станет тебе хорошим помощником.
— Что ж… — теребя концы бакенбард у тощего подбородка, задумчиво протянул Матт. — А кто будет платить за дерево? Сырье? Нам понадобится хорошее дерево, которое стоит больших денег.
Эйва сердито выдохнула.
— Ну ладно, старый скряга, — рассмеялась она. — Я помогу тебе начать это дело, но с условием, что ты возьмешь к себе Тода. А потом, когда у вас появятся деньги от продажи досок, вы уже самостоятельно сможете покупать дерево.
Матт долго ворчал. Как обычно. Бубнил о том, что всегда любил работать один. А теперь вот Тод перебежал ему дорожку. А вдруг он окажется тупым, как пень? Неспособным к обучению?
Но когда Эйва покинула его больничную палату, уходя на свой обычный обход, она знала, что посеяла семя, которое решит проблему малолетних расстроенных серферов. И она не позволит Матту обманывать Тода в оплате. Пусть уж он лучше взвинчивает цены перед богатыми постояльцами «Лас-Пальмаса».
— Может быть, Матт станет новой разновидностью защитника бедных: скупым Робин Гудом, — сказала она Китти, открывая ей свой план. — Мне все равно.
— А как решилось дело с Тодом и его ногой? — поинтересовалась тактичная Китти.
— Доктор Стонтон хочет, чтобы Тод попал на прием к невропатологу в Стэнфордскую больницу в Сан-Франциско.
— Вот как? — Китти была заинтригована, и ее золотисто-рыжие брови поднялись вверх. — Ты давно в последний раз видела доктора?
— Да так… вижусь… время от времени, — отмахнулась Эйва. — Я же ассистирую ему в хирургии, как же не видеться? Дурочка!
— Я слышала, — со значением в голосе и улыбкой на лице проговорила Китти, — из очень надежного источника, что ты с доктором как-то гоняла чаи и вы держались за ручки.
Эйва вспыхнула:
— Это официантка! Клянусь, Китти, всего один раз мы вместе пили кофе. Всего один раз!
— Ты добилась того, чего не добивалась до сих пор ни одна медсестра во всей больнице. Мне уже начинает казаться, что ты, подружка, клеишь нашего почтенного!
— Господи, и ты туда же! Неужели ты обращаешь внимание на все те слухи, которые рождаются в сестринской? Смешно!
Но этот короткий разговор пробудил у Эйвы воспоминание о том поцелуе на пляже и о собственной сильной реакции на него. С тех пор доктор больше не приближался к ней. А если бы приблизился?.. Она была уверена, что при определенных обстоятельствах смогла бы пробудить в нем нежность, скрывающуюся под внешней холодностью и суровостью. Не может такой молодой и красивый мужчина жить только печальными воспоминаниями о погибшей жене. Тони нужна мать. Эйва часто пыталась представить себя в этой роли. Она страстно хотела, чтобы на мрачном личике мальчика блеснула улыбка, появилось выражение счастья… Ей хотелось услышать, как он смеется. Но Тони продолжал игнорировать ее на пляже и постоянно лип к Гари, которому, кстати говоря, было на это абсолютно наплевать.
— Почему он тебе так нравится? — спросила она однажды мальчика, когда Гари вошел в море, чтобы продемонстрировать группе зрителей, толпившихся на берегу, сорокапятиградусный угол скольжения. Тони сидел подавшись всем телом вперед и во все глаза смотрел на представление. Когда Эйва задала свой вопрос, мальчик обернулся и посмотрел на нее с детским недоумением, как бы говоря этим: «А кому он может не нравиться?» Однако вместо этого ответил совсем иначе:
— Наверно, потому что он такой смелый.
Это была высокая оценка, данная уверенным тоном взрослого человека, а не ребенка.
Эйва никогда не думала о Гари с этой стороны. Рисуется — это да. Но вот чтобы смелый?..
— В каком смысле смелый? — спросила она, решив до конца воспользоваться минутой уединения с мальчиком.
— Ну… Он при случае не дал бы человеку утонуть.
