и, из-за близких отношений его с королевой, осмеливались заподозривать их обоих в прелюбодеянии. Сам Стефан очень умно старался смягчить дурное отношение к нему со стороны противников, но в то же время пристально наблюдал за ними, чтобы вовремя помешать исполнению каких бы то ни было враждебных замыслов. Но не дремали его враги. Они зорко следили за ним через Кварреля, которого он неосмотрительно сделал своим домоправителем и которого за деньги можно было заставить пойти на что угодно.
Недовольство апулийских баронов в это время снова прорвалось наружу. Они все еще не могли примириться с утратой своей прежней независимости, когда каждый из них мог безнаказанно нападать из своего замка на пилигримов и купцов и грабить их. Теперь эти недовольные задумали поставить во главе правительства своего человека. Они выбрали предводителем брата королевы Маргариты, Родриго, графа Монтескальозо. Граф негодовал на то, что он, ближайший родственник королевы, оставался не у дел, и полагал, что по праву рождения может быть на первых ролях в государстве, хотя сам по себе был человек ничем не выдающийся. С целью подняться при дворе в Палермо на ту высоту, которая, по его мнению, подобала брату королевы, он с большой свитой из испанских авантюристов отправился на Сицилию. Когда он находился еще в Нижней Италии, Стефан получил место великого канцлера королевства. С этих пор Родриго интриговал против главным образом нового канцлера. Стефан, а он знал о замыслах графа, счел за лучшее написать честолюбивому испанцу, который был уже в Термини, недалеко от Палермо, и напомнить ему, что ему позволено явиться в столицу только одному, а относительно свиты вооруженных рыцарей он должен ждать приказаний короля. Испанец, маленький, безобразный человечек, страстный игрок, которого никто не уважал, явился один. Канцлер принял его радушно и вежливо и посоветовал ему остерегаться действий, которые могли бы вызвать волнения в государстве и гнев королевы. Если же он по подстрекательству апулийских баронов позволит себе какой-нибудь необдуманный шаг, то это может только повредить ему самому. Простоватый испанец обещал вести себя сообразно с этими указаниями. Канцлер пригласил к себе и некоторых спутников Родриго и спросил их, что привело их на Сицилию. Они отвечали: «Только желание видеть Вас, изъявить Вам свое уважение и через Вас получить от короля изъявление его благоволения». Стефан отвечал, что он ценит их добрые намерения и вполне готов служить им, но надо выждать время, чтобы передать королю их просьбы. Достоинство, серьезность и вежливость, с которыми все это было сказано, привели этих шутов в такое смущение, что они отказались от своих воинственных планов и поспешно вернулись в Апулию. Кроме Родриго, в Палермо остался еще один из них, на которого великий канцлер произвел такое впечатление, что испанец стал с тех пор одним из самых ревностных его приверженцев. И Родриго, по-видимому, совершенно изменился. Он сопровождал Стефана всюду, где это было возможно. Но враги Стефана пытались уговорить испанца держаться от канцлера подальше и стараться играть при дворе первую роль, которая ему бесспорно принадлежит по праву рождения. Тот уклончиво отвечал, что он не знает французского языка, который так необходим при дворе, и не обладает теми способностями, которые нужны для того, чтобы держать в руках бразды правления. Тогда напустились на другого испанского рыцаря, приближенного к Родриго, в его присутствии стали смеяться над его другом, который вместо того, чтобы вступиться за честь своей сестры, королевы, ухаживает за ее любовником. Нашлось немало людей, которые действовали не него в этом направлении и которые достигли того, что испанский рыцарь перешел на сторону врагов Стефана. Он заключил с ними формальный, скрепленный клятвой союз, чтобы действовать против канцлера. Мусульманин Ричард, который заведовал финансами и был сенешалем при дворе, богатыми подарками склонил на свою сторону мусульманских и христианских телохранителей короля и был уверен, что может твердо рассчитывать на них во всяком случае. Дошло до того, что канцлер должен был опасаться за свою личную безопасность. Он редко давал аудиенции и увеличил число вооруженной стражи. Он принял со своей стороны все меры, чтобы предотвратить удар, который ему готовили, но не считал себя достаточно сильным для того, чтобы открыто привлечь виновных к судебной ответственности и наказать их. Поэтому он предложил королю и королеве уехать на зиму в Мессину, а весной отправиться в Апулию. Вместе с тем он вызвал в Мессину графа Гравину, который оставался в Апулии в качестве главнокомандующего, но при этом поставил Гравину условие, чтобы его боевая свита не была так многочисленна, чтобы могла показаться войском. В то самое время, которое было назначено для отъезда на остров, поднялась страшная буря, и заговорщики воспользовались этим обстоятельством, чтобы отговорить регентшу от этой поездки, пока погода не станет лучше. Стефан настоял на осуществлении первоначального плана и распорядился, чтобы были отремонтированы дороги, заготовлены припасы и квартиры для остановок во время путешествия.
