Я помолчал, потом улыбнулся:
— Ты прав. Еду.
— Я это знал, — сказал Шелл. — Ничего другого не остается. И потом, нам нужно сматываться отсюда. На кого бы ни работал Агариас, они нам не простят ни сгоревшей лаборатории, ни смерти их главного безумца ученого. Может, не сегодня и не через неделю, но на сей счет не стоит заблуждаться — они захотят нашей крови.
— И что ты собираешься делать?
— Антония отправлю отдохнуть в Калифорнию. Мы с Морган на время затаимся где-нибудь. Нам всем сейчас нужно лечь на дно.
— Надолго?
— Ты не беспокойся — я тебе дам знать, когда опасность пройдет. Завтра Антоний покажет тебе, как водить машину. Вы с Исабель поедете в Мексику на «корде». Я дам тебе твою долю денег.
Я хотел отказаться, но не мог придумать подходящего предлога. Мне сейчас была нужна его помощь, и он предлагал ее, и все это казалось совершенно нормальным — обычные отношения отца и сына.
— Знаешь, — сказал я, — а ведь ничего особенного мы в этом деле так и не добились, верно?
— Мы хотели узнать, кто убил Шарлотту Барнс, и узнали. Я должен буду связаться с Барнсом и рассказать ему обо всем. Может быть, он с его связями сумеет поднять тревогу вокруг этих помешанных на евгенике. Кроме него, никто не сможет вытащить Керна из-за решетки. Это все, что я для него пока могу сделать.
— Ты и в самом деле думаешь, что видел в стекле призрак девочки?
— Не знаю. И сейчас это не имеет значения.
На следующее утро Антоний рано поднял меня с постели — давать уроки вождения. При свете дня «корд» выглядел довольно неплохо, учитывая, что прошлым вечером он находился в центре жаркой схватки. В левом борту виднелись три пулевых отверстия, было разбито окно, нужно было поставить запаску. Антоний сказал, что днем отведет машину в гараж на ремонт.
— Малыш, ты водишь, как старушка, — сказал он, когда счел, что мои навыки уже позволяют выехать с подъезда на дорогу.
Я вел машину нервно, сидел, сгорбившись за баранкой, стрелял глазами вправо и влево.
— Я не привык к этому ощущению, — сказал я.
— Чтобы научиться, нужно время. Хотя машина сама знает, что делать, ты только отпускай сцепление и жми на газ. Расслабься немножко — пусть она сама катится.
К середине дня я уже вовсю гонял по дорогам северного берега.
— Ну все, — сказал Антоний. — Я устал. Едем назад. Мне уже неинтересно — двигатель ты больше не глушишь, коробку передач не ломаешь.
— Антоний, — сказал я, — я завтра уезжаю в Мексику.
Он вытащил сигарету, закурил.
— Я знаю.
— Что я буду без тебя делать?
— Будешь пороть всякую херню, скорее всего.
— Как с тобой связаться? Шелл сказал, что ты едешь в Калифорнию.
— Да. Перед твоим отъездом я дам тебе один номерок. Если когда-нибудь понадоблюсь — звони. Ответит старушка. Скажи ей, кто ты, и оставь свой номер — я перезвоню.
— Мне тебя будет не хватать.
— Не переживай, малыш. Это пройдет.
Больше он ничего не говорил, только курил свою сигарету. Когда мы остановились на подъездной дорожке перед домом, Антоний вышел, не сказав ни слова, и скрылся внутри.
На следующее утро машина была готова к отъезду. Мы с Исабель набили ее одеялами, едой и всем, что могло понадобиться в долгом путешествии. Шелл предложил нам пересечь границу где-нибудь в техасской глуши. Он протянул мне огромную пачку денег и сказал, что это моя доля со всех наших операций. На мне был один из лучших костюмов Шелла, а Морган подарила Исабель пеструю накидку. Антоний пожал мне руку и сказал:
— Смотри, не давай себя облапошить.
Шелл проводил нас до «корда», придержал дверь для Исабель и поцеловал ее через открытое окно. Потом он обошел машину и, остановившись передо мной, сказал.
— Как только ты там обоснуешься, я дам о себе знать.
— Как именно?
— У меня есть связи.
— Я хочу тебе сказать… — начал было я, но Шелл меня оборвал:
— Ну, тебе пора.
Он отошел от машины, и я завел мотор. Отъезжая от дома, я чуть не врезался в дерево, но в последнюю секунду сумел вырулить. А потом мы свернули на шоссе, и я нажал на газ.
«Корд» не доехал до Мексики — сломался где-то в районе Финикса, где мы погрузились в автобус и проделали в нем остаток пути. Поездка сама по себе была приключением, достойным отдельной книги. Пока мы ехали по Штатам, Исабель помогала мне вспоминать испанский. Мы видели много мест, пораженных Депрессией, многие люди в буквальном смысле боролись за существование, и мы чувствовали себя счастливчиками: у нас были деньги и цель — дом, в который мы возвращались.
Антоний был прав: я пережил расставание с ним и Шеллом, каждый день все сильнее влюбляясь в Исабель. Иногда на открытых загородных дорогах, пока «корд» еще был на ходу, а голова Исабель лежала на моем плече, я вовсю жал на газ, устремляясь прямо в будущее. В окнах свистел ветер, я чувствовал себя так, будто родился заново и никогда ничего не знал о кидалове.
ПОСТОЙ, ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЕ
Как сказала Исабель, когда расписывала мне историю о призраке на серебряном руднике и я решил, что дело близится к концу: «Постой, это еще не все».
Мы обосновались в Мехико — купили маленькую квартирку в районе Поланко. Найти работу оказалось нетрудно — ведь мы с Исабель были двуязычны и переводили с одного языка на другой что угодно: от деловых документов до литературных поделок. Через родственников, которые по-прежнему жили за городом, Исабель сумела найти отца, воспитанного и веселого старика, который переехал жить к нам в город. Он был свидетелем и единственным гостем на нашей свадьбе.
Когда мы немного обжились, я взял часть выданных Шеллом денег и то, что нам удалось скопить, и заплатил за курс обучения в Университете Мехико. Я изучал литературу, и мои первые наставники, которых приглашал еще Шелл, гордились бы моими достижениями. Через много лет, проведенных в работе и исследованиях, и благодаря неоценимой помощи Исабель я сумел получить ученую степень. Более того, мне предложили место в университете, и вот я стал читать лекции о том, что исследовал в молодые годы; больше всего мне нравилось рассказывать о великих творениях представителей моего собственного народа. Время для нас было бурное, события сменяли друг друга все стремительнее. В те годы я не переставал думать о Шелле и Антонии, и порой мне до смерти хотелось их увидеть, узнать, как они поживают, рассказать, как я счастлив. В каждой новой почте я искал письмо, хотя бы открытку, но тщетно.
Началась Вторая мировая война. В эти темные годы, а часто и впоследствии я все время вспоминал слова Капитана Пирса. Монстр проснулся. Многие не знали, но мне-то было известно, что мрачные замыслы Адольфа Гитлера, жуткие планы геноцида были выношены в Соединенных Штатах «великими людьми» вроде Генри Форда и иже с ним, что немалую лепту во все это внесли открытия «Канцелярии евгенического архива». Время шло, и я все больше убеждался, что даже этих чудовищных зверств недостаточно для Монстра, и время от времени он будет возвращаться и ужасать человечество.
В 1946 году, после того как университет закончила и Исабель, получив степень по математике, родился наш первый ребенок. Мы назвали его Антонио — конечно, в честь мистера Клеопатры. Два года
