Пальмер. Финансы оставались в руках мусульман. Один из них был обер-камергером, другой осуществлял контроль за сбором податей. Состоялось что-то вроде мирного соглашения между двором и различными партиями. Только между Ричардом Пальмером и Джентиле, епископом Джирдженти, не прекращалось соперничество, так как оба они домогались архиепископского сана в Палермо. Другие представители высшего духовенства отказались от своих притязаний на сан и отчасти покинули резиденцию. Но Ричард Пальмер стремился к тому, чтобы его формально назначили великим канцлером королевства. Граф Молисса не мог с должной энергией настоять на том, что было бы наиболее целесообразным в этой ситуации. Тогда на Сицилию прибыл с другими наваррцами его брат, Ричард, и Маргарита приняла его благосклонно, выдала за него замуж побочную дочь Рожера II и возвела его в графское достоинство. Но это был до смешного недалекий человек. Если королева на первых порах думала, что он может занять место графа Молиссы, то скоро убедилась, что это невозможно.
Королева обратилась к своему дяде, архиепископу Руанскому, и просила его послать в Сицилию своего брата Роберта фон Нейбурга или графа Перше, брата Ротру III. Оба они были духовными лицами, и Маргарита предполагала сделать одного из них епископом Палермитанским и своим главным советником в государственных делах. Вместе с тем она просила дядю подыскать ей человека, который был бы способен взять на себя воспитание Вильгельма II. До сих пор воспитание принца было в руках одного англичанина саксонского происхождения, Walter of the Mill, имя которого в Сицилии исказилось в Оффамиль. Человек низкого происхождения, он сначала был дьяконом в Кефалу и деканом в Джирдженти. Однако регентша находила его недостаточно авторитетным, чтобы занимать такое положение при юном Вильгельме. Архиепископ Руанский по просьбе королевы послал в Палермо знаменитого ученого, Петра из Блуа, и Стефана Перше. Последний был человеком очень религиозным, хотя никогда не выставлял напоказ своей набожности и умел со всяким быть любезным. Петр из Блуа собрал большие сведения по различным специальностям, сначала в Париже под руководством знаменитого Иоанна Салисбюрийского, потом в Болонье и Риме. Стефан отправился вместе с ним в Апулию на свидание со своим родственником, графом Гравиной. Граф дал им точные сведения о положении дел при сицилийском дворе. Королева навстречу им отправила почетное посольство, которое сопровождало Петра и Стефана с их свитою в палермитанский дворец. Здесь, конечно, все взоры были устремлены на вновь прибывших.
Претенденты на епископство и на другие должности не без опасений ожидали, что будет дальше. Королева при приеме Стефана, уже по внешности человека знатного и благородного, сказала окружающим: «Теперь я вижу, что мои желания исполнены. Я смотрю на сыновей графа Перше, как на своих братьев. Только через него, так сказать, мой отец получил свое королевство. Племянница графа, моя мать, принесла своему мужу в приданое ту страну, которую граф покорил в войне с маврами. Не удивляйтесь же, что я выказываю столько благосклонности двоюродному брату моей матери, который прибыл ко мне издалека. Кто предан мне и моему сыну, тот пусть любит и уважает его также, как люблю и уважаю его я!» При этих словах лица у многих придворных вытянулись. Стефан скоро заметил, что он встретил при дворе враждебное к себе отношение, и даже собирался уехать. Но королева всеми мерами старалась удержать его при себе. Она представила его в парламенте баронам и прелатам как великого канцлера королевства. Скоро, по единогласному выбору каноников собора, он получил звание архиепископа Палермо, которого многие так добивались. Так, молодой человек, только-что прибывший из чужой страны, внезапно стал первым лицом в Сицилии, рядом с королем и регентшей.
Стефан понял, что в его новом высоком положении для него было очень важно задобрить тех лиц, многолетние надежды которых на духовные и светские должности рушились благодаря ему. Прежде всего он «успокоил» Ричарда Пальмера, убедив королеву дать тому два поместью на острове. Но в этом отношении он мог бы сделать и больше. Среди духовенства оставались и такие лица, которые не могли ему простить того, что из-за него все их многолетние интриги оказались тщетны. Еще хуже для него было то обстоятельство, что он терпел среди своих приближенных довольно двусмысленного и опасного человека и позволял ему оказывать влияние на свою деятельность. Это был каноник Шартрский, Отто Кварель, поглощенный алчностью и сребролюбием, не отступавший ни перед чем, чтобы только удовлетворить свою страсть к обогащению. Стефан неосмотрительно доверил ему ведение своего хозяйства и не скрывал от других явной благосклонности к нему. Но, если он был слеп в этом отношении, то в делах двора и в государственном управлении он устранил много злоупотреблений. Он жестко контролировал чиновников, которые угнетали народ или провинились в растрате и вымогательствах. Его благословляли за его справедливость. Его называли ангелом, которого послал Бог, чтобы возвестить золотой век на Сицилии. По наущению духовенства он наказывал и некоторых христиан, которые еще при Вильгельме I приняли ислам, вероятно, для своих мирских целей.
