тридцать лет он может повстречать кого-нибудь из них где-нибудь на международной конференции.
Он запихнул фотоаппарат в футляр и пошел за ними, но по пересечении Хай повернул на Куинз. Через дорогу от него группа студентов ожидала, когда сдадут экзамены их друзья. Чуть в стороне спиной к нему стояла длинноволосая белокурая девушка. Джордан затаил дыхание и замер. Это была Анни.
Казалось, шум дорожного движения стих. Время остановилось. Джордан мог слышать, как в ушах шумит кровь. Голову пекло солнце. Он ступил на мостовую. Какой-то голос позвал ее, и Анни повернулась. Он увидел ее щеку и эти золотые на солнце волосы… Джордан уже поднял руку, но Анни повернулась в другую сторону. Он глянул на тех, кто был рядом с ней, чтобы понять, что заставило ее повернуться на этот раз.
Группа у входа, все только в белом и черном, переживала только что сданный экзамен. Девушки досадливо закатывали глаза, недовольные своим ответом. Анни двинулась к ним, и Джордан разглядел у нее в одной руке бутылку шампанского, а в другой — два бокала, которые она держала за ножки. Внезапно ее лицо осветилось радостью. Она подняла бокалы высоко в воздух. К ней по ступенькам легко сбежал черноволосый парень с белой гвоздикой в руке. Он протянул гвоздику, и Джордан прикусил губу. Анни рассмеялась и широко развела руки, показывая, что они заняты, и он укрепил гвоздику у нее за ухом, а потом наклонился, чтобы поцеловать ее в губы.
В это мгновение Джордан очутился в группе студентов и потерял их обоих из виду. Экзамены окончены, и студенты, окружившие его, были сейчас счастливы. Они вручили Джордану бокал с шампанским, он машинально взял его, парни похлопывали его по спине, а одна из девушек поцеловала. Когда Джордан оглянулся, Анни стояла в большой оживленной компании друзей, из этого круга доносились звуки чокающихся бокалов. Ее друг обнимал ее за плечи. Она выглядела счастливой.
Джордан почувствовал горечь, как будто что-то потерял. Он хотел бы попрощаться с Анни, сказать, что он чувствует, и что-нибудь ей подарить, чтобы она его вспоминала. Закинув саксофон за плечо, Джордан направился к себе домой. После яркого солнца в помещении было особенно темно.
17
Куда ты уходишь, любимый?
Анни лежала обнаженная на кровати Эдварда, спиной к нему, ее глаза были закрыты. Сквозь дверной проем был виден стол с тарелками, на которых лежали куриные кости и плодоножки от клубники — это было все, что осталось от их праздничного обеда. Рядом с кроватью лежали пустая бутылка и смятая одежда. Малоприятное зрелище. Не желая того, Анни глубоко вздохнула.
Эдвард зашевелился за ее спиной. Она почувствовала, как он придвинулся ближе.
— Прости, моя радость, — смущенно пробурчал он. — Я слишком быстр для тебя. — Анни не двинулась.
— Это не имеет значения.
— Имеет. — Он обнял ее за талию. — Я слишком сильно был занят запоминанием всех этих дат, случаев, прецедентов и не смог сразу от этого отвлечься. Ты знаешь, как я отношусь к учебе. Но наконец это все окончилось, благодарение Богу.
Все окончилось. Какие мрачные слова, подумала Анни.
— Эй, — Эдвард чуть подтолкнул ее, — иди сюда. Анни повернулась к нему, пружины скрипнули.
— Я думала, ты уснул, — сказала она. — Ты, должно быть, совсем устал. — Он прижал ее к себе.
— Ты — самое важное, что существует для меня в этом мире, намного важнее, чем какие-то там экзамены. Но мне действительно надо один раз хорошо выспаться, чтобы войти в норму. Но следующую неделю мы будем только вместе. Я возьму тебя на реку, мы съездим к Дадли и посвятим себя вещам, о которых я мечтал весь семестр. Мы будем ходить на вечеринки, напиваться до бесчувствия и танцевать все ночи напролет.
— Тебе это уже можно, — мрачно заметила Анни. — А мне предстоит написать еще две работы.
— Никто не пишет работ в первый год учебы. Кроме того, у нас на следующей неделе бал.