Ага, вот оно что! Вот где разгадка! Вот в чем причина той пропасти, которая образовалась между лишенным материнской ласки Тони и его вечно занятым на работе отцом. Мальчик был застигнут врасплох смертью матери. В таком состоянии он оказался неспособным принять объективные, хоть и недостаточно убедительные объяснения по поводу ее гибели. Эйва спрашивала себя, что обо всем этом думает сам доктор Стонтон, знает ли он, что творится в душе его сына. А что, если подойти к нему как-нибудь и выложить прямо в глаза всю правду о состоянии Тони, как он отреагирует? Сердито отмахнется, испытывая внутреннюю боль и дискомфорт? А может быть, проявит-таки отцовское сочувствие и предоставит мальчику объяснение, которое успокоит его и поправит их шаткие взаимоотношения?
Впрочем, Эйва уже достаточно хорошо знала непреклонную натуру доктора, талантливого хирурга и, увы, плохого отца. У нее были основания полагать — о, как она этого боялась! — что он даст Тони хороший нагоняй за то, что тот посмел сомневаться в отце.
А может быть, он все-таки и сам задумывается об этом?.. Понимает, что происходит с его сыном? Она отлично помнила, какое отчаяние было во всем его облике тем штормовым вечером у кромки воды…
— Все мужчины смелые, Тони, — сказала Эйва как-то не очень убедительно. — Ты, например, тоже. Я же вижу, как ты плаваешь, как борешься с коварной волной… И мне кажется, ты тоже проявляешь при этом изрядное мужество.
Глаза мальчика сверкнули воодушевлением.
— Правда? Как ты думаешь, я смог бы спасти человеку жизнь?
Эйве не хотелось гасить то пламя, которое загорелось в этих невинных детских глазах, с другой стороны, ей не хотелось поощрять безрассудство Тони, который мог, поверив ее словам, однажды оказаться на той волне, которая окажется не по силам ему. В последнее время Эйва с тревогой наблюдала за тем, как он пытается плыть все дальше и дальше от берега.
— Послушай, Тони… — Она пыталась говорить все так же беззаботно и в то же время удерживать его интерес. — У моря бывает много разных настроений. Оно изменчиво. Порой, оно может предать тебя, как самый подлый и низкий человек. В больнице, где я работаю с твоим отцом, нам порой приходится наблюдать ужасающие результаты безрассудства людей. Заплыть как можно дальше, превысить скорость на водных лыжах, забраться в непосильные волны на доске и…
— Да знаю я все это, — сердито прервал ее мальчик, его пыл угас. — Я каждый день только про это и слышу! Мне вообще нельзя показываться на пляже, — с горечью добавил он. — Я должен посещать уроки танцев! — На его милом личике появилась гримаса отвращения. — Танцев!
Эйва стала лихорадочно копаться в своем сознании в поисках подходящего ответа и наконец нашла его.
— Ты говоришь об этом с таким неодобрением, — с мягкой улыбкой сказал она. — А посмотри, чем занимается сейчас Гари. Ощущаешь его ритм? Видишь, как он удерживает в равновесии свое тело? Качнется то вправо, то влево, чтобы не потерять баланс. Это и есть танец. Кстати, — со значением в голосе добавила она, — я слышала, что мистер Хейден хороший танцор. Так что, возможно, и в танцклассе мысль о серфинге не покажется тебе неуместной…
Тони, наморщив лоб и сдвинув брови, казалось, задумался над ее словами. Потом спросил, показывая на море:
— Ты действительно думаешь, танцкласс мне поможет в этом?
— Даже не сомневаюсь, — уверенно сказала Эйва. — И взрослые ребята умеют танцевать. Спроси их сам.
— Хорошо. Я буду ходить туда! Надеюсь, ты не соврала мне.
Чтобы закрепить в сознании мальчика свои слова, Эйва подхватила доску и поднялась с песка, бросив через плечо:
— Смотри. Сейчас я наглядно продемонстрирую тебе то, что имела в виду.
Резко загребая руками, она дождалась нужной волны, молясь про себя, чтобы все получилось, чтобы Тони увидел настоящее представление и осознал правоту ее слов. Это может со временем в той или иной степени помирить его с отцом и помочь ликвидировать ту трещину, которая возникла между этими двумя очень одинокими людьми — большим и маленьким.
Эйва поднялась на колени, затем на ноги и подалась всем телом вперед, подняв нос доски под
