— Эй! — крикнул кузнец подмастерью. — Подмети-ка здесь!
— Слушаюсь, — ответил подмастерье.
Кузнец развернулся, но Жакмор удержал его за руку.
— Скажите…
— Чего? — спросил кузнец.
— Не могли бы вы зайти в дом на скале? Один из детей уже пошел.
— Вам срочно?
— Да.
— А сюда он прийти не может?
— Нет.
— Сейчас посмотрю, — сказал кузнец и ушел в кузницу.
Навстречу ему выскочил вооруженный старой метлой подмастерье, который принялся собирать шерсть в одну омерзительную кучу. В кузнице было темно, оранжевое огненное пятно слепило и перекидывало тень с предмета на предмет. Заглянув внутрь, Жакмор различил около огня наковальню и лежащую на железном верстаке расплывчатую, вроде бы человеческую фигуру, от которой свет дверного проема оторвал серый металлический отблеск.
Появился кузнец с записной книжкой в руках. Увидев заглядывающего внутрь Жакмора, он нахмурился.
— Сюда не заходить, — проворчал он. — Здесь кузница, а не ризница.
— Прошу прощения, — прошептал заинтригованный Жакмор.
— Я зайду завтра, — сказал кузнец. — Завтра утром в десять часов. Чтобы все было готово. У меня мало времени.
— Договорились, — кивнул Жакмор. — И спасибо вам.
Мужчина вернулся в кузницу. Подмастерье закончил сбор шерсти и поджег кучу. Чуть не потеряв сознание от чудовищной вони, Жакмор поспешил ретироваться.
На обратном пути он заметил лавку портнихи-галантерейщицы. В окне он увидел старую женщину, сидящую посреди освещенной комнаты. Она дошивала английской гладью бело-зеленое платье. Задумавшись, Жакмор остановился, затем снова пустился в путь. Не доходя до дома он вспомнил, что несколько дней тому назад Клементина надевала точно такое же платье. Полосатое бело-зеленое платье с воротником и манжетами английской глади. Но ведь Клементина никогда в деревне одежду не заказывала? Или заказывала?
VI
Жакмор проснулся. Всю ночь он безуспешно пытался разговорить служанку. И, как всегда, все закончилось случкой, и опять в этой странной позе на четвереньках, единственной, на которую она соглашалась. Жакмора начинала утомлять эта изнурительная немота, эти абстрактные ответы на конкретные вопросы, и только запах женской похоти, остающийся на его пальцах, мог утешить незадачливого экспериментатора. В ее отсутствие он негодовал, выдумывал наивные аргументы; в ее присутствии не знал, что и делать, — молчание было столь естественным, что нарушить его представлялось невозможным, а отупение — столь безыскусным, что борьба с ним казалась делом совершенно безнадежным. Он вновь понюхал свою ладонь, представил себя завоебателем, членотвердеющим по мере продвижения, — от таких мыслей плоть, прозябающая в тоскливой вялости, оживала.
Так и не помыв руки, он закончил свой туалет и направился к Ангелю. Ему очень не хватало собеседника.
Ангеля в комнате не было, что подтверждалось отсутствием реакции на три серии тройных постукиваний в дверь; идентичная процедура, предпринятая с целью проверки остальных помещений, позволила сделать вывод о выходе вон разыскиваемого лица.
В саду звенела пила. Вот он где.
Свернув на аллею, психиатр понюхал украдкой свои пальцы. Запах держался. Визг пилы приближался. У гаража он увидел Ангеля в синих хлопчатобумажных штанах, но без куртки; тот распиливал на козлах толстый брус.
Жакмор подошел поближе. Коряво расщепленный конец бруса упал на землю с глухим звуком. Под козлами росла внушительная куча желтых опилок, свежих и смолистых.
Ангель выпрямился и отложил пилу. Протянул руку психиатру.
— Видите, — сказал он. — Следую вашим советам.
— Лодка? — спросил Жакмор.
— Лодка.
— А вы знаете, как ее делать?
— Великих подвигов от нее не потребуется, — ответил Ангель. — Лишь бы держалась на плаву.
— Тогда сбейте плот, — посоветовал Жакмор. — Простой квадрат. И делать его легче.
— Да, но это не так красиво, — заметил Ангель.
— Ну, как акварель, — сказал Жакмор.
— Ну, как акварель.
Ангель снял пилу с козел и приподнял распиленный брус.
— А это для чего? — спросил Жакмор.
— Пока еще не знаю, — ответил Ангель. — Пока я только зачищаю неровные концы. Хочется работать начисто.
— Вы усложняете себе задачу…
— Это неважно. Все равно делать нечего.
— Забавно, — прошептал психиатр. — Вы не можете работать, не упорядочив рабочий материал.
— Могу, но не хочу.
— И давно это у вас?
Во взгляде Ангеля блеснула лукавинка.
— Это что же, форменный допрос?
— Да нет! — возразил Жакмор и поднес руку к лицу, делая вид, что хочет высморкаться и прочистить ноздрю.
— Профессиональный навык?
— Нет, — сказал Жакмор. — Если я не буду интересоваться другими, кем же интересоваться вообще?
— Собой, — сказал Ангель.
— Вы же знаете, что я пуст.
— А вы бы у самого себя спросили: почему?! Глядишь, этого, может быть, хватило бы, чтобы чуть-чуть наполниться.
— Это все пустое.
— По-прежнему некого психоанализировать?
— Некого…
— Попробуйте на животных. Теперь это в моде.
— А вы откуда знаете?
— Читал.
— Нельзя верить всему, что пишут, — назидательно изрек психиатр.
От большого пальца на правой руке исходил характерный запах.
— Может быть, все-таки попробуете? — продолжал Ангель.
— Я хочу вам сказать… — начал психиатр и внезапно замолчал.
— Что именно?
— Ничего, — произнес Жакмор. — Я не буду вам это говорить. Сам проверю.
— Предположение?
— Гипотеза.
— Ладно, в конце концов это ваше дело.
Ангель повернулся к гаражу. Через открытую дверь можно было различить капот машины, а справа, у
