руки поглаживали ее груди и плечи, она приподнималась и двигалась ему навстречу, контролируя темп до последнего, пока ритм не овладел ею и она была способна только следовать своему влечению.
Она дарила ему свою любовь, словно радостно журчащий ручей, истекающий из самого сердца гор, вырывающийся на простор и разбивающийся в мелкую пыль, играющую радугой солнечных лучей.
Спустя некоторое время, когда он успокоился, она устроилась у него на груди и изумленно замерла, прислушиваясь к стуку его сердца.
Наконец с нежностью, которую она так любила в нем, он положил ее на место рядом с собой, продолжая обнимать.
– Ты просто замечательна, – произнес он. Она слабо улыбнулась:
– Я подчиняюсь инстинктам. Слава богу, ты терпеливый. Интересно, мы уже зачали ребенка?
Его реакция была неожиданной. Он все так же обнимал жену, но чуть заметно вздрогнул.
– Полагаю, мы не узнаем об этом еще несколько недель.
– Мне давно хотелось ребенка, – призналась она и поцеловала его в подбородок. – Я всегда говорила себе, что, если у меня будет ребенок, я никогда его не брошу. Я хочу любить его, заботиться о нем, быть неразлучной с ним.
– Пиппа. – Он погладил ее по щеке. – Ты и сейчас продолжаешь так думать?
Она перевернулась и приподнялась на локтях, упершись в подбородок.
– Знаешь, это ведь теперь не просто навязчивое желание не быть одинокой. Теперь это вполне естественное ожидание. – И, чуть смутившись, добавила: – После всего, что было. Мы оба здоровы. Близки каждую ночь…
– И день, – напомнил он ей.
– Да, мы честно исполняем свой долг… – Она остановилась и рассмеялась. – Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, Айдан О'Донахью. У нас будут дети, и они вырастут сильными и счастливыми… мы будем гордиться ими.
Она легла на спину и пристально посмотрела на него. Глаза его потемнели, она разглядела в них печаль. Ее прошиб озноб.
– Айдан?
– Да, любовь моя.
– Ты считаешь, что все скоро закончится, не так ли? Он замер и долго и внимательно рассматривал ее.
Наконец он поднялся, опираясь на руки.
– Нам бы лучше вернуться.
Он помог ей одеться, затем натянул свои узкие штаны.
Она присела на корточки и схватила его за руку.
– Тебе легче оставить мой вопрос без ответа, Айдан? Ты меня пугаешь.
Он сел рядом, глядя ей в глаза. Он был без рубашки, грудь его вздымалась, волосы ниспадали за спину, он напоминал языческое божество, господина рощ и лесов, которому подвластно изменение времени года.
Заглянув в его глубокие грустные глаза, она все поняла.
– Черт тебя подери, – прошептала она.
– Пиппа…
Она вырвала свою руку:
– Ты опять сознательно обманывал меня.
– Ох, любимая моя, я…
– Ты никогда не рассказывал мне о своих страхах. А я, дура, не осмеливалась спрашивать тебя. Ты заставил меня поверить, что все будет в порядке.
Ее слова вызвали у него измученную улыбку.
– Разве не так должен поступать муж? Пиппа, послушай. Рядом с тобой я всегда чувствую себя неуклюжим и глупым. Сердце убеждает меня, что я должен тебя защищать. Разве это так плохо?
– Плохо. Если что-то беспокоит твою душу, ты не смеешь утаивать правду от меня. Я поклялась делить с тобой и радости, и печали. Все иное нечестно. Все иное ставит меня в положение ребенка. Себялюбивого и балованного.
– И что же, по-твоему, я должен делать, Пиппа? – Он положил ей руки на плечи. – Что бы ты хотела услышать от меня? – Буря бушевала в его глазах. – Ты хочешь разделить мои страхи? Этого ты хочешь?
Его гневная вспышка испугала ее. Страх подкатил к сердцу, но она упрямо взглянула ему в глаза:
– Да.
– Я уже пытался тебе все объяснить в тот раз, когда ты заявила, что хочешь выйти за меня замуж. Пойми, мы вернули себе замок Росс, но наша победа непрочна. Англичане вернутся, чтобы забрать его обратно. Фортитьюд Броуни считает меня виновным в смерти Фелисити, и кто скажет, что в том нет моей вины?
– Она сама распорядилась своей жизнью, – твердо поправила его Пиппа.
– Нет, это случилось из-за меня. Я не стану этого отрицать. Не станет и констебль Броуни.
– Ты не можешь в этом быть уверен. Возможно…
– Ах, оставь, – перебил он ее. – Ты спросила. Ты настаивала. Ты хотела знать. Я тебе ответил.
Она отвернулась, как от удара.
Айдан встал и закончил одеваться. Когда они оба были готовы, он подсадил ее на лошадь. Гнев уже остыл в нем.
Волшебная роща утратила свои колдовские чары.
– Теперь-то ты понимаешь, – грустно улыбнулся Айдан, – почему я держал все свои страхи при себе?
– Да. Хотя тебе и не стоило. – Она поцеловала мужа. – Все, что ты сказал, никак не уменьшило мою любовь к тебе. Наоборот. Хоть это ты можешь понять?
Он взял ее руку и поцеловал.
– Ладно, больше ни слова об этом.
Известие, добравшееся до замка с катастрофической быстротой ранним осенним утром, все же застало Айдана врасплох. Новости привез Донал Ог.
Айдан в своем кабинете учил Пиппу рассчитывать запасы продуктов для замка на зиму. Он знал, что наступит день, когда ей самой придется вести дела, и хотел ее подготовить. С каждым днем она становилась ему все дороже. И хорошела на глазах. Вокруг нее была аура, свечение, она, словно редкий алмаз, излучала собственный свет, неудержимо рвущийся наружу.
Да, свечение. Которого раньше не было. И он считал это маленьким чудом, которое сотворила его, Айдана, любовь.
Он похолодел, когда понял, что приехал Донал Ог.
Айдан поцеловал жену и вышел в комнату для стражи. Какое-то время кузены, ни слова не говоря, смотрели друг на друга. С болью в сердце ирландец прочел в глазах Донала Ога крушение своих надежд.
– Какие новости из Килларни? – спросил он, обхватив себя руками.
– Неважные. – Донал Or оперся спиной о стену. – Фортитьюд Броуни обложил всех непомерным налогом. В назидание за мятеж прошлой весной. И запретил мессы на семь недель.
Айдан выругался:
– Паршивый пес. Вера – единственное, что у этих людей осталось.
Донал Ог заглянул в кабинет. Пиппа сидела за столом, обхватив голову, погруженная в бумаги Айдана. Он кивнул на тропинку, что шла от главной башни на берег озера.
– Значит, дело совсем паршиво, – сказал Айдан, когда они вышли за стену замка.
Донал Ог, этот самый огромный, самый бесстрашный мужчина в Керри, сполз на землю и закрыл руками лицо.
– Это конец, Айдан. Как бы мы ни сражались, они нас разобьют. Их слишком много.
Сердце Айдана забилось чаще. Он никогда не видел своего кузена таким удрученным.