15 ноября 1168 года, когда небо прояснилось, двор двинулся в дорогу, чтобы переселиться во второй главный город острова. О том, что именно руководило при этом Стефаном, свидетельствует о его решении удалить регентшу из резиденции на продолжительное время. В Мессине население состояло почти исключительно из христиан и поэтому Маргарита освобождалась здесь от того влияния, которое постоянно оказывали на нее мусульмане. Также важно для него было отойти от угроз заговорщиков, которые, по большей части, состояли из мусульман. Жители Мессины с искренней радостью приветствовали как двор, так и великого канцлера. Они положили к его ногам богатые подарки и просили возвратить им те привилегии, которые отнял у них Рожер И. Стефан исполнил их желание, но отказался от подарков. Потом граждане принесли ему жалобу на городского голову, который вымогал у них деньги. Великий канцлер, собрав более подробные сведения, не замедлил назначить суд над начальником города, и этот суд допросил обвиняемого и вынес ему обвинительный приговор.
Так, скоро Стефан завоевал симпатии населения Мессины. Но и здесь против него плелись интриги. У него не было недостатка в противниках среди духовенства и феодалов, но присутствие графа Гравины, который пришел туда со значительным числом вооруженных воинов из Апулии, давало ему более безопасности, чем он мог бы найти в Палермо.
Из Нормандии и из других областей Франции в Мессину стекались иноземцы, привлеченные молвой о нем, в надежде при его протекции сделать себе карьеру на острове. И эти люди сплотились вокруг него и люди презрительно смотрели на местных жителей, греков и ломбардийцев. Это возбуждало такое неудовольствие среди населения, что несколько охладило любовь к великому канцлеру. Его противники стали смелее и составили с братом королевы заговор. Родриго должен был убить Стефана. Родриго пытался вовлечь в этот заговор и других и сообщил выработанный ими план одному из чиновников города. Тот сделал вид, что готов примкнуть к заговорщикам, но попросил на размышление один день. Утром этот чиновник отправился к Стефану, чтобы предупредить его об угрожающей опасности. Последний, посоветовавшись с графом Гравиной, приказал городскому чиновнику делать вид, что ничего не произошло. Потом он отправился к королеве и сумел на нее подействовать так, что она, в интересах справедливости, заставила замолчать в себе сестринское чувство. Были созваны все члены высокой курии – епископы, графы и бароны, которые находились в Мессине, – чтобы строго наказать заговорщиков. Зал был занят стражей, и за вошедшими двери были заперты. Сам Стефан под сутаной имел панцирь, и многие из его приближенных были вооружены кинжалами. Когда регентша со своим сыном заняла место на троне, Родриго Неожиданно заговорил и стал жаловаться на плохое состояние своих финансов, на недостаток доходов со своих имений. Он просил для себя княжество Тарентское или графство Бутеру. Так он действовал в сговоре со своими товарищами. В случае отклонения просьбы они решили напасть на великого канцлера. Граф Гравина, поднявшись с места, сказал дерзкому просителю: «Не просят милости, положив руку на меч. Ее дают только за заслуги, а твое поведение было таково, что ты стал не только недостоин дальнейших милостей, но заставил короля и королеву раскаяться в том, что они уже сделали для тебя. Удержи свои сокровища, которые ты так бессмысленно расточаешь, и твоих несчастных вассалов, из которых ты вымогаешь все, что можно! Разве мало того, что ты льешь свой яд между королем и королевой, так как заставляешь последнюю укреплять свои наследные земли, чтобы ты мог там безопасно хранить свои сокровища, и пытаешься уговорить короля передать тебе управление делами государства, которое будто бы погибает под управлением его матери? Юноша прозрел твою хитрость и отвечал тебе, что, если он кому-нибудь должен не доверять, то скорее тебе, чем королеве. Отрицай, если можешь, то, что я тебе говорю, и обвини меня во лжи! Оба они здесь, чтобы свидетельствовать против тебя и погубить тебя. Но и этого мало. Ты поклялся идти против великого канцлера, пролить его кровь и привлечь других к своему заговору. В каком преступлении – я спрашиваю тебя здесь, в присутствии короля, – ты можешь его обвинить? Где причина твоей ожесточенной вражды к нему? Может быть, он напал на твое отцовское наследство? Как враг перешел границы твоих владений? Чем он оскорбил тебя или какой нанес тебе вред?
