить, чтобы отец склонил голову перед сеньором Монтальдо! Он первым с ним и не поздоровался! А я… - Эльжбета махнула рукой и насупилась, шумно вдыхая воздух через ноздри.
Вера жалостливо улыбнулась, рассматривая расстроенное конопатое личико. Она вспомнила школьную программу по истории. Могла ли она тогда думать, что подружится с настоящей шляхтянкой? Жаль, что Эльжбете неизвестно, сколько насмешливых пословиц сложили о непомерной гордости польской шляхты.
Вера подошла к окну и взглянула на пылающее полуденное солнце.
- Интересно, вечер будет такой же душный, как и вчера? Как ты думаешь, что мне надеть на свидание с графом.
Женщины долго выбирали подходящий наряд, прикладывали украшения к платьям, а тем временем двое мужчин размеренным шагом прогуливались по улицам Солдайи. Один был очень высок ростом и широк в плечах, а другой почти на голову ниже. Ни один житель Солдайи бы не признал бы в них братьев. Высокий похлопал по плечу своего спутника.
- А ты седеешь, Алессандро, - весело произнес он.
- Годы, годы, - граф Лаванья поднял глаза на брата. - Не беда, брат, душа не стареет. А ты здоровяк! - Алессандро улыбнулся. - Был бы жив отец, гордился бы своим сыном. Геракл - мальчик в сравнении с тобой.
Высокий мужчина нахмурился и убрал руку с плеча графа.
- Не будем говорить об отце, - отрезал он.
- Брат, прекращай его ненавидеть, - жестко проговорил Алессандро. - Я сотню раз тебе говорил, что готов исправить ошибку отца. Твой гонор тебе еще ничего хорошего не посоветовал. Позоришь меня и свой род. Сын графа Томмазо Лаванья служит в Солдайе подкомендантом! У меня нет слов! - Алессандро всплеснул руками, золотые перстни засверкали на его холеных пальцах.
- Я не позорю свой род, - мрачно отозвался мужчина. - И никакого отношения к вашему роду не имею. Я бастард.
- Иди ты к черту, Коррадо, - сказал граф. - Раз тебе нравится сидеть в крепости и кормить комаров, можешь прозябать здесь и дальше, это твое право.
Брат графа надменно улыбнулся. Казалось, он получал удовольствие, храня свое происхождение в тайне.
- Не беспокойся! Ни одна живая душа не узнает, кто мой отец. Ладно, хватит об этом! Я рад, что ты приехал ко мне. Что скажешь о Солдайе?
- Порядок у вас здесь, конечно, все налажено, но безумно скучно. Но даже здесь можно встретить красивых женщин. Вчера с одной из них я имел удовольствие познакомиться. - Алессандро задумчиво смотрел на облака, - сегодня вечером у меня с ней свидание. Она очень красива и необычно таинственна.
- Поздравляю. Вечером я заступаю на сутки, вам никто не помешает. - На гладко выбритом лице Коррадо заиграла доброжелательная улыбка, углубляя складки возле рта.
Граф вдруг резко остановился и с интересом посмотрел на сводного брата.
- Вот что меня удивляет в тебе, так это твое двойственное отношение к жизни. То ты отказываешься от всего, лишь бы утолить свою гордыню, то безмерно расчетлив. Я имею в виду женщин…. Коррадо, тебе ведь уже тридцать два, пришло время подумать о семье.
Прежде чем ответить, Коррадо выдавил из себя нечеткий звук, означающий несогласие. Порядком уставший от своих бесполезных наставлений, граф нетерпеливо сказал:
- Все, хватит! Закроем эту тему. Ты упрям как осел!
Вороному жеребцу достался такой удар плетью, что он от неожиданности вскочил на дыбы и понесся по мощеной мостовой.
— Проклятье! — зарычал Стефано, еле удержавшись в седле.
— Он, наверное, сошел с ума, — подумал кавалерий Фантино Гуаско и поправил свою еще густую, хотя и поседевшую шевелюру.
Узкий переулок едва ли не рассыпался от грохота копыт о булыжники, а стены чуть не развалились от хлестких ударов развевающегося черного плаща Стефано.
— Сеньор, я здесь, — подал голос из темной подворотни Фантино, когда убедился, что помощник консула его ищет, вертясь на танцующем от возбуждения коне.
— Что ты там делаешь? Подъезжай поближе!
— Опасаюсь получить удар плетью, — пошутил кавалерий.
— Да ладно, — улыбнулся, наконец, Стефано, — это я так, сгоряча.
— А что случилось?
— Да, дружище, — генуэзец засунул свое оружие подальше за пояс, — неприятности приходят
