землетрясений и вулканов, которые там каждое мгновение угрожают жизни. Он радуется за своего брата Вильгельма, который отказался от аббатства Маниаки на ужасном острове и возвратился во Францию, чтобы пить там вино, выжатое на холмах Блуа, вместо того жалкого сока, которым его так долго травили на Сицилии.
Вскоре после этого великого политического потрясения произошло новое событие, заставившее Сицилию содрогнуться от ужаса. Если бы подобные явления повторялись чаще, это могло бы вполне оправдать отвращение Петра из Блуа к этому острову. 4 февраля 1170 года ранним утром произошло беспрецедентно сильное землетрясение. Страшный толчок достиг Калабрии и Апулии. Пострадало и Палермо, где король в это время ходил по покоям своего дворца, хотя при этом ни он сам, ни лица его свиты не пострадали. Катания была совершенно разрушена. Там не осталось ни одного дома, который бы остался невредим. При этом землетрясении погибло 15 ООО человек. Окрестности Сиракуз постигла такая же ужасная судьба. Громадная скала на вершине Этны со стороны Таормины обрушилась на дно кратера. Волны Аретузы помутились от поднявшегося ила. В Мессине море сначала отпрянуло назад, а потом огромными валами перекатилось через стены и затопило город.
Местное население Сицилии одержало победу над чужеземцами, и эту победу использовали в своих интересах как феодалы, так и старая придворная знать. Родриго и граф Молисса возвратились со своими спутниками на двадцати галерах из Мессины, а Джентиле, епископ Джирдженти, был освобожден из тюрьмы в Валь Демоне. Пальмер, протонотарий Айелл, граф Молисса, Родриго и другие сменили Стефана и его приближенных. Одним из первых актов нового правительства граф Гравина и его сын были изгнаны из государства. А так как можно было опасаться его сопротивления, то послали сильный отряд, чтобы выгнать его из его сицилийских замков. Гравина не чувствовал себя достаточно могущественным для того, чтобы вступить с ними в открытую борьбу. Он бросил свои владения на произвол судьбы и переселился со своей семьей в Сирию.
Соборный капитул избрал архиепископом декана Оффамиля. Этот выбор был сделан против воли королевы, которая втайне все еще надеялась на возвращение возлюбленного Стефана и потому не хотела упускать его из виду и допустить, чтобы заняли его архиепископское место. Она пыталась повлиять на папу – с тем, чтобы он признал новые выборы недействительными, – и передала одному кардиналу, который в это время находился в Палермо, значительную сумму денег для подкупа наместника Бога на земле. Но это ей не удалось, так как противная сторона истратила на то же самое дело гораздо больше денег.
Теперь, в 1170 году, королю исполнилось шестнадцать лет. По закону, возраст совершеннолетия – восемнадцать. Но, в силу последних событий, которые совершались против воли регентши, и потому еще, что королева относилась враждебно к новым руководителям государства, король по необходимости все больше и больше выступал на первый план.
Это был стройный молодой человек с орлиным носом и волосами с медным отливом. Прежде он с живым интересам учился. Теперь же ему пришлось отвлечься от своих научных занятий. По характеру это был кроткий и мягкий человек, но еще мальчиком он проявил мужество и решительность и доказал, что и в нем горит воинственный пыл всех членов дома Готвилей. Он умел, как и его предшественник, писать и читать по-арабски. Его девиз был таков: «Хвала Аллаху, и справедлива Ему похвала».
