Макаха-Бэй:
— Волны — все равно что капризные дети. Порой опасно неуклюжие, порой застенчиво-робкие и нежные. Серфер пытается играть с ними, выкатывая на доске на их верхушки, а они, в свою очередь, хотят поиграть с серфером. Никогда не забывай о том, что море изменчиво, мисс Эйва. Подчас непредсказуемо. И все же одно правило есть. Покажи морю одну треть страха и две трети уважения, и оно вознаградит тебя. Научит тебя главному искусству — ждать. Терпеливо ждать особенной волны, девятой, лучше которой нет. Если ты оседлаешь эту волну, то на ней останется написанным твое имя.
Эйва много раз наблюдала за самоуверенными, мускулистыми парнями и их беззаботными, рисующимися подругами, которые пытались подчинить себе море. И видела также, как жестоко расплачивались они за эти свои попытки, лежа в больнице, до полусмерти наглотавшись воды и едва не утонув, чудом избежав «морской гильотины», которая всегда подстерегает легкомысленного новичка: пенистые, мощные руки океана выхватывают у тебя из-под ног доску и с яростью снова и снова бьют ею по воде. Так можно и впрямь убить.
Слава Богу, думала Эйва уже, наверное, в миллионный раз, что Митцу так терпеливо учил ее серфингу и добился в этом успеха.
Покончив с кофе, девушка скинула с себя пижаму и натянула облегающий тело комбинезон, который смотрелся бы просто отвратительно, будь она чуть менее стройной. В этом простом и очень удобном костюме нечего было красоваться. Когда-то темно-синий, во что сейчас с трудом верилось, за два года постоянного пребывания на солнце он выгорел до такой степени, что выглядел светло-лиловым. Возможно, те девчонки, которые сейчас разгуливают по пляжу в своих бикини и их загорелые спутники изумятся, увидев в дюнах высокую гибкую девушку, нарядившуюся столь, по их мнению, не сексуально… Они будут спрашивать себя: почему она идет так решительно, не глядя по сторонам, в просторы манящего моря, которое отражается в ее больших умных глазах своим аквамариновым блеском? Они увидят в ее руке доску для серфинга, но эмблему, аккуратно вышитую на правой стороне груди ее костюма, конечно, не заметят. Только знатоку красная буква «Б» говорила о том, что эта девушка в свое время победила в соревнованиях на больших волнах. Эйва выиграла соревнования на Гавайях, опередив других девушек, которые занимались серфингом много дольше нее. Она до сих пор вся светилась, вспоминая о той победе. В тот день ей удалось написать на девятой волне свое имя и она неудержимо неслась на ней, будто крохотная птичка, навстречу оглушительной победе.
Темно-бронзовый от загара Митцу, стоя на наблюдательной площадке, очень волновался и отчаянно махал ей рукой. А когда судьи решили именно ей присудить прекрасный серебряный приз, он просто прыгал от радости.
— Я совсем старик, мисс Эйва, — сказал он ей потом. — Слишком устал, чтобы кататься самому, слишком нетерпелив, чтобы сладить со всезнайками, которые приходят ко мне брать уроки, но ты… Сегодня ты меня снова сделала молодым. Я горжусь тобой и собой.
Спустя два месяца после своего триумфа Эйва держала в своих ладонях мозолистую, обожженную солнцем руку Митцу, а сам старик прерывисто и тяжело дышал после тромбоза… Ее сердце обливалось кровью, когда она смотрела на изможденное лицо своего учителя. В ней словно что-то надломилось.
Она поместила его в отдельную палату, которую оплатила сама из своего скромного сестринского жалованья. Сидя возле кровати Митцу, Эйва тихо разговаривала с ним… до самого конца. У него не было семьи. Один Бог знает, сколько лет он прожил в старой хибаре прямо на пляже. Единственным его другом, с которым он не разлучался всю свою жизнь, было море. Друг самый постоянный, самый верный. Эйва настежь распахнула окно в палате, когда поняла, что его последний миг уже близок. Митцу слабо кивнул своей седой головой и улыбнулся, услышав отдаленный шум прибоя… Это был особый, зовущий шум…
— У меня была хорошая… хорошая жизнь, — с трудом прошептал старик. — Теперь я устал и готов уйти, готов посмотреть в глаза Всемогущему, который однажды сотворил этот океан и которому по силам успокоить его одним мановением руки…
Эйва боролась со слезами. А когда старик испустил дух, она сама подошла к окну и взглянула на море. Волны горбились и нарастали, снова и снова разбиваясь в мелкую кружевную пену вдоль берега. А потом Эйва увидела ее… Самую большую волну, величественную, прекрасную, потрясающую своей мощью… Волна медленно надвигалась на берег, все больше изгибаясь и становясь все выше и выше…
— Это девятая волна, Митцу, — проговорила девушка еле слышно.
