быстро. У первенцев, Ноэля и Жоэля, волосики были светлые и прямые. Ситроен, сохранивший с рождения темные кудри, выглядел на год старше братьев.
Само собой, у малышей текли слюни. Стоило одному остановиться, как на ковре появлялось мокрое пятнышко, и тягучая прозрачная ниточка, свисавшая у виновника из уголка рта, обрывалась не сразу.
Жакмор наблюдал за Ситроеном. Глядя в пол, мальчик ползал, как заведенный, но завод уже кончался. Вот движения его замедлились, он сел и внимательно, переводя взгляд все выше, осмотрел столик.
— Ну и что ты надумал? — спросил Жакмор.
— Абу-у… — был ответ.
Ситроен протянул руку к столику. Далековато. Тогда все в том же сидячем положении он подвинулся поближе, легко ухватился за край столешницы, подтянулся и встал.
— Молодец! — похвалил Жакмор. — Именно так это и делается.
— О-о… абу! — откликнулся Ситроен, отпустил столик и тут же с удивленным видом плюхнулся на попку.
— Ну вот, — сказал Жакмор. — Не надо было отпускать. Все очень просто. Через семь лет ты пойдешь к первому причастию, через двадцать выучишься, а еще через пять — женишься.
Ситроен с сомнением покачал головой и снова, уже куда быстрее, вскочил на ножки.
— Что ж, — подытожил Жакмор, — значит, надо звать сапожника или кузнеца. Здесь, дружок, воспитание жесткое. Хотя подковывают же лошадей, и ничего страшного. Это уж как решит твоя матушка.
Он лениво потянулся. Что за жизнь! И совсем не с кем проводить психоанализ. К дурехе-служанке не подступиться. Уперлась — и ни в какую.
— Наверняка мне же и придется идти в деревню по этому делу, — подумал психиатр вслух. — Я не был там уже несколько недель.
Ситроен снова кружил вокруг столика, но теперь не ползком, а на ногах.
— Ого, — заметил Жакмор, — смотри, какой бедовый! Этак ты обскачешь мою программу. Отлично, скоро будет с кем погулять.
Жоэль и Ноэль проявляли признаки беспокойства. Жакмор взглянул на часы.
— Действительно, подходит время. Собственно, уже подошло. Ну ничего, каждый может запоздать.
Жоэль разревелся первым. Ноэль подхватил. Ситроен хранил спокойствие и смотрел на братьев с презрением.
Было уже половина четвертого, когда явилась Клемантина. Жакмор за все это время не сдвинулся с места. Сидел невозмутимо, как будто не слышал оглушительного ора двойняшек. И столь же безмятежно восседал на коленях у психиатра и таскал его за бороду Ситроен.
— Наконец-то! — сказал Жакмор.
Левая штанина Клемантины была разорвана снизу доверху. Скулу украшал здоровенный синяк.
— Похоже, вы не скучали, — заметил Жакмор.
— Верно, — сухо сказала Клемантина. — А вы?
Этот ровный, сдержанный тон никак не вязался с видимым возбуждением, которым трепетал каждый мускул ее тела.
— Орут, как резаные, — заключила она после минутного наблюдения.
— Еще бы, — сказал Жакмор, — они проголодались. Они, между прочим, нуждаются в вас не меньше, чем эти ваши каменные братцы.
— Раньше я не смогла, — сказала Клемантина. — Первым получит самый терпеливый.
Она взяла с коленей психиатра Ситроена и устроилась с ним в другом кресле. Жакмор целомудренно отвернулся, ему было неловко смотреть, как Клемантина дает ребенку грудь; вид синих жилочек на белой коже слишком волновал его. И вообще он считал, что женская грудь существует не для того, чтобы совать ее в рот молокососам.
— Да, вы знаете, он научился ходить, — поделился новостью Жакмор.
Клемантина вздрогнула и невольно отдернула сосок от ротика сына… Ситроен смиренно ждал.
— Ходить? — Она посадила его на пол. — А ну, иди!
Ситроен схватился за материнскую штанину и встал. Оторопевшая Клемантина снова взяла его на колени.
Подползли орущие без умолку Ноэль и Жоэль.
— А они? — спросила мать.
— Они нет, — сказал психиатр.
— Слава Богу, — вздохнула Клемантина.
— Можно подумать, вас огорчает, что мальчик пошел, — с удивлением сказал Жакмор.
— Ничего, пока еще этим крохам далеко не убежать.
Когда Ситроен насосался, Клемантина подцепила за помочи и приложила к груди Жоэля с Ноэлем.
Жакмор встал.
— Так вы их любите? — спросил он Клемантину.
— Они такие забавные, — ответила она. — И, главное, я им так нужна. Вы идете гулять?
— Да, хотел пройтись.
— Зайдите заодно к кузнецу. По поводу Ситроена.
— Почему вы непременно хотите воспитывать их, как деревенских детей?
— А почему бы и нет? — резко возразила Клемантина. — Вам это не нравится?
— Не нравится, — сказал психиатр.
— Вы сноб! — воскликнула Клемантина. — Мои дети вырастут закаленными.
Жакмор вышел из комнаты. Ситроен проводил его долгим взглядом, и личико его было строгим, как лик каменного святого на разбомбленном соборе.
— Звали? — спросила, входя в комнату, служанка.
— Забери всех троих, перепеленай и уложи, — распорядилась Клемантина и, присмотревшись к девушке, прибавила: — Ты что-то неважно выглядишь.
— Правда, мадам?
— Ты все еще спишь с Жакмором?
— Да.
— Ну и как он с тобой обходится?
— Известно как, — ухмыльнулась служанка.
— С расспросами не пристает?
— Еще как! Я не успею разомлеть, а он уж тут как тут, знай расспрашивает.
— Не вздумай отвечать. И не спи с ним больше.
— Да ведь скучно без этого, — сказала девушка.
— Фу, какая гадость! Доиграешься — он тебе ребеночка сделает.
— Ну, пока еще ничего не случилось.
— А случится — поздно будет, — прошептала Клемантина и вздрогнула. — Нет, лучше не спи с ним. Все это так противно.
— А по мне, так ничего, даже приятно, — возразила служанка.
— Ладно, пошла вон, — сказала Клемантина.
Пизабелла унесла близнецов.
Клемантина зашла в спальню, разделась, протерла все тело одеколоном, промыла кровоподтек на лице. Затем, лежа на полу, сделала гимнастику и только после этого перелегла в постель. Нет, опаздывать на кормление больше нельзя. Не годится, чтобы дети ждали, как сегодня. Что бы ни было, а они должны есть вовремя.
Анжель лежал на кровати в полной прострации. Услышав стук в дверь, он поднял веки.
— Войдите.
Вошел Жакмор и, поглядев на него, сказал:
