Эшли.
— Ах! — блаженно вздохнула она. — Еще!
Эшли была единственным человеком в мире, которому Камерон не мог отказать. Она заставляла его надувать шарик за шариком, пока не оказалась среди целой горы. Голова у Камерона кружилась, он мечтал выдохнуть из легких мучительное чувство страха. Сейчас, потеряв родителей, Камерон боялся, что они превратятся в какую–то другую, новую семью. И еще больше боялся, что не превратятся. Лили включила радио и нашла ретро–станцию, передающую песню «Ain't No Mountain High Enough». Они с Шоном работали вместе, ритмично двигаясь под музыку, готовили торт по рецепту его матери.
— Еще пару недель назад ты мог приготовить только слоеные пирожки, — сказала Лили Шону. — Ты быстро учишься.
— Это еще что. Моя цель — приготовить для Чарли красные, белые и голубые оладьи на День независимости.
— Ничего себе!
В их беседе тоже был какой–то ритм. Не то чтобы они флиртовали, однако между ними постепенно возникала странная близость.
— Да? — Шон поднял миску с розовой массой и перелил ее в форму для торта. — Может, ты вспомнишь об этом, отдыхая в Италии.
— А кто сказал, что я еду в Италию?
— Чарли, кажется. Это что, секрет?
— Нет, конечно. Просто… дело в том… Я отменила поездку.
— Почему?
Лили бросила взгляд через плечо. Камерон продолжал надувать шарики; казалось, его целиком поглотило это занятие.
— По–моему, это очевидно. Я не могу уехать — ни сейчас, ни через шесть недель.
Шон держал в руках миску, пока она лопаткой выскребала из нее остатки теста.
— Потому что, по–твоему, одному мне не справиться.
«Надо же!» — подумал Камерон. Ритм изменился.
Вместе с тем он испытывал извращенное удовольствие от того, что они ссорились в его присутствии. Это было в своем роде проявление доверия.
Лили открыла духовку и поставила в нее форму.
— Не ищи в моих словах того, чего в них нет. Я не критикую тебя. Я пожертвовала своим путешествием. Ты жертвуешь гораздо большим.
— Еще! — сказала Эшли, и Камерон взял в руки желтый шар.
В кухню вошла Чарли; когда она увидела, что там происходит, ее глаза загорелись впервые за последние недели.
— Классно! — воскликнула она. — А можно мне облизать миску?
— И мне! — Эшли подбросила в воздух шарик.
По радио зазвучала новая песня — «На–на, хей–хей». Лили и Чарли начали подпевать, слегка двигая бедрами. У Камерона мелькнула странная мысль. Вот так — именно в таком составе — они будут теперь встречать праздники. В это трудно было поверить, но им предстояло снова научиться смеяться, веселиться, дразнить друг друга, ссориться — несмотря на то, что родителей больше не было с ними.
— Ну что? Вместо того чтобы помогать с тортом, ты надул целую комнату шариков, — сказала ему Лили.
— Да. И что?
— Ничего. Я просто хотела тебя поблагодарить. Это гораздо лучше, чем слоняться без дела.
— Никто больше не говорит «слоняться без дела», — заметил Камерон.
— Я говорю. — Лили протянула ему рулон розовой оберточной бумаги. — Так что нечего слоняться без дела.
— Знаешь, кое–что кажется мне очень странным, — сказал Шон Лили после праздника.
— Все последнее время было очень странным.
— Раньше я часто думал о том, каково это — жить здесь.
Они сидели на заднем крыльце дома Кристел. Под цветущей яблоней, в песочнице, Эшли и Чарли играли в какую–то сложную игру, используя для нее мебель из домика для Барби и несколько кукол, в том числе ту, которую Эшли получила на день рождения. Янтарные лучи заходящего солнца заливали лужайку. В воздухе кружились яблоневые лепестки, и все вокруг выглядело сказочно.
— Где здесь? — спросила Лили. — В Комфорте?
— В этом доме. — Взяв в руки подставку для мяча, Шон стал перекатывать ее между ладонями. — Мы с Дереком проезжали мимо этого дома каждый день по дороге в школу и говорили, что когда–нибудь будем жить здесь. Мы представляли себе что–то вроде коммуны, состоящей из мальчишек и собак.
Лили улыбнулась, представив себе Шона в детстве. С голубыми глазами и волосами, выгоревшими на солнце. Наверняка с озорным выражением лица.
— Удивительно, куда заводит нас жизнь.
Он кивнул.
— Дерек не отказался от своей мечты и купил этот дом, а я решил найти себе место поэкзотичнее.
— Например?
— Например, на Французской Ривьере или в Буэнос–Айресе. Да хоть в Монтерее. Любое место экзотичнее нашего старого доброго Комфорта, штат Орегон.
— Но теперь ты здесь.
— Да, теперь я здесь. — Шон провел ладонью по волосам. — Господи, до чего я скучаю о нем. Все это так несправедливо. Я не должен находиться здесь, жить его жизнью. Не должен заменять его.
— От тебя никто и не ждет этого.
— Чего же от меня ждут?
Лили подумала о том, как вели себя Чарли и Камерон сегодня — они все еще страдали, но уже начинали восстанавливаться после своей потери.
— Думаю, именно того, что ты уже делаешь.
Опершись ладонями о колени, Шон смотрел на сад с рододендронами и фруктовыми деревьями, на старые хосты, широко раскинувшие свои листья в их тени.
— Меньше всего на свете я ожидал такого.
— Никто из нас не ожидал. Кстати, насчет Моры. Я не хотела говорить так предвзято сегодня утром.
— Ты думала о детях.
«Так ли это на самом деле? — спросила себя Лили. — Да, это должно быть так. Потому что если дело не только в детях, значит у меня большие проблемы».
— По–моему, она хороший человек. Она так много работает, чтобы стать врачом. Это внушает уважение. — Ее голос звучал так фальшиво! Наверняка Шон тоже это заметил.
— Я пойду прогуляться, ладно? — Камерон открыл заднюю дверь.
Шон поднялся и повернулся к нему.
— Прогуляться где?
— Где–нибудь.
— Тебе придется уточнить.
— Почему?
— Потому что я не хочу никаких сюрпризов. Помнишь, мы уже говорили об этом. Я ненавижу сюрпризы.
