она в таком случае?! Только приехала в Геную и сразу прыгнула к тебе постель! Или вы были знакомы раньше? Тогда почему ты сделал мне предложение? Зачем была эта помолвка?
Вера зажала уши руками, чтобы ничего не слышать, но проклятые громкие слова прорывались в ее голову, взрываясь там маленькими болезненными взрывами.
— Нет, раньше мы знакомы не были, — старался говорить тихо хозяин дома, ? и тебя я не обманывал.
— Значит, она шлюха! — удовлетворенно воскликнула невеста, явно рассчитывая, что наверху ее услышат.
— Хватит, Тереза! Я тебе не позволю ее оскорблять! — взревел Марко.
— Ах, так?! Ты еще ее защищаешь!
Вера услышала звук хлесткой пощечины.
— Ты еще будешь иметь дело с моим отцом! Он не позволит тебе глумиться над нашим старинным родом! Более того, он засудит тебя! У моего брата адвокатская контора, ты разоришься на одном моральном ущербе.
Раздались громкие, с подвыванием, почти театральные рыдания.
— Послушай, Тереза, в жизни все может перемениться в одно мгновение. Но в любом случае надо мы должны оставаться людьми. Любые проблемы можно решить. Поверь, мне очень жаль.
— Видите ли, ему жаль! Чтоб ты провалился, Марко! У тебя есть только один способ искупить свою вину — я должна поговорить с ней!
— Хотя и я виноват перед тобой, но грязной ссоры не допущу, — твердо произнес Марко.
— Я сама выкину ее отсюда! — истошно кричала невидимая Тереза, — отпусти меня, будь ты проклят!
Снизу послышался шум, как будто там дрались
.
Вера судорожно металась по комнате, собирая свои вещи. Дрожащими руками она заталкивала скомканные платья в чемодан и сумку вперемешку с туфлями и косметикой. Крупные соленые капли падали на руки и крышку чемодана. Наконец молодая женщина немного отдышалась, вытерла рукой непослушные слезы и, достав ручку, крупно и размашисто написала на вырванном из своего ежедневника листе: «Прощай, Марко! Все повторяется, как и пятьсот лет назад… тогда тебя звали Стефано. Значит, такая у нас судьба»! и выскользнула в черный ход, куда недавно выпустил компанию моряков Томмазо.
На вокзале Вера бросилась в первую попавшуюся электричку и замерла у окна.
Мимо проплывали чудесные пейзажи. Темные тоннели сменялись кустистыми обрывами, раскинувшимися над солнечными долинами. Вдали реяли снежные вершины, а поезд все нес и нес ее вперед, изредка издавая тонкий гудок, все дальше и дальше от боли и переживаний. Время от времени Вера смахивала с глаз набежавшую слезу и вновь отворачивалась к окну.
— С сеньоритой что-то плохо? — вежливо спросил седой итальянский старик в соломенной шляпе и с большой изогнутой, как ручка зонта, палкой в узловатых руках.
— Все хорошо, спасибо, — почти беззвучно прошептала Вера, и ощутила неудержимый прилив горячих слез.
Старик раскрыл свою тоже соломенную большую сумку и достал оттуда крупную, желто-прозрачную от зрелости грушу.
— Кушай, дорогая, — проскрипел он, блеснув золотыми зубами, — ничто так не отвлекает от горя, как вкусная еда.
Вера благодарно улыбнулась и надкусила грушу.
— Это бергамот, — продолжил ее спутник, — ты видишь по моим рукам, что я крестьянин. И кто как ни я, лучше знает, что все под этим солнцем приходит и уходит. Как лето, как зима… пройдет и твоя печаль, дорогая. Это такая у нас жизнь.
— Вы очень добры, — пробормотала Вера.
— Я? — старик улыбнулся, — я нормальный человек, и доброты у меня в меру, как и сладости в этой груше. Это уроды, которые испоганили нашу землю, и из-за которых плачут такие красавицы, как ты — ненормальные.
