Конечно, мне приснилась Арла. Ее лицо было не тронуто моим скальпелем. Мы стояли на склоне горы, глядя через ущелье на скалистый пик, плоская вершина которого сверкала золотистым светом, исходящим от деревьев и цветов пышного сада.
— Смотри, — сказала она, — осталось совсем немного.
— Поспешим, — сказал я.
— Когда мы попадем туда, я прощу тебя, обещаю, — сказала она.
И мы рука об руку побежали вниз, к длинному веревочному мосту, ведущему через ущелье, к Раю.
Меня разбудил яркий свет. Утренний, сначала показалось мне, но, протерев глаза, я увидел, что в зарослях пылает множество факелов. Я слышал шепот и постепенно начал понимать, откуда он исходит. Едва я шевельнулся, мне в спину уперлось ружейное дуло.
На прогалине посреди зарослей я разглядел Каллу с кляпом во рту, со скрученными за спиной руками и с веревкой на шее. Двое солдат тащили его прочь.
— Встать! — приказали сзади. Когда я поднялся, приказали заложить руки за голову. Подталкивая дулом в спину, солдат повел меня вслед за факелами двоих, уводивших Каллу.
Мы полчаса спотыкались в темноте, пока добрались до лагеря. Он был ярко освещен укрепленными на каждом дереве факелами. Создатель грел руки, протянув их к высокому пламени костра. Рядом с ним стояла стальная клетка с живым демоном. Тварь шипела и взлаивала, звеня рогами о решетку. У большого шатра стояла механическая повозка. Добрая сотня солдат бродили по лагерю, и еще пятьдесят стояли на часах по периметру, держа наготове огнеметы.
Меня подвели к Создателю, и он со вздохом сказал:
— Клэй, ты просто живое воплощение несбывшихся надежд. Мысль о тебе разрывает мне сердце. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Убейте меня, — попросил я.
— Извини, — сказал он, кутаясь в плащ и вздрагивая. — Эта провинция беспросветна, как и твое будущее, физиономист первого класса. Ты отправишься в Город и предстанешь перед судом. Постарайся запечатлеть в памяти этот мороз — тебе будет приятно вспомнить его в жарких серных копях.
Потом мне пришлось смотреть, как он спустил Грету Сикес на связанного Каллу. Солдаты сбились в круг и азартно хохотали, глядя, как великан отбивается ногами от ловкой волчицы. Она вырвала по куску мяса из его обеих ног прежде, чем он упал и оборотень встал лапами ему на грудь. Металл заклепок ярко блестел, пока она, прогрызая кожу и кости, добиралась до сердца. Каждый раз, когда я пытался закрыть глаза, Создатель бил меня по лицу, заставляя смотреть. Кляп не давал Каллу кричать, так что я кричал за него. Создатель весело подхватывал вырывавшиеся из меня крики.
Он посадил меня рядом с собой в механическую повозку. Мы уже выбрались из леса и двигались через пепелище Анамасобии, когда взошло солнце. Солдаты, сменяя шаг перебежками, чтобы не отстать, сопровождали экипаж. Позади катилась телега, на которой стояло не менее трех клеток.
— Жаль, что ты провалил дело, Клэй. Неприятно, что пришлось прикончить городишко. Теперь придется нанимать новых шахтеров для работы в Гронусе. Я сообщу суду, что повышением платы за отопление Город обязан только тебе.
Я молчал.
— Смотри, — продолжал он, управляя повозкой одной рукой. Другой он пошарил у себя под плащом и вытащил белый плод. На нем были ясно видны два надкуса, но в остальном плод был в полной сохранности. Я сразу ощутил сладкое благоухание.
— Откуда? — спросил я, боясь услышать ответ.
— Мы перехватили их еще в городе, — ответил он.
— Девицу, младенца и бурого парнишку.
— Они живы? — спросил я.
