– У меня есть новости, касающиеся твоей семьи, – ответил он.
– Ты – моя семья. – Она одарила его обезоруживающей улыбкой.
– Я имею в виду ту семью, что ты разыскивала. Признаки душевной боли отразились в ее глазах.
Он понял, что она отгораживается от его слов.
– Мне нужен только ты, – заверила она.
– Но именно поиски самой себя и привели тебя ко мне. Когда-то давно ты попросила меня помочь узнать, как случилось, что тебя потеряли, когда ты была совсем крохой.
Она побледнела:
– И что тебе удалось узнать?
Всем своим существом он вдруг остро осознал красоту мира: холодные облака, голубизну озера и утренний свет, что позолотил ее волосы.
– Теперь я уверен, что ты леди Филиппа де Лэйси, – выдавил он. – Дочь Оливера и Ларк де Лэйси, графа и графини Вимберлийских.
Пиппа оставалась неподвижна. Несколько минут прошло в полной тишине, и он испугался, что она не слышала его.
– Филиппа де Лэйси, – наконец повторила она глухим, тихим голосом.
– Да, любовь моя.
– Мои родители – граф и графиня Вимберлийские.
– Да-а.
– И Ричард?
– Твой младший брат.
Теперь, когда правда стала известна ему, он не понимал, как их внешнее сходство раньше не бросилось ему в глаза. Он же видел, что Ричард де Лэйси – золотой мальчик с ангельской улыбкой, вечно смеющимися глазами и глубоким, неожиданным при такой внешности умом. Донал Ог оказался прав. Пиппа, а теперь она для него Филиппа, была одно лицо с Ричардом, только женское.
– Как тебе удалось это узнать?
– Все началось с твоей броши. После того как ты впервые показала мне эту вещицу, я переписал с нее все знаки, что были на обороте. С помощью графини я выяснил, что надпись сделана на кириллице. Слова были написаны по-русски. Это слова «Кровь, клятва и честь». Семейный девиз.
Он провел рукой по волосам. Так много времени прошло с того открытия.
– Неправда! – задохнулась Пиппа.
– Это те же слова, что сказала тебе цыганка.
– Почему ты решил, что это девиз де Лэйси? – спросила она уже немного окрепшим голосом.
– Такую же брошь я увидел на портрете леди де Лэйси. Портрет был написан двадцать пять лет тому назад. Только на броши были рубин и двенадцать жемчужин, как ты мне и рассказывала. – Он прервался, сделал шаг, но заставил себя остаться на месте и продолжил: – Графиня выяснила, что лорд и леди Вимберлийские потеряли дочь, своего первого ребенка, во время шторма на море. Они считали ее погибшей.
– Когда ты это узнал?
– В тот день, когда меня арестовали и посадили в Тауэр.
– Ты знал это столько времени? – Голос ее зазвенел от изумления. – Какого же дьявола ты мне ничего не сказал? – Она прижала руки к себе, чтобы скрыть, что они дрожат.
– Пиппа…
– Конечно, ты ничего мне не сказал, – продолжила она мертвенным голосом. – И о своей жене ты тоже не сказал. Не мог себе позволить. Я нужна была тебе, чтобы помочь бежать из лондонского Тауэра. И поэтому надо было удержать меня в безвольной рабской преданности.
Эти ее тихие слова поразили его с силой молнии. Айдан спокойно и безропотно принял удар, как раскаявшийся преступник безропотно переносит жар таврового клейма.
– Ты права, я заслужил эти слова. Но поверь. Я берег тебя. Хотел удостовериться, что ты не станешь жертвой пустых надежд. Хотел понять, примут ли де Лэйси тебя, не обвинят ли в обмане.
– Ведь после того, как помогла тебе бежать, я оказалась вне закона и не могла рассчитывать на возвращение в Англию.
– И это правда, – признался он.
– По твоей вине, между прочим.
– Ты права, Пиппа…
– Нет! – Она впервые кричала на него. – Не хочу больше извинений. Ты знал и ничего не сказал мне.
– Прости, любимая, я только хотел уберечь тебя от удара.
– Как странно. – Она горько улыбнулась. – Я никогда так не страдала, как после встречи с тобой. Признайся, почему ты вдруг решил рассказать мне об этом?
Было что-то символичное в том, что одновременно с этими ее словами солнце заволокли тучи, превратив утро в желто-серую мглу.
– Они хотят видеть тебя, – сказал он.
Он вынужден был признать, что Ларк и Оливер оказались добрыми и любящими родителями, совсем как их описала графиня.
– Они в Килларни, ждут встречи с тобой.
– Мои родители приехали за мной? – Она вздрогнула.
– Да, любимая.
– Они считали меня мертвой, а теперь хотят видеть. Посмотреть, достойна ли я их. Посмотреть, насколько голубая моя кровь.
Он сделал шаг вперед, чтобы успокоить ее, и положил руки ей на плечи. Она отскочила, застонав, как раненый зверь.
Его предчувствие оправдывалось. Оглашение правды разрушало ее любовь. Оставался один- единственный шаг, чтобы совсем порвать все связи с ней.
– Я считаю, что ты должна поехать к ним.
Пиппа вскинула голову и судорожно вдохнула воздух. Да, это был смертельный удар. Ножом в сердце. Ее любовь к нему умирала у него на глазах.
– Дорогая, – начал он свое объяснение. – Оливер де Лэйси привез огромную армию, способную насадить на клинки весь Керри. Я вынужден пойти на соглашение с ним.
– И я – одно из условий сделки?
– Он не так дерзок, чтобы ставить подобное условие. Но Пиппа, конечно, не хуже Айдана понимала, что это одно из высказанных Оливером де Лэйси вслух условий.
– Ты выполнишь мою просьбу? – спросила она холодно и едва слышно.
– Да, любовь моя.
Она вздрогнула от звука его ласкового голоса.
– Не мог бы ты уйти? И не попадаться мне сегодня на глаза?
Он еще некоторое время смотрел на нее. Она еще оставалась для него прежней, его любимой золотоволосой Пиппой, но что-то переменилось в ней. Погас внутренний огонь в ее глазах. Она выглядела опустошенной. Прекрасный корабль без команды и парусов.
– Прощай, любимая, – бросил он, повернулся и пошел прочь.
– Теперь-то я точно начинаю верить, что еще никто не умер от разбитого сердца.
В тот же день, спустя несколько часов, Пиппа отправилась в Иннисфален, искать утешения и мудрости у Ревелина.
Он протянул ей льняной платок, чтобы она вытерла слезы и высморкалась. Более дюжины таких платков уже валялись у ее ног в саду монастырской церкви.
– Почему ты так говоришь, дитя мое? – спросил Ревелин.
– Я несколько раз пыталась умереть от разбитого сердца, и каждый раз мне приходилось с этим жить.
– Это означает только, что тебе не суждено было тогда умереть, – объяснил священник. – Тебе было