— Он не урод, — тихо возразила Вера, ? просто у нас такая судьба
— Не обижайся, дорогая, — улыбнулся старик — попутчик, — ведь я не знаю того молодого человека, но поверь старику, — это не делает ему чести, если ты плачешь…
— Я сама виновата…
— Хорошо, пусть будет по-твоему, но если бы он был рядом, я бы задал ему перцу вот этой палкой, — и Вера увидела в глазах садовода искры былой удали, — извини, мне уже пора выходить. Но все же ты не расстраивайся, дочка. Все будет хорошо, вот увидишь.
Вера с благодарностью посмотрела вслед уходящему попутчику. Ей как-то сразу стало легче после его незамысловатых слов.
— Будет хорошо, — повторила она про себя, — но что-то не верится….
Потянуло сильным сквозняком, и дверь в подсобный коридор со скрипом приоткрылась. Краем глаза Марко заметил, что черный ход во двор открыт. Сначала мужчина не обратил на это внимания, но потом все же прошел и выглянул на улицу. Ветер играл упавшими листьями, а на широком каменном крыльце лежало отломанное колесико от чемодана. Марко схватил это колесико и бросился к парадному входу. Томмазо, увидев его взволнованное лицо, отступил на шаг и замер. Все еще продолжающая возмущаться Тереза перехватила растерянный взгляд слуги и расплылась в довольной усмешке.
— Русская шлюха сбежала? Очень разумно с ее стороны, — невеста сжала маленькие кулачки.
На улице Веры уже не было.
? Уехала на такси, ? удрученно констатировал Томмазо.
Марко молча повернулся к нему спиной и побрел в комнату Веры. Записка красовалась на самом видном месте — на прикроватном столике. И была написана на староитальянском! Марко, прочитав ее несколько раз, сжал в кулаке и пошел почему-то в библиотеку. Лежащие на столе раскрытые книги пахнули на него запахами столетней пыли, перемешанными с тонким, едва уловимым ароматом ее духов. Он положил Верино послание рядом с той, старинной запиской, что хранилась пять веков среди страниц дневника Стефано. Пробежал еще раз глазами по неровным строчкам и замер.
— Вера, — проговорил он про себя и повторил в слух, — Вера! — Марко схватил в руки оба листочка.
Подписи были совершенно идентичны. Каждая буква была выведена привычными движениями одной руки, а черточки в конце располагались под одинаковым углом. Присмотревшись, Марко убедился, что и остальной текст в обеих записках был написан той же рукой.
— Что же это такое? — прошептал мужчина и прижал обе записки: и старинную, и новую к своим губам.
Отложив их в сторону, Марко стал перелистывать желтые пахучие страницы, пробегая глазами по тексту и теперь уже обращая внимание на мелкие детали. Скоро староитальянский стал поддаваться и ему, а еще через несколько страниц он стал ощущать изумительную музыку древних слов.
Когда Марко перелистывал очередную страницу, перед его глазами возник образ желтого цветка. Так и оказалось — цветок, но уже засушенный, открылся ему при следующем движении руки. Потом он вдруг подумал: «Страница сто четыре» и быстро нашел нужный лист. На сто четвертой была сделана закладка — угол страницы тщательно и аккуратно загнут. Ошеломленный Марко сжал пальцы и посмотрел на них, ? у него появилось ощущение, что вот этими пальцами он только что сделал закладку.
— Моя Вера так прелестна, — с любовью писал Стефано на сто четвертой, — она заплетает толстую золотую косу, а кожа у нее словно молоко с медом. От нее всегда пахнет утренней свежестью, а глаза глубоки, словно синие озера. Ее тело безупречно, только на спине небольшой шрам, после от ранения, нанесенного разбойником… Я сам зашивал …
Марко схватился за голову.
— Шрам, — повторил он уже вслух, — я же его видел, на спине у нее….Мне кажется, это я зашивал