— О, я оставил себе всех троих, — сказал Создатель. — Девушка на вес золота, после того что ты сделал с ее лицом. Одного взгляда на него хватило, чтобы прикончить десятерых, прежде чем подкреплению удалось набросить ей на голову мешок. Странник, как его, кажется, называют, сдался сам, когда увидел, что девушка у нас. Его, думаю, можно показывать на ярмарках и брать с желающих полюбоваться по два белоу.
— Что вы собираетесь делать с плодом? — спросил я.
— Прежде всего исследовать, а если он окажется не ядовит и обнаружил признаки выдающихся качеств, которые ему приписывали, — съесть, а семена посадить. — Он убрал плод за пазуху и вытащил портсигар. — Бери, — сказал он, и я взял.
Нажав кнопку на панели управления, он откинул стеклянную крышу, и дым наших сигарет относило назад холодным свежим ветром провинции. Некоторое время мы молчали: Создатель насвистывал, а я думал, что ждет меня на серных копях. Потом он вдруг откинул полу плаща и вытащил папку с бумагами.
— Маленький подарок, Клэй, — сказал он. — Скажем, на прощанье.
Он подал мне папку.
— Что это? — спросил я.
— Это писалось для тебя, однако надеюсь, ты не будешь в претензии, что я заглянул туда. Хохотал до слез, — заметил он с улыбкой.
Я вытянул первый лист и увидел красивый, летящий почерк Арлы.
«
Суд надо мной продолжался неделю, в деле участвовали тринадцать физиономистов. Среди них были мои ученики и коллеги, но каждый с готовностью заверял публику, что пребывание в провинции каким-то образом заразило меня скверной. Все они ссылались изменения в чертах моего лица, являвших теперь картину зла, а это, разумеется, доказывало, что моя личность подверглась непоправимым искажениям. Толпа на улицах Отличного Города требовала моей крови.
Я был приговорен к казни через вдувание под череп того инертного газа, открытого Создателем, от чего голова лопалась, как перезрелая виноградина. Драктон Белоу остановил казнь в последний момент и смягчил приговор, заменив казнь ссылкой в серные копи на острове Доралис, у южных границ страны.
14
Я прибыл на Доралис в середине ночи, с пустотой в голове и в сердце. С точки зрения государственных органов я уже был мертв. Страдания в копях считались простой формальностью, долженствовавшей тянуться своим чередом сквозь сонную бюрократию пытки. В ту ночь не видно было ни луны, ни звезд, и я не мог разглядеть острова.
Море, раскачивающее маленький паром, уносивший меня под охраной четверых конвоиров к новому дому, было неласковым. Мои стражи весело обсуждали, сколько месяцев потребуется, чтобы я изжарился, как ломтик мяса, и начал обугливаться, и какие части тела первыми превратятся в соленую пыль, уносимую ветром.
Мы вошли в маленькую скалистую гавань, тускло освещенную немногими факелами. Комитет по встрече запаздывал — не было видно ни единого солдата. Конвоиры помогли мне перебраться на причал и выбросили туда же тощий мешок с пожитками. Я остался стоять в наручниках.
— Кто-нибудь скоро придет, — сказал кто-то из охраны, отталкивая паром от причала. — Надеюсь, тебе придется по вкусу запах дерьма.
— На вид он из любителей, — заметил другой, и они медленно отплыли в темноту, пересмеиваясь и махая руками на прощанье. Я стоял на уступе, вырубленном в известняковой скале. С моря дул ветер, и я глубоко вдохнул, стараясь уловить хоть одну молекулу райского плода. Как я и опасался, надежды не было.
В Отличном Городе, ожидая суда, я исчерпал запасы жалости к себе, плача и обсуждая сам с собой, как несправедливо со мной обошлись. Разумеется, только из-за несправедливости жизни я стал невеждой, губящем в своем неведении других. Теперь меня выбросило берег ада, и во мне не осталось ни капли воли. «Живое мясо», как случалось мне шутить в другой.