Нам весьма сложно определить с достоверностью, насколько сильно арабское (и мусульманское вообще) влияние на Рожера II и его сына. Однако оно, несомненно, имело место. Вильгельм II решительно исповедовал католическую религию. Ее внушали ему его воспитатели, люди духовного звания, и ее поддерживала в нем его мать, очень набожная испанка. Но с этим в нем соединялась не только полная терпимость к исламу, но даже склонность к его нравам и обычаям. В мышлении Вильгельма, как и в мышлении прежних норманнских королей Сицилии, не было резкого различия между Троицей христиан и сострадательным и милосердным Аллахом. Поэтому девиз встречается как на монетах, чеканенных в его время, так и на дипломах и документах, изготовленных при нем. Употребление имени Аллаха вместо христианского Бога совсем не так удивительно, как это может показаться. Мы не должны забывать, что В арабском языке нет другого слова для обозначения понятия «Бог» и что поэтому без него нельзя обойтись тому, кто хочет пользоваться семитическими языками. Путешественник Ибн-Джубейр из Гранады, который посетил Сицилию во времена Вильгельма II, рассказывает, что этот король относился к мусульманам с особенным доверием и выбирал из их среды своих правительственных и придворных чиновников, своих визирей и камергеров. «Можно, – рассказывает он, – судить о блеске его королевства по пышности его сановников. Они носят драгоценные одежды, скачут по городу на прекрасных лошадях, каждый из них имеет свою свиту, свою челядь и своих клиентов. У короля Вильгельма есть великолепные дворцы и сады, особенно в главном городе его королевства. В своих развлечениях по внешнему блеску и королевской пышности он также подражает мусульманским властителям, как и в законодательстве, образе правления и служебной иерархии своих подданных. Девушки и наложницы, которых он держит в своем дворце, все мусульманки. От одного его придворного служителя, Яхии (это сын одного золотошвея, который вышивает королевские платья), мы слышали, что эти девушки обращают в мусульманскую веру франкских христианок, которые живут в королевском дворце. Этот Яхия рассказывал нам, что, когда на острове было землетрясение и этот «идолопоклонник» блуждал по своему дворцу, он слышал только голоса своих жен и своих слуг, которые призывали Аллаха и Пророка. Они очень испугались, когда увидели короля. Но он сказал им: «Пусть каждый из вас призывает того Бога, в которого он верует. Кто верует в своего Бога, у того сердце спокойно».
Фрагменты хроник Фальканда, и путевые заметки еврея Вениамина Туделы доказывают нам, что действительно Вильгельм II, если у него и не было настоящего гарема, по обычаю мусульман, открыто и безбоязненно имел сношения с другими женщинами, кроме своей законной супруги. Тудела, описывая один из королевских замков близ Палермо, говорит именно так: «Лодки короля, украшенные золотом и серебром, были всегда готовы к услугам его самого и его жен». Впрочем, все это относится к позднейшему времени, потому что в тот период, о котором говорим мы, Вильгельм был еще юнцом.
Так как низложенный Стефан не только обладал личным обаянием, но и большими способностями государственного человека, то, конечно, королеве нельзя ставить в упрек то, что она не отказывалась от мысли сделать возможным его возвращение в Сицилию. Слава великого канцлера, который теперь находился в далекой Сирии, распространилась далеко за пределы Сицилии и французский король, Людовик VII, подданным которого он первоначально был, высоко ценил его. Король дал Крепи, приору одного монастыря в Валуа, который по делам своего ордена ехал в Святую Землю, письмо к Вильгельму II и регентше. В нем он благодарил их за то гостеприимство, которое двадцать лет тому назад при его возвращении из Палестины ему оказала королевская семья в Палермо, и уверял, что он по мере своих сил, всегда готов содействовать славе и величию Вильгельма II. Потом он говорил о Стефане и особенно хвалил его. С канцлером, по его мнению, поступили дурно, его погубили интриги врагов, и возвращение Стефана на прежнюю должность послужило бы только чести Вильгельма, к радости и утешению всей Франции. Знаменитый Фома Бекет, архиепископ Кентерберийский, который тогда, вследствие своего раздора с английским королем, находился во Франции, послал с упомянутым приором письмо к Маргарите, в котором тоже горячо ратовал за Стефана. В том же ключе действовал и византийский император. В Сицилии распространился даже слух, что император намерен силой оружия восстановить бывшего канцлера в его должности. Вероятно, кесарь относился с таким большим интересом к делам Сицилии только потому, что хотел выдать свою дочь за короля Вильгельма. Мало по малу некоторые из феодалов королевства становились на сторону Стефана. В числе их был граф Лоротелло, возвратившийся из многолетнего изгнания.
Но надежды Маргариты были разбиты одним ударом. Вследствие многочисленных душевных потрясений, какие вызвали в нем последние события, Стефан внезапно захворал в Иерусалиме и умер на руках короля Альмериха и других франкских принцев, которые окружали его смертное одро. Он был похоронен в церкви Святого Гроба.
Когда Оффамиль был утвержден папой в звании архиепископа, он занял то же самое положение, которое прежде занимал Стефан. Он стал первым лицом государственной политики.
Ближе всех к Оффамилю стоял протонотарий Айелл, который после изгнания Стефана стал великим канцлером. Вместе с ним, но уже на втором плане, правили делами Ричард Пальмер, который теперь был утвержден в звании епископа Сиракуз, Джентиле, епископ Джирдженти, и сарацин Ричард. Архиепископ
