– Квартиру снимаю.
– Тяжело?
– Ох, а кому, скажите на милость, сейчас легко? Всем тяжело, но, как говорится: было бы здоровье, остальное приложится.
– А на личном фронте?
– Все хорошо... тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Встречаюсь с мужчиной, и если интуиция меня не обманывает, дело движется к свадьбе. Олег вдовец, у него семилетняя дочка, мы сразу поладили. В общем и целом – я вполне довольна.
– Элин, а когда у Веры случилось несчастье, вы не общались?
– Не общались.
– Совсем?
– Да. Вернее, я выразила ей соболезнования, только они ей как мертвому припарка. Сухо меня поблагодарила и отправила на рабочее место. Здесь не принято обсуждать личную жизнь хозяйки заведения. Это я болтунья редкостная, языком мелю.
Внезапно Элина спохватилась:
– Вы же не передадите наш разговор Вере?
– Ни в коем случае.
Словоохотливая подружка Горбачевой облизала пересохшие губы.
– Лучше забудьте все, что я сказала. Не дай бог, Верка узнает. Уволит, глазом моргнуть не успеешь.
– Вот если бы ты дала мне адрес Ларисы Анатольевны, я была бы тебе признательна по гроб жизни.
Бородина непонимающе уставилась на Копейкину.
– Адрес Ларисы? Странность так странность, на кой вам ее координаты?
– Долго объяснять, но адрес необходим как воздух.
Элина пребывала в своих мыслях минуты две. Наконец кивнула.
– Ваше дело, раз просите, значит, действительно надо.
Из салона Катарина вышла в состоянии крайнего замешательства. А на поверку-то Верочка Горбачева оказалась не так проста. Сначала для достижения своих меркантильных целей использовала добрячка Павла, предложившего узаконить отношения, потом решила взяться за стоявшего на ступень выше Горбачева.
– Почему же никто не знает, отчего умер младший сын Виолетты Сигизмундовны? Что за тайна, покрытая мраком?
Катка открыла дверцу «Фиата», и сердце екнуло.
Напротив высился огромный рекламный щит с надписью:
Нет, не текст на рекламном щите привел Катку в ужас. Она оторопела, увидев рядом со смеющимся черноволосым мальчуганом и белокурой девчушкой улыбающегося лилипута, облаченного в черные брючки, белую рубашечку и... зеленый колпак с колокольчиками. Маленький человек весело улыбался с рекламного плаката и, подняв вверх руки, призывал всех посетить магазины «Мини-Мир».
Голова пошла кругом. Копейкина почувствовала, как по спине потекли струйки пота.
На карниз села ворона. Издав пронзительное «кар», птица постучала клювом по стеклу, словно просилась погреться в теплый кабинет Павла Евгеньевича. Но пернатую ждало горькое разочарование. Увидев птицу, Суриков, чертыхаясь, подбежал к окну и стал гнать прочь непрошеную гостью.
Ворона улетела, а на душе Павла заскребли кошки. Нет, он вовсе не суеверный. Говорят, птица, стучащаяся в окно, – предвестник смерти, но он не верит в приметы. Сегодня все мысли врача были заняты предстоящим экспериментом. Павел Евгеньевич не сомневался – на этот раз осечки не будет, не должно быть. В конце концов, он старается не для себя, эксперименты проводятся исключительно ради науки. Кто знает, может, в скором будущем он станет знаменит на весь свет и его сыворотка станет открытием в мировой медицине.
Закурив, Павел Евгеньевич дотронулся до затылка. С утра Суриков ощущал острые покалывания в голове, что не могло его не беспокоить. К собственному здоровью Суриков относился достаточно внимательно. А о других он не думал. Невинные дети были материалом для его исследований, он выбрал их в качестве подопытных кроликов, и их жизни для него не представляли ценности. Две детские смерти ни на миг не заставили Павла Евгеньевича задуматься, осмыслить всю чудовищность ситуации и серьезно пересмотреть свои позиции.
Но теперь все в прошлом. Уже нет Ильи, этого надоедливого борца за справедливость, который ох как мешал Сурикову заниматься своими разработками. Нет и Виолетты Сигизмундовны. Горбачева, как и сынок, попортила Павлу немало крови. Можно даже сказать, Виолетта едва не подвела Сурикова под монастырь.
Как же он ненавидел всех этих глупых людишек, мешающих ему осуществлять его планы! Все, все без исключения ему мешают. А сами ничегошеньки не понимают в его разработках. Но он впишет свое имя в историю. Он это сделает, обязательно сделает.
Мысли Сурикова прервал стук в дверь. Вздрогнув, Павел раздраженно спросил:
– Кого черт несет? Я же сказал, меня не беспокоить.
В кабинет бочком протиснулась старшая медсестра Эльвира Яновна.
– Павел Евгеньевич, вы просили...
– Да, да, Эльвира, прости, я думал, это Татьяна. Проходи.
Толстушка опустилась в кресло, облизнула влажные губы и с придыханием промолвила:
– Палату я приготовила, Нину Полякову перевела.
– Как она себя чувствует?
– Все в норме.
– Температурит?
– Нет. Два раза мерили – тридцать шесть и шесть.
– С антибиотиков сняли?
– Как вы и просили, три дня, кроме микстуры от кашля, ничего не давали.
Суриков приблизился к медсестре. Нагнулся так, что его лицо оказалось на уровне лица Эльвиры, и тихо прошептал:
– Эльвира Яновна, завтра начнешь вводить Поляковой сыворотку.
– Ага.
– Сыворотка временно находится вне стен нашего учреждения, и...
– А где она сейчас хранится? – пискнула Эльвира.
Суриков оскалился.
– Тебе действительно интересно или спрашиваешь ради приличия?
– И-и-интересно.
Павел Евгеньевич резко отвернулся к окну.
– Ну, раз интересно, значит, придется отвечать. Она у меня в загородном доме, в специальной камере.
Эльвира Яновна икнула.
– Что с тобой?
– Икота напала.
– Выпей воды.
Пока медсестра трясущейся рукой наполняла стакан, Суриков, прищурившись, наблюдал за ее движениями.
– Эльвира Яновна, вы помните наш уговор?
– Д-да.
– Ни одна живая душа не должна знать о... – Он запнулся, подыскивая подходящее слово. – О моем
