Сердцедер

Жакмор встал.

— А вообще-то вы их все еще любите? — спросил он.

— Они такие славные, — ответила Клементина. — И потом, я им нужна. Вы собираетесь уходить?

— Мне надо размяться, — сказал Жакмор.

— Зайдите к кузнецу, — приказала Клементина, — по поводу Ситроэна.

— Почему вам так хочется, чтобы они росли как деревенские дети?

— А почему бы и нет? — сухо возразила Клементина. — Вам это не нравится?

— Не нравится, — ответил Жакмор.

— Ну и сноб! — сказала Клементина. — Мои дети будут воспитаны по-простому.

Он вышел из комнаты. Ситроэн проводил его взглядом; детское лицо было печально, как каменный лик святого в разрушенной после бомбежки церкви.

III

Появилась служанка.

— Вы меня звали? — спросила она.

— Перепеленай их и уложи спать, — сказала Клементина.

Затем внимательно посмотрела на девушку и заметила:

— Ты неважно выглядишь.

— Ой! — расстроилась та. — Госпожа так думает?

— По-прежнему спишь с Жакмором? — спросила хозяйка.

— Да, — ответила служанка.

— Ну и что он с тобой делает?

— Ну, он на меня залазит.

— А выспрашивает о чем-нибудь?

— А то! — возмутилась служанка. — И почувствовать-то толком ничего не успеешь, а он уже слазит, и давай выспрашивать.

— А ты не отвечай, — сказала Клементина. — И больше с ним не спи.

— Так ведь свербит, — возразила девушка.

— Фу, какая мерзость. Вот сделает он тебе ребенка, тогда увидишь.

— Пока еще не сделал.

— Дождешься, — прошептала Клементина, почувствовав озноб по всему телу. — Как бы там ни было, лучше с ним не спать. Да и вообще, все это выглядит так отвратительно.

— Так мы ж с задка; гляди — не гляди, мне все равно ничего не видно, — сказала девушка.

— Пошла вон! — цыкнула Клементина.

Белянка забрала детей и вышла. Клементина вернулась в свою комнату. Разделась, растерлась одеколоном, обмыла ранку на лице и легла на спину прямо на пол, чтобы сделать гимнастику.

После упражнений перебралась на кровать. В следующий раз она не опоздает на кормление. Дети не должны ждать. Дети должны есть точно по расписанию, а остальное не важно.

Ангель лежал на кровати в неимоверно скорбной позе. Услышав троекратный стук в дверь, он поднял глаза и произнес: «Да».

Жакмор вошел в комнату и сразу же пристыдил:

— Конечно же, опять бездельничаем.

— Опять, — ответил Ангель.

— Ну, а вообще-то как? — спросил психиатр.

— Так, — ответил Ангель. — У меня лихорадка.

— Ну-ка, — Жакмор подошел к Ангелю и пощупал его пульс. — Действительно, — подтвердил он и уселся на кровать:

— Ноги уберите.

Ангель забился в угол. Жакмор, устроившись поудобнее, начал поглаживать бороду.

— Что же наш больной еще натворил? — спросил он.

— Сами знаете, — ответил Ангель.

— Искал другую?

— Нашел другую.

— Переспал?

— Не смог, — сказал Ангель. — Как только я оказываюсь с ней в постели, меня сразу же начинает лихорадить.

— А Клементина больше не хочет?

— Нет, — ответил Ангель. — А от других меня лихорадит.

— Знать, совесть нечиста, — заключил психиатр.

Ангель улыбнулся, почувствовав подковырку.

— Видно, вас зацепило, когда я сказал вам то же самое, — заметил он.

— Еще бы, — согласился Жакмор, — еще бы не зацепило, особенно если совести и в помине нет.

Ангель ничего не ответил. Он чувствовал себя явно не в своей тарелке. Расстегнув воротник, жадно вдыхал майский воздух.

— Я только что виделся с вашей женой, — сообщил Жакмор, желая отвлечь Ангеля от него самого. — Малыши растут чертовски быстро. Ситроэн уже стоит на ногах.

— Бедняга, — промолвил Ангель. — В таком возрасте… ноги от этого пойдут вкривь и вкось.

— Да нет, — возразил Жакмор. — Если он сам встает, значит, в ногах достаточно силы, чтобы держать тело.

— Природе видней, — прошептал Ангель.

— Ваша жена послала меня к кузнецу, — сказал Жакмор. — Вас не пугает, что она воспитывает их слишком сурово?

— Что я могу сказать, — ответил Ангель. — Страдал ведь не я, а она. Это дает ей все права.

— Категорически возражаю, — возразил Жакмор. — Не может такое бесполезное чувство, как страдание, дать кому бы то ни было на что бы то ни было какие бы то ни было права.

— Она относится к ним действительно плохо? — спросил Ангель, не обращая внимания на тираду психиатра.

— Нет, — ответил Жакмор. — К себе самой она еще более сурова. Но это не повод. Все это притворство и дурное воспитание.

— Я думаю, что она их любит, ~ сказал Ангель.

— М-м… да, — ответил Жакмор.

Ангель замолчал. Ему было явно нехорошо.

— Вам следовало бы отвлечься, — посоветовал Жакмор. — Покатайтесь на лодке.

— У меня нет лодки…

— Постройте лодку.

— Ну и идеи же у вас, — проворчал Ангель.

Жакмор встал и объявил:

— Я пошел за кузнецом. Раз она так хочет.

— Сходите завтра, — попросил Ангель. — Дайте этому бедолаге еще один день.

Жакмор покачал головой.

— Даже не знаю. Если вы против, то так и скажите.

— Я — лицо подчиненное, — сказал Ангель. — А потом, мне кажется, что она права. Ведь она — мать.

Жакмор пожал плечами и вышел. Широкая лестница, выложенная кафелем, дрожала под его ногами. Он быстро пересек холл и оказался в весеннем саду. Оплодотворенную землю так и распирало; вызревшие волшебные семена разрывались то там, то сям тысячью огненных лепестков, которые выглядывали из зияющих прорех травяного бильярдного поля.

IV

8 мая

На следующий день была среда, Жакмор, подходя к деревне, решил обойти стороной главную улицу с ярмарочной площадью. У околицы он свернул на тропу и стал пробираться