«Ну ты актер».
– Соболезную.
Суриков вздохнул.
– Поэтому вашу проблему, как заместителю Горбачевой, придется решать мне.
– Даже не знаю, стоит ли...
– Не тушуйтесь, что вас привело в «Мили-М»?
– Беда. Большая беда свалилась на нашу семью. Сестра родила мальчика, а у него... – Ката всхлипнула. – Болезнь Дауна.
Суриков постукивал простым карандашом по столешнице.
– Очень вам сочувствую, это действительно тяжело.
– Еще бы. Сестренка была в панике, ей самой едва двадцать стукнуло.
– Вы сказали, была? Значит ли это, что в настоящий момент ваша сестра пришла в норму?
– Нет. Она отказалась от мальчика еще в роддоме. Его забрали в дом малютки. Но материнское сердце продолжает обливаться кровью. Как-никак родной человечек, его судьба нам всем небезразлична, но самостоятельно поднять ребенка мы не сможем. Со здоровыми детьми сколько сил нужно, а с больными тем более.
Павел Евгеньевич понимающе кивал.
– Обычная ситуация, в этом нет ничего экстраординарного. Поверьте, ваша сестра приняла мудрое решение. Растить детей, страдающих синдромом Дауна, не всем семьям под силу.
– Все так, да только мы переживаем очень за будущее малыша. Я встречалась с Виолеттой Сигизмундовной... она обещала помочь.
Суриков неподдельно удивился:
– Виолетта? Помочь? И чем же?
– Она была согласна, чтобы мальчика из дома малютки перевели в ваш центр.
– Позвольте узнать, как вы познакомились с Горбачевой?
– Я вышла на нее через Надежду Кольдышеву.
Суриков мгновенно повеселел.
– А-а-а... – протянул он, – тогда все ясно. Кольдышева ваша знакомая?
– Лучшая подруга.
– Полагаю, вы в курсе, на каких условиях Виолетта согласилась взять в центр сына вашей сестры?
– Да, да.
– Тогда проблем не возникнет. Для начала мне необходимо встретиться с вашей сестрой и ее супругом. Она ведь замужем, ребенок родился в браке?
– Разумеется.
– Отличненько.
Не понравилось Катарине это слащавое «Отличненько». Уж очень зловеще прозвучало оно из уст Павла Евгеньевича.
– Пусть приезжают с документами, свидетельствующими о добровольном отказе от сына. Скажем... в понедельник к девяти утра. Вы же понимаете, обсуждать детали с вами бессмысленно. Вы выступаете в качестве посредника, а в таких серьезных делах посредники нежелательны.
– Вы правы.
– Ну тогда жду их у себя в понедельник.
Тут дверь кабинета распахнулась, и на пороге возникла Зинаида.
Женщина упала на колени:
– Павел Евгеньевич, хотите, лоб расшибу, вымаливая прощенье?
– Это лишнее. Прекратите цирк, иначе вас выведет охрана.
– Но я ни в чем не виновата. Я ж совсем чуть-чуть выпила. Вчера узнала, что Виолетточка Сигизмундовна умерла, так помянула по-человечески. Разве ж это грех? Она у нас святая была, царствие ей небесное.
– За последний месяц вы десять раз являлись на работу в нетрезвом виде. Отговорки типа «помянула» меня не колышут. Мы с вами расстаемся, Зинаида Дементьевна. Это мое последнее слово, мольбы и слезы бесполезны. – Суриков посмотрел на Катку. – Анна, прошу прощения за столь отвратительный инцидент. Спешу вас заверить, подобные эксцессы редкость в нашем центре.
Зинаида вскочила на ноги.
– Значит, гонишь? Гад! Сатана!
Копейкина подалась вперед.
– Ты ж настоящий сатана! – продолжала бушевать обезумевшая сотрудница. – Чтоб тебя черти унесли в преисподнюю! Отольются тебе мои слезы. Пожалеешь еще сто раз. Не век ироду радоваться. Сколько веревочке ни виться, а конец все равно придет. Виолетта Сигизмундовна тебя с небес накажет.
– Вон!
– В аду сгоришь!
– Вон из кабинета!
Суриков поднял трубку, но предусмотрительная Танюша уже связалась с охраной. Два здоровенных бугая появились в кабинете подобно грозным гладиаторам. Подхватив Зинаиду под белы рученьки, парни за считаные секунды избавили Сурикова от присутствия дебоширки.
Необходимость продолжать вранье отпала сама собой. Быстро попрощавшись с Павлом, Катарина бросилась за охранниками.
Она видела, как ребята выставили орущую Зинаиду за ворота центра и вернулись в главное здание.
Захлебываясь рыданиями, Зина села на тротуар, обхватила голову руками и задрожала.
ГЛАВА 4
Потоптавшись у ворот, Копейкина подошла к бедолаге.
– Возьмите, – она протянула пачку бумажных платков.
Зина подняла отекшие глаза.
– Не нужны мне твои платки, свой имеется.
– Вам лучше встать, холодно, простудитесь.
– Не твое собачье дело. Обойдусь без забот окружающих. И нечего вокруг меня хороводы водить, дуй куда дула.
– Да я вроде с вами поговорить собиралась.
Зинаида Дементьевна усмехнулась и, решив прислушаться к словам Катки, поднялась на ноги.
– И о чем же нам с тобой балакать? Ты учти, я с сатанистами дел не имею, вы у меня во где сидите, – она провела рукой по горлу.
– Я не сатанистка.
– Ага, как же, заливай хлеще. Раз Суриков перед тобой стелился, значит, из одной компашки.
– Ошибаетесь, я хлопотала по поводу племянника.
Глаза Зинаиды округлились.
– Сдать в центр хочешь?
– Верно.
– Не вздумай! Богом тебя заклинаю – не смей! Он тебе лапши на уши навешает, а ребятенок потом всю жизнь страдать будет, если вообще жив останется.
– Почему вы так говорите?
– Он сатана! Суриков сукин сын, по нему давно тюрьма плачет.
– Зинаида Дементьевна, здесь на виду как-то неудобно беседовать, не возражаете против поездки в близлежащее кафе? Я на машине.
– В двух шагах от центра живу, можно ко мне завалиться, только о чем трепаться с тобой?
Копейкина вытащила сторублевую купюру.
– Берите.
– Да пошла ты! Тоже мне, жена Ротшильда. Убери деньги-то, я не нищенка подзаборная, милостыню никогда не просила и просить не буду.
