сотрясло своды пещеры, и струя горячей жижи окатила четверых мужиков, которые в ужасе попятились, ибо узнали запах жабьей крови.
Глава XXVI
Гадина
Из-за стены сейчас доносилась приглушенная топотня, перемежавшаяся душераздирающими шлепками, как если бы по кастрюлям с жидковатым картофельным пюре прокосолапил гиббон. Смельчак Антиох вновь направил луч фонарика на пробоину, которая в ответ ощерила пасть и чуть-чуть увеличилась в объеме за счет новой, бледно-алой, как кровь рыбы, красочки. В круглом свете трепыхалась чья-то пятерня, пока не ухватилась за один из клыкастых выступов, и в дыру сначала просунулась шестидесятилетняя голова с немыслимой бородой лопатой, а почти следом — изнуренные мощи плечистого старца исполинского роста. Из-под мышки его костистой правой руки торчал свернутый трубочкой и пожелтевший от времени свиток.
— Я приплыл на лодке... — сообщил он задыхаясь. — Я шел на запах крови Жюля... бедняга Жюль... вы его ухайдокали... А ведь он так обожал долбойогов.
— Кто такой Жюль? — поинтересовался Серафимьо, у которого заклинило соображалку.
— Жюль!.. Чертяка!.. — отвечал старикан. — Редкострахус, гигантеа лазуриа окейанус средних размеров... вполне половозрелая особь... пойманная давным-давно... Ах, дело было в Малиопии, я пить хочу, во рту как в попе-и-ик!..
Его придушил приступ неизвестной науке рыкоты, и он как-то меньше ростом стал, что ли.
— Рукопись... прочтите... не пожалеете... — прокряхтел он из последних сил. — А я уж пойду, пока не поздно.
Он явно собирался отдать концы.
— Ну-ну, дедок, — подбодрил его Майор. — Спокуха!.. Не хватало еще, чтоб вы так, за здорово живешь, взяли и смотались... Волков бояться...
— Да уж... — тяжко вздохнул старикашка. — Я, пожалуй, все же пойду... ведь у меня острый дерьмотит!..
И, отбросив манускрипт, он отмочил великолепное сальто назад прогнувшись и шмякнулся по другую сторону дыры. Заскрипели весла в уключинах, и раздалось пение бурлаков на Волге в исполнении хора сорванных голосов, орущих благим матом, а потом все стихло... кроме гнетущего плеска Жюлевой крови, бившей ключом из проточины внизу стены.
— За работу, братцы! — встрепенулся Майор. — Не дадим утопить себя в подземелье, как слепых устриц.
Он взялся сдирать со стен обвислый дерьмотин и сваливать тряпье вместе с деревяшками вдоль опорных столбов.
Товарищи по битвам лихорадочно помогали ему, ни о чем не спрашивая. Через пятнадцать минут груда бросовых стройматериалов двухметровой толщины почти сравнялась по высоте с прорехой. Майор щелкнул зажигалкой, поджигая эту кучу разношерстных предметов.
— Ща так припечет — чертям жарко станет, — прояснил он свою задумку. — Ни в жисть не потечет.
Антиох давно разрюхал, что к чему, а вот двое других лишь теперь обменялись восхищенным взглядом.
— Не дымновато будет? — тем не менее вякнул Адельфин.
После трехсекундного замешательства он постучал.
— Войдите! — ответил бодрый голос необыкновенно приятного тембра.
Голос человека, которому удалили все миндалины в возрасте двадцати трех лет.
— Барон д'Элда? — с порога спросил Жеф.
— Он самый, — сказал мужчина, изящно привставая навстречу посетителю, и пребольно треснулся коленкой о выпирающее снутри ребро среднего ящика бюро.
Рост Барона д'Элда не превышал 1 м 87. Он был белобрыс и бледен, а его голубые глаза с вечно полуприкрытыми веками производили на каждого, кто их видел, такое впечатление, словно веки скрывают какую-то глубинную работу мысли. А был ли он семи пядей во лбу? Туп как дуб? Мало кто мог сказать что- либо вразумительное по этому поводу. Высокое шишковатое чело без пяти минут гения увенчивало сей портрет лица, типического в своей заурядности.
Барон помассировал коленку, чуть слышно ругаясь, как кучер, и указал посетителю на стул.
— Жеф Префно? — осведомился он.
— Попали в самую точку, — ответил тот, кто пришел, скосив глаза на синий конверт письма, которое отправил не далее как позавчера с целью назначить Барону день встречи.
Только что упомянутый элегантно смахнул конверт в долгий ящик стола, по-интеллигентски положил икру правой ноги на коленную чашечку другой и во всеуслышанье изрек тоном, не терпящим возражений:
— Так: два лимона, и ни франком меньше!
Посетитель смущенно почесал в затылке. Его наичистейшие с виду ногти были усеяны желтыми пупырчатыми крапинками, какие всегда выскакивают от неумеренного употребления средства «Нью-Пук», способствующего пищеварению.
— Я не хотел тратить более одного миллиона девятисот девяноста семи тысяч... У меня напряженка с финансами.
— Пожалуй, вы приблизительно верно оцениваете стоимость этой вещицы, — сказал посмеивающийся в бороду Барон. — Добавьте еще семь кусков — и по рукам.
— Раз уж от судьбы все равно не уйти, — со вздохом промямлил Жеф. — Чек?
— Веников не вяжем, — сказал Барон, достал невесть откуда чековую книжку и подмахнул скрепя сердце.
После краткого рукопожатия Жеф покинул помещение, унося свой чек.
Оставшись один, Барон схоластическим жестом промокнул платком лоб и позвонил секретарше.
Ее роль исполняло интересное белоголовое существо со вздернутым носиком.
— Азор, — начальственным тоном сказал ей Барон, — зарегистрируйте это письмецо, — он протянул ей конверт, — и принесите досье под номером 7509.
Чтобы придать своему предприятию необходимый грандиозный размах, Барон нумеровал досье начиная с цифры 7508, и, хотя прошло уже больше года, эта метода не дала ни единого сбоя.
Профессия Барона д'Элда требовала высокого артистизма. Он был своего рода художником, виртуозом по части блефа и шантажа. Жеф Префно стал его последней жертвой; от рождения добронравный и простодушный донельзя, миляга Жеф носил булавку дли галстука с чудной головкой, где перекатывался ртутный шарик, и конечно, пальцем не шевельнул, чтобы не дать себя наколоть и облупить как липку. Тем паче что та штуковина, которую он сейчас выкупил у перекупщика, по самой природе своей могла чудовищно скомпрометировать любого, сколь бы блестяще ни начиналась его карьера.
На следующий день дворецкий Жефа по обыкновению зашел пропустить с ним с утра пораньше по стаканчику бананжуйского аперитива и нашел в кресле труп. Скрюченные пальцы держали за горлышко початую бутылку вина, откуда он намеревался отхлебнуть в тот самый момент, когда его нежданно- негаданно настиг смертельный удар судьбы. Он покончил с собой одним точно рассчитанным ударом резиновой дубинки.
В своем логовище Барон усмехался кривой усмешкой хищного зверя, который обнаружил, что его верхний левый клык замазан какой-то мудреной шпаклевкой. Такие пломбочки ставила некогда зубной врач из Севра по имени Генриетта.
Затем он на семь лет опустился на дно».
