Как он презирал его. С самого начала, когда здесь была только палатка из шкур на берегу Лох-Лина, его отец поставил себе целью превратить будущий замок в памятник сопротивления.
– Ты оставил мне в наследство ненависть, – процедил Айдан сквозь зубы.
Он встал между двумя зубцами стены и посмотрел с головокружительной высоты.
Поднимался кровавый рассвет. Нижние кромки облаков над горами были тяжелыми и несли приближающийся шторм. Но в этот миг небо еще оставалось чистым и только окрашивалось в малиновый цвет. Отсюда он уже мог разглядеть пагубные последствия прихода англичан. Бескрайние поля, какими они были целую вечность, дробились на маленькие наделы и заключались в аккуратные загородки. Церкви стояли пустыми, только ветер резвился в них. Священные места были загажены, священники убиты или загнаны на безлюдные острова в море. Вся жизнь Ирландии развеялась, как пыль на ветру.
Неожиданно, словно перед ним закрылся занавес, он увидел перед собой прекрасное лицо Фелисити так явственно, словно она стояла перед ним. Она умерла, и никто за это не в ответе.
Что чувствовала она, падая с этой высоты?
Наверное, то же, что и он, Айдан, сейчас, – не в силах ничего изменить, он летел навстречу тому, что было ему предначертано.
Он бросил долгий прощальный взгляд на алый восход и понял, что у него всего один выход, а не два.
Пиппа улыбнулась во сне, когда Айдан обнял ее. Она глубоко вздохнула с закрытыми глазами. Запах ветра и озера оставался в волосах Айдана.
Она заставила себя проснуться и увидела, что уже рассвело.
– Где ты был? – спросила она.
– На стене. Смотрел. Думал.
Он потянулся и передал ей чашку холодной воды. Она с благодарностью отпила большой глоток. Затем поставила чашку на место и прижалась к мужу, надавив щекой на теплую впадину на его груди.
– Я тебя люблю, Айдан, – прошептала она.
Он запустил пальцы в ее волосы и целовал ее долго, отчаянно. В такие моменты они пылко любили друг друга, но этот жар наполнял ее странным чувством паники и радости одновременно.
Он не проявлял мягкости в любви, да она и не ждала. Он был настойчивым и не знал усталости, как волны, обрушивающиеся на скалы на морском берегу. Его любовь напоминала бурю первобытных страстей, а она жаждала их, требуя их все, без остатка. Ничего не откладывая на потом, никаких скидок на женскую слабость. Ее не надо оберегать!
Первобытная сила и грубая красота были в его действиях. Он полностью овладел ее телом. Его губы и руки находили ее нестерпимо чувствительные места. Его возбуждение, казалось, заполняло все пространство комнаты.
Он без устали поглаживал ее, а его губы и язык доводили ее до исступления, пока она не вскрикнула, первой взмолившись о пощаде, но, отдышавшись, опять просила продолжения.
Когда наконец он оседлал ее, солнце уже полностью взошло и его лучи освещали фигуру Айдана, играя в его всклокоченных длинных волосах и подчеркивая охваченное отчаянной страстью лицо.
– Еще, да, сейчас, – говорила она, дугой приподнимаясь под ним и прижимаясь к нему, теряя голову, захваченная его страстным порывом.
Они сближались и отстранялись друг от друга, любовники-враги в своей любовной битве, которая не знала спасительной капитуляции ни для одного из них. Он опустил голову и поцеловал ее в шею, затем поцеловал ниже и дольше, осторожно покусывая. Это заставило ее отстраненно посмотреть на него. Она с удивлением почувствовала, что он словно хотел оставить на ней следы своей страсти. Словно хотел навсегда запечатлеть свое присутствие в ее жизни.
Но она не воспротивилась этому, получая первобытное удовольствие, и прошептала ему, что ей это нравится. В своем чувственном наслаждении она взбиралась все выше и выше, как перышко на ветру, и каждый раз думала, что он остановится, но он продолжал, и вот ей уже страшно было посмотреть вниз с той высоты, на которую она вознеслась. Упадешь – не подняться.
Но это не имело значения. Она посмотрела ему в глаза и увидела, как пылает там преданность ей, которая никогда не исчезнет, и страхи покинули ее.
Она выкрикнула его имя и доверилась судьбе.
Падали они долго, но на большой скорости. Все закончилось странной темно-красной тьмой. Как она поняла позднее, просто слишком сильно зажмурила глаза.
– Ой, Айдан. – Она почти не слышала своего голоса.
– Да, любимая. – Его голос тоже звучал странно.
– А мне-то казалось, что после того, как мы столько раз были близки, ты показал мне все.
– А теперь? – Голос его повеселел.
– Я ошиблась. Каждый раз ты демонстрируешь что-то новое.
Он прижался губами к ее губам, нежно и страстно.
– Тебе это не нравится?
– Что ты!
Хотя она должна была признать, что в ней зародилось ощущение, будто в их отношениях что-то переменилось.
– Я люблю тебя. Часть меня принадлежит тебе в такие мгновения, как эти. Но…
– Ты о чем? – Его взгляд буравил ее.
– Пустяки. Не обращай внимания.
– Скажи, в чем дело?
Она сомневалась, стараясь отогнать мысли. И все-таки заставила себя сказать.
– Ты любил меня сейчас как в последний раз.
Ирландия гораздо красивее, чем я себе представляла. Сообщения, поступавшие к нам в Лондоне, касались только сожженных полей, дико визжащих разбойников в боевой раскраске, голодных крестьян, взявшихся за оружие.
Возможно, мне просто очень повезло, но мы видели только голубовато-зеленые долины, скалы, похожие на крепости, голубые сапфиры озер и изумрудные горы. Ирландия – место, где нежданное становится обыденным, и я думаю, это место подходит для того, к чему я так стремлюсь, ничуть не хуже других.
Хотя Оливер умолял меня оставаться в Англии и ждать от него известий, я настояла на своем приезде. Графиня оказалась удачной компаньонкой в поездке и, как могла, старалась подготовить меня к предстоящим событиям.
Да, она сделала все, что могла.
Но может ли мать по-настоящему быть готова к встрече лицом к лицу с дочерью, которую потеряла двадцать два года назад и считала умершей?
Глава 15
– Мне совсем не просто сказать тебе это.
После завтрака Айдан привел жену в самое красивое место у замка Росс. То был парк на берегу озера, заброшенный, с розами и тростником, утками и крачками, быстро снующими по заросшей водорослями воде.
Пиппа подняла на него глаза с нежной ленивой улыбкой здоровой женщины, которая знает, что горячо любима, и которую перед рассветом разбудили поцелуем, о чем она явно не сожалела.
– Что такое, любовь моя?
Она нагнулась, сорвала цветок и воткнула его в волосы.
Он не решался начать разговор, разглядывая Пиппу как будто в последний раз, пока она его еще любила. После всего, что он ей скажет, ничто уже не останется прежним. Это напоминало взгляд в будущее, когда знаешь, что ничего уже не повторится. Все, открытость сердца и безоглядное обожание, исчезнет в несколько секунд. Он тянул время из чувства самосохранения, согревая и теша себя ее близостью.
Когда же он заметил, что она внимательно смотрит на него, он вынужден был признаться себе, что между ними существует невидимая связь, начертанная роком.
– Айдан? – Она слегка наклонила светлую голову. – Почему ты так странно смотришь на меня?