Народ был недоволен комендантом приморской крепости, Робертом Калатабиано, который жестоко обращался с узниками. Однажды разъяренная толпа подступила ко дворцу с требованием наказать коменданта. Его обвиняли в различных гнусных преступлениях. Ненавистный народу комендант поначалу игнорировал опасность, потом попытался отклонить от себя ее и своим врагам угрожать местью, а архиепископа Стефана пытался склонить на свою сторону обещанием богатых подарков. Наконец, он обратился к мусульманам, которых со времен Вильгельма I оставалось на Сицилии еще довольно много, и просил их похлопотать за него. Те бросились к ногам королевы и умоляли ее не губить человека, который так много оказал великих услуг государству. Надо при этом упомянуть и о том, что Роберта Калатабиано, о котором все говорили так дурно, обвиняли в том, что он потихоньку исповедует Коран, что он устроил в крепости мечеть и построил дворец, где предается греховным сношениям с христианскими женщинами и детьми. Королева, которая все еще внимательно относилась к мусульманам, действительно позволили уговорить себя и удержала Стефана от строгих мер по отношению к Калатабиано. Это поставило канцлера в очень затруднительное положение. С одной стороны, народ требовал наказания преступника, с другой – королева, а вместе с ней и бароны, стояли за помилование. Тогда он избрал компромиссный путь и обещал королеве оставить без внимания те преступления, которые подсудны светскому суду. Но, как архиепископ, он не может оставить без внимания те преступления против законов Церкви, в которых обвиняется подсудимый. Ввиду этого был созван духовный суд, перед которым и должен был предстать обвиняемый Калатабиано. Перед этим собранием он должен был отвечать не за убийства, грабежи, и за клятвопреступление, нарушение супружеской верности и кровосмешение. Обвиняемый был приговорен к наказанию розгами, к пожизненному тюремному заключению и к конфискации имущества. Толпа была недовольна этим наказанием и встретила преступника, когда он вышел из залы суда, камнями. Чтобы разъяренные люди не убили обвиняемого, его обвели, под охраной, только вокруг собора, причем глашатай перечислял его злодеяния, а палач наносил ему удары по спине. То, что Стефан так быстро и справедливо расправился с человеком, который сделал несчастными столь многих и до сих пор, под защитой могущественной клики, имел возможность беспрепятственно совершать преступление за преступлением, прибавило ему популярности и прославило его по всей Сицилии. Такого друга народа, такого защитника угнетенных до сих пор еще не было. Архиепископ Палермитанский и великий канцлер королевства старался идти этой дорогой и дальше и везде содействовал миру и процветанию страны. Он устранял искателей доходных мест, угодливых приспешников, но приближал к себе людей достойных и всеми мерами им содействовал. Здесь прежде всего надо вспомнить о Рожере Турском, человеке удивительного характера и редкой даровитости, которого Стефан сделал коннетаблем.
Но, если первый советник регентши стал любимцем народа, который всегда восторженно относился к нему, то многие бароны и лица высших классов населения смотрели на него враждебно. Тяжело было старым придворным подчиняться такому молодому человеку. Бароны негодовали на то, что не одни они были допущены к высшим должностям в королевстве, что великий канцлер при замещении должностей больше обращал внимания на заслуги, чем на происхождение. Мусульмане, которые все еще удерживали за собой много мест при дворе, не могли примириться с утратой своего прежнего значения и влияния. Самым выдающимся среди них был Абдул Касим из дома Эдризидов, которые когда-то были князьями в андалузских княжествах и в некоторых областях Северной Африки. Он все еще владел значительною территорией и поэтому мог называть себя князем. Сначала он сблизился со Стефаном, но потом охладел к нему, так как тот, по его мнению, не благоволил к мусульманам. Мусульмане соединились против Стефана с баронами и с некоторыми духовными и светскими сановниками, которые при великом канцлере не могли достигнуть своих честолюбивых целей. Они жаловались на то, что старые, поседевшие на государственной службе люди забыты ради человека, которому нет еще и тридцати лет, критиковали каждое распоряжение Стефана