На мгновение Анни удивилась — о чем он говорит? Затем вспомнила о праздничном бале и о том, как была поражена, когда Эдвард спросил, пойдет ли она? Праздничный бал каждый год менял свой адрес, так что каждый колледж поочередно удостаивался такой чести. На этот год бал обещал быть просто потрясающим и самым дорогим. Перед новыми корпусами воздвигалась громадная сцена для танцев. На вечере будут выступать пять или шесть групп, джаз-оркестр, а в Холле будет организована дискотека. Билет включал оплату обеда с вином и завтрак следующего дня с шампанским. На площадке в Сент-Суитунз Куад будут ездить электрические автомобильчики, над рекой в полночь взовьется фейерверк. Пронеслись слухи, что будут предприняты особые меры против незваных гостей — на руках приглашенных будет ставиться специальная печать, которая будет светиться под ультрафиолетовым излучением, а специальные вышибалы, прибывшие из Лондона, будут следить, чтобы никто не проник на празднование по реке и даже по канализационным трубам. Предстоящий бал уже давно служил главной темой разговоров. Попасть на празднование хотел каждый, но многие из первокурсников были слишком бедны, чтобы себе такое позволить. Билет на двоих обходился в колоссальную сумму — одиннадцать гиней. За такие деньги можно было долететь до Афин.
Анни пришлось потратиться для того, чтобы купить маскарадное платье в «Аннабелинде». Она знала, что прекрасно проведет время на балу. Это будет потрясающе — увидеть самого Джима Моррисона. Но именно сейчас у нее не было настроения думать об этом.
Эдвард наклонился к ее уху.
— Ты хотела бы отправиться в «Элизабет»?
— Эдвард! Ты разоришься! — «Элизабет» был самым шикарным рестораном в Оксфорде. Только преподаватели и богатые родители, приезжавшие к своим детям, могли позволить себе появиться там.
— Ну и что? — с безразличием произнес он. — Скоро я буду замурован в офисе среди стариков. Я хочу повеселиться, прежде чем за мной захлопнутся двери темницы. — Он поднял руку и запел: «Рожде-е-енный свободным!» — но Анни рассмеялась и ткнула его в бок.
— Прекрати! Это звучит как вой волка на луну.
— Ну так знай, что есть очень хороший блюз, который так и называется — «Вой волка», — с достоинством ответил Эдвард и крепко ее обнял. — Ну так что, моя радость? Вечер в «Элизабет»?
Анни положила руку ему на грудь и глянула в глаза.
— Это было бы замечательно. Но, Эдвард, я не могу быть с тобой все время. Эдвард нахмурился.
— Почему нет?
— Я должна начать свои работы. Мне и в самом деле ехать на несколько часов в «Камеру».
— Ты не можешь поехать сейчас. — Эдвард сел на смятой постели, с тревогой глядя, как Анни соскочила с кровати и принялась натягивать одежду.
— Я сделаю все, что надо, а ты пока выспишься.
— Когда я тебя увижу?
— Не знаю. Скоро. — Она поколебалась, потом добавила: — Я не могу быть с тобой завтра, а возможно, и в пятницу. Боже! Мои волосы! — воскликнула она. — Я возьму твою расческу?
— О чем ты говоришь? Ты не будешь со мной? Куда это ты собираешься? Я думал, что ты хотела заняться своими работами.
Анни натянула футболку.
— Я ими и займусь. Но у меня в жизни есть и другие цели. Я же тебе не принадлежу.
— Конечно, не принадлежишь. И я не принадлежу тебе тоже. Но это не значит, что у нас должны быть секреты друг от друга. — Эдвард сердито полез за сигаретами. — У меня нет секретов, а у тебя есть. — Он зажег сигарету и хмуро уставился на пол.
Анни, глядя в зеркало, расчесывала волосы. Она почувствовала неловкость, положила расческу и подошла к Эдварду.
— Можно я разок затянусь?
Не глядя, он протянул сигарету. Она втянула дым и опустила руку на его голое плечо.
— Эдвард, есть кое-какие вещи, которые я должна сделать, но я не могу сказать какие. Это не мой секрет. Я не хочу испортить тебе праздник. Просто дай мне пару дней, и все будет хорошо.
Эдвард хмыкнул и протянул руку, чтобы погасить сигарету в чашке с кофе. Затем встал и распахнул шкаф. Он натянул джинсы и белую индийскую рубашку, затем босиком отправился за ней до входной двери.