Она обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на старика. На его загорелом лице замерло выражение абсолютного покоя.
— Девятая волна, друг мой, — повторила Эйва срывающимся голосом и, подойдя к Митцу, надвинула ему на лицо простыню. — И на этой волне будет твое имя.
Звук открываемой двери ванной вывел Эйву из состояния горько-сладкой мечтательности. На пороге комнаты в белой комбинации появилась Китти. Ее короткие волосы были взъерошены жестким полотенцем.
— Завидую тебе! — искренне сказала она, доставая из шкафа накрахмаленный халат. — Целый уик- энд будешь наслаждаться солнцем. Если, конечно, — добавила она, зябко передернув плечами, — можно наслаждаться, занимаясь серфингом.
— Ничего ты не понимаешь, Кит. Если хочешь, я тебя когда-нибудь могу взять с собой, — предложила Эйва. — Ничего страшного. Главное — овладеть азами.
— Нет уж! Когда переломаю себе все кости, жалеть уже будет поздно! — в притворном ужасе воскликнула Китти.
Эйва пожала плечами, натянула купальный халат и направилась к выходу, держа в руке доску.
— Береги себя, милая подружка, а то доктор Стонтон покажет тебе, где раки зимуют!
Эйва остановилась и повернулась к Китти:
— Оставь, пожалуйста. Я для него ничего не значу.
Китти рассмеялась:
— Да ему на всех наплевать до тех пор, пока в травматологию не начинают привозить людей со сломанными костями и сотрясением мозга. Вот тогда он просто звереет. По крайней мере, я так слышала.
Эйва пыталась понять, какое это имеет отношение лично к ней и почему доктор Стонтон звереет. Но у нее ничего не получилось, и она, махнув рукой, пошла на пляж. Как она и ожидала, волны были равномерными и достаточно высокими. На пляже Эйва заметила нескольких подростков. Они смотрели в сторону бухты. Их доски были воткнуты в песок и представляли собой нечто вроде импровизированной изгороди. Эйва на секунду остановилась, глядя на них. Чего они ждут?.. Она не могла понять. Неужели трусят? Господи, волны ведь сегодня просто замечательные!
Освободившись от халата и сандалий, Эйва понесла доску к кромке воды и, ступив в воду, побежала вперед. Когда вода стала доходить до колен, она плашмя швырнула доску на воду. Лежа животом на доске, она отчаянно загребала руками, дробя мелкие волны, которые стремились задрать нос доски и отбросить девушку назад к берегу. Когда показались первые нормальные волны, Эйва быстро подтянула ноги, встала на доске на колени и продолжала грести руками до тех пор, пока бухта не осталась позади. Эйва ждала. Несколько средних волн она предпочла пропустить, направляя доску параллельно, чтобы они ее не захватили. Наконец она увидела ту волну, которую ждала, и, поднявшись на упругих ногах и разведя руки, приготовилась к первому стремительному подъему.
Ее несло теперь безо всякой гребли прямо в закручивающуюся дугу волны. Вода вставала перед ней угрожающе-гулкой изогнувшейся горой. Эйва совершила маневр, вознеслась на гребень волны и стремительно понеслась вперед. Воспарила…
Брызги летели ей в лицо, ветер разметал волосы. Волнующая радость и возбуждение вырвались из ее груди громким смехом, который, однако, тут же оборвался… Ибо она вдруг увидела фигуру человека, который неожиданно вынырнул откуда-то слева в опасной близости от нее… Он был настолько близко, что ей пришлось круто развернуться, чтобы не наехать на него.
— Макаха!!! — донесся до Эйвы сквозь рев ветра и волн резкий мужской голос. В пелене водных брызг мелькнула голова с выбеленными солнцем волосами и бронзовой кожей лица.
От досады девушка скрипнула зубами. Какой же он гад, этот Гари Хейден! Как он посмел отнять у нее волну?!